Сделав это отступление, я хотел бы вернуться к статье Зевелева и объяснить, почему у журнала "Вопросы истории" такой автор, как я, не вызывает настороженности, несмотря на резкость моих концепций и их принципиальное отличие от всего того, к чему привык бывший советский (нынешний российский) читатель
История -- уровень приближения к истине Плохой историк всегда неизмеримо далек от заветной цели Хороший-- ощутимо близок Но никому из нас не дано описать историю во всей ее полноте, красоте и уродливости Эта задача--нечеловеческая Историк перед собой таких задач ставить не должен Я старался и стараюсь быть первопроходцем Я разрабатывал крупнейшие западные архивы по русской истории Впервые на русском языке опубликовал сборник советско-германских документов 1939--1941 годов Впервые-- полное собрание речей П А Столыпина в Государственной думе и Государственном совете, десяток томов архивов Троцкого, несколько монографий Общий тираж моих книг превышает полтора миллиона В 1993 г защитил докторскую диссертацию в Институте истории РАН Против моей защиты в те дни выступила "Правда", опубликовавшая на первой странице статью "Что защищал Ю Фельштинский?" Чтобы совсем огорчить Зевелева, добавлю, что в России докторская степень (не "почетная", а реальная) была присуждена иностранному гражданину впервые Мое сотрудничество с "Вопросами истории" началось в 1991 году Почему же после всего этого в 1999-м я должен "вызывать настороженность"?
Все предпосылки статьи Зевелева необъективны и ложны. Даже та, что я "не поставил в известность" редакцию "Вопросов истории" о том, что сокращенный вариант статьи "Тайна смерти Ленина" публиковался в нью-йоркском "Новом журнале".
В интервью газете "Коммерсантъ", которое проводили по телефону, журналист перепутал Стенфордский университет с Калифорнийским университетом в Беркли и написал от моего имени, что единственный экземпляр газеты "Руль" хранится в Беркли. Это была досадная ошибка, которую я обнаружил после выхода газеты. Только болезненное воображение заставляет Зевелева предполагать, что я "намеренно путаю читателя", не сообщая, что газета хранится в Стенфордском университете и утверждая, будто в архиве в Беркли хранится письмо Л. П. Серебрякова об участии Дзержинского в заговоре против Ленина. (В статье в "Вопросах истории" четко написано, что письмо опубликовано в "Руле" со ссылкой на "Times")
Поскольку то что я пишу, основано на источниках, Зевелев пытается внушить, прежде всего самому себе, что источники, на которые я опираюсь, в общепризнанном смысле вообще не могут считаться источниками. Поразительно, что в 1999 г нам предлагают вернуться даже не в брежневские, а буквально в сталинские времена, когда к самим источникам применяется классический классовый подход.
Я не использовал "Второй (Ленинский) фонд бывшего ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС", "130-й фонд Совнаркома РСФСР", "доступные материалы президентского архива" (Все остальные историки разумеется, проштудировали эти небольшие фонды, на которые нужно положить жизнь не одному человеку, а вот я, двоечник, проигнорировал столь важные материалы) Использовал "лишь ради фона" некоторые труды Ленина и Троцкого Не использовал книгу Е Н Городецкого и Ю П Шарапова "Свердлов" (серия ЖЗЛ М 1971) и другие столь же яркие и правдивые произведения советских историков Если бы я это сделал, то, по мнению Зевелева, наверняка смог бы написать стотысячную аморфную книгу о Ленине для серии ЖЗЛ брежневских лет
Однако вместо этого я дерзнул использовать "газету правокадетского направления" "Руль" (в 1999 г мурашки по коже должны пробежать от такой наглости использовать правокадетскую газету!) Я использовал очень не выгодные для Зевелева воспоминания секретарей Ленина Л Фотие-вой и А Володичевой Поэтому Зевелев сообщает, что Володичева в воспоминаниях "путалась" и "далеко не все честно передавала" (в отличие, видимо, от всех остальных членов партии, никогда в своих воспоминаниях не путавшихся и всегда все честно передававших) И что совсем возмутительно я использовал многочисленную мемуарную литературу, изданную на иностранных языках за границей В отличие от замечательных советских мемуаров о жизни не менее замечательных людей, безупречно честных и внушающих Зевелеву абсолютное доверие (кроме невыгодных кусков из Фотиевой и Володичевой), зарубежная мемуаристика наводит критически мыслящего Зевелева на "ряд сомнений", и эти сомнения столь серьезны, что мне советуют использовать очевидно более правдивую книгу академика медицины Ю М Лопухина (М 1977), в которой честный ученый в самый разгар брежневского мракобесия рассказывает нам о смерти Ленина абсолютную правду, опираясь на документы, сфабрикованные еще в 1924 году
Познания лениноведа Зевелева в этой части биографии Ленина столь велики, что русского врача Ф А Гетье он называет "зарубежным коллегой Готье" А основной его аргумент против возможного устранения Ленина Сталиным "Сталин начала 1924 года-- это еще не Сталин 30-х годов" Естественно, ему еще есть с кем бороться В 1924 г умирает Ленин (я утверждаю, что его отравили) В августе 1925 г во время командировки в США тонет заместитель Троцкого Э М Склянский, фактический руководитель Красной Армии (осмелюсь предположить, что его утопили) В августе того же года во время операции умирает М Фрунзе (тут я не одинок в мысли, что его зарезали) В 1926-м внезапно умирает Дзержинский Опубликованная стенограмма заседания 1937 г дает все основания предполагать, что его убрали В 1927-м уничтожают левую оппозицию Тут уже даже слепой увидит, что пахнет кровью Это уже Сталин 30-х годов Оппозиционеров исключают из партии, арестовывают или ссылают Дело Рютина, расстрел Блюмкина-- это тоже Сталин 30-х годов Хочется верить, что мы уже переросли тот период своего инфантильного развития, когда все негативные моменты советской истории начинались 1 декабря 1934 г, а кончались непременно в день известной речи Хрущева на XX съезде партии На доперестроечном уровне умственного развития у нас, надеюсь, остался только профессор Зевелев