Безответственность Фельштинского дошла до того, что он в сюжет о перевороте "для полноты картины", как он пишет, включил без каких-либо комментариев перепечатку из "Руля", содержащую сообщение о том, что Ленин в июне 1922 г был "отравлен в поезде во время поездки на Кавказский курорт, а его труп был выброшен из поезда при пересечении моста через реку Дон, под Ростовом" (с 42) Вовсе не для "полноты картины" потребовалась Фельш-тинскому явная фальшь, а для придания еще большей сенсационности "научному" опусу, опровергать который нет даже необходимости. Ленин никогда не был на Минводах, никогда не путешествовал по Кавказу, и, естественно, никакого "трупа" не было

Еще более фантастической выглядит приведенная автором тут же заметка из "Associated Press", о том что некий член Исполкома II! Интернационала является сообщником убийства Ленина и выступает в роли Советского Премьера Фельштинский по этому поводу лишь стыдливо оговаривается "Правдоподобного в этой истории было мало" Но уже через несколько строк замечает "Сущность эксцентрической заметки, однако, абсурдной не была" И все! Понимай, как хочешь Круг, как говорят, замкнулся

Подведу общий итог В политической биографии Ленина, как и многих других вождей, имелись и, вероятно, имеются до сих пор тайны Некоторые из них не разгаданы и не объяснены Но вместе с тем ясно, что этот харизматический лидер не был заложником истории, а являлся ее творцом Предложенная же Фельштинский история "тайны смерти" Ленина, построенная, как я пытался показать, на недостоверных и частично сфальсифицированных фактах, оказалась мыльным пузырем, лопнувшим при соприкосновении с действительно мученической смертью Ленина.

А И Зевелев,

доктор исторических наук, профессор

Мой ответ А. И. Зевелеву

Из заметки А И Зевелева, профессора, доктора исторических наук, обосновавшегося в России, с очевидностью следует, что он не читал моих основных работ Абсолютно недопустимой и некорректной, противоречащей научным нормам, следует назвать критику Зевелевым моих исторических концепций без цитирования моих книг "Большевики и левые эсеры Октябрь 1917-- июль 1918" (ИМКА-Пресс, Париж 1985) и "Крушение мировой революции Брестский мир Октябрь 1917--ноябрь 1918" (Терра М 1992)

Я не берусь судить о том, сколько ошибок сделано в статье в "Известиях" от 14 августа 1998 г, написанной не мною, а, как справедливо указывает Зевелев, Г Поповым. Я готов к дискуссии по вопросу об организации Дзержинским и его сотрудниками заговора с целью убийства германского посла графа Мирбаха 6 июля 1918 г и о разгроме большевиками 6--7 июля партии левых эсеров Я готов провести эту дискуссию на страницах любого журнала, за любым круглым столом, Но с условием, что она будет проводиться профессором Зевелевым не на том младенческом уровне, когда он ограничивается чтением статьи Попова Критиковать авторов через чужие статьи позволяла себе лишь сталинская историография

В январе 1999 г меня попросили высказать мнение по вопросу о российско-белорусском союзе Я его высказал в "Независимой газете" Я утверждал и утверждаю, что это мертворожденное уродливое детище, не решающее ни одного из существующих вопросов, стоящих перед Россией и Беларусью, а только создающее новые, не осознаваемые сегодня народами двух государств проблемы, от геополитических до конституционных В частности, создание нового государства может означать отсрочку президентских выборов в России

Само название ответной статьи Зевелева "Непрошенный советчик" --указывало на дискриминационный характер его подхода ко всему тому, что я делаю Для Зевелева я прежде всего идеологический враг, иностранный ученый (с учетом антиамериканской истерии в России из-за военной кампании НАТО против режима Милошевича можно было бы добавить ученый страны -- члена НАТО) Считать аргументом в споре со мною паспорт в моем кармане-- прием столь же недостойный, как и указание на ту или иную национальность автора Я слишком многое сделал для историографии России, чтобы люди, подобные Зевелеву, безнаказанно имели право называть мои советы "непрошенными"

В 1978 г с третьего курса исторического факультета, я уехал из России, так как не в состоянии был выносить ежедневную ложь, которой кормили меня Зевелев и ему подобные Это были не "около 10 ошибок" статьи Г Попова, и даже не "около ста" Это была ложь, уродовавшая наши жизни, калечившая наши души, мешающая нам думать, понимать, анализировать Десятки тысяч страниц, потоки информации, безликие книги по советской истории, в которых, если вырвать титульные листы не отличишь одного автора от другого И ни слова правды. Если я и "обосновался" в США, то только для того, чтобы заниматься историей своей страны не под диктовку Зевелева, чтобы быть свободным человеком, писать и говорить то, что думаю Но никогда, ни в эмиграции, ни позже, в России, когда мои книги выходили стотысячными тиражами, я не позволял себе сводить счеты с советскими историками, хотя ох как легко и просто это было сделать, пользуясь их абсолютной растерянностью в горбачевские и ельцинские годы.

Когда самые первые из них (из вас, господин Зевелев) приезжали в Стенфорд или Гарвард, никто не слышал от меня ни одного упрека Любой мог рассчитывать на мою поддержку Не будем называть имен Те, кому я помогал, это помнят

Мы вместе прошли через этап Тяжелый этап в нашей жизни По разные стороны океанов мы делали то, что считали нужным Не мне вас судить И первым я бы не бросил камень в Зевелева

Сменилась эпоха Сменялись правительства Пришел 1991-й Прошел 1993-й Я хотел бы, чтобы в эти слова вчитались все те, кому дорога наша история, кто относит себя к историкам России Я хотел бы, чтобы эти слова услышал и осознал профессор Зевелев, хотя мы принадлежим к разным поколениям, и я далек от мысли, что та или иная моя статья или десяток аналогичных других в чем-то убедят этого человека мы победили Мы -- это те, кто боролся с господством коммунистической идеологии в мире, в России, в истории. И никогда-- слышите, господин Зевелев, -- никогда мы не допустим возврата к власти коммунистов и подчинения историографии партийным интересам узкого круга лиц. Никогда больше в истории не будет монопольного хозяйничания одной партии. Не мечтайте об этом. Очнитесь. Вы живете уже в другом мире. В этом мире господствуем мы. Пришло наше время.