— Полседьмого, — произнес Стивен, одним глазом глянув на высокие напольные часы мастера Томпиона, — у меня еще есть время навестить миссис Броуд. — И попросил посыльного: — Бен, прошу сберечь этот портфель, пока я не вернусь, и не позволь мне отправиться к сэру Джозефу без него. — А потом обратился к кучеру: — Ты знаешь, как проехать к «Грейпс», что в вольном округе Савой?

— Это к гостинице, что сгорела дотла, а теперь её заново отстраивают?

— Той самой.

Если бы стоял туман, как это часто бывает около реки, или если бы успело стемнеть чуть сильнее, то «Грейпс», конечно же, был бы той же самой гостиницей, поскольку её заново отстроили без малейших изменений, и Стивен мог бы вслепую пройти в свою комнату, но свежий кирпич еще не успел приобрести привычный лондонский тусклый цвет, а незастекленные окна верхнего этажа придавали месту зловещий вид, которого оно точно не заслуживало, но когда Мэтьюрин вошел в холл, то ощутил себя дома.

Здесь всё обычно сияло безукоризненной чистотой, и если убрать запах свежей штукатурки, то отличия и не сыскать. Это гостиница, которую он так хорошо знал — здесь он годами арендовал комнату — спокойная гостиница, подходящая Королевскому обществу, энтомологам, другим ученым сообществам, и чью домовладелицу он особенно ценил.

Хотя в этот момент его доброе расположение к миссис Броуд слегка поколебалось от звука её голоса несколькими этажами выше, пронзительно и страстно кого-то обличающего.

Мэтьюрин всегда с трудом выносил бранящихся, и теперь он стоял, сложив руки за спиной и склонив голову, на лице застыло несчастное выражение. Такой же эффект брань оказала и на двух стекольщиков, спускающихся теперь по лестнице, а их преследовал поток ругани.

— Да, мэм. Конечно, мэм. Именно так, мэм, не подведем.

В дверном проеме стекольщики натянули шляпы, обменялись вымученными взглядами, и молча поспешили прочь.

Было слышно, как миссис спускалась и ворчала:

— Проклятые ленивые кобели, радикалы, якобинцы, огрызки, мерзавцы. — А когда она спустилась в холл, голос стал почти нормальным. — Нет, сэр, вас невозможно обслужить. Гостиница еще не открылась и, похоже, никогда не откроется с такими-то ужасными негодяями. Боже, это же доктор! Господь с вами, сэр, прошу, садитесь.

Обычно доброжелательное лицо хозяйки просияло, как будто солнце выглянуло из-за лиловой тучи, и она указала короткой пухлой рукой в сторону кресла.

— Так вы в городе, сэр? Мы читали о вас в газетах, а еще повсюду листовки, а еще транспарант в окне у Гослингов, Господи, такое свершение! Надеюсь, никого не ранило, а как там наш дорогой капитан? Я могу вопить от недовольства — эти недотёпы обещали окна наверху и для вашей комнаты еще три недели назад, и вот вы уже здесь, а окон всё еще нет, дождь приближается и испортит полы, что девочки натерли до блеска. Уже одного этого достаточно, чтобы женщина расплакалась. Но вот вы здесь, и без багажа. Что мне вам принести, сэр, чтобы выпить за процветание нового «Грейпс»?

— Да благословит небо этот дом и его хозяйку, миссис Броуд, — провозгласил Стивен, — я с радостью выпью глоточек виски.

Миссис Броуд вернулась уже успокоившись, с бокалами и пирогом на подносе и черносмородиновой настойкой для себя (у нее слегка болело горло). Под мышкой она держала пакет, обернутый папиросной бумагой. Когда они сели у камина и Стивен выпил бенедиктин, миссис Броуд очень осторожно спросила, есть ли у него какие-то новости с севера.

Она и Диана старались, чтобы Стивен оставался здоров, накормлен, одет в чистое и выглаженное бельё в соответствии со своим статусом, и в ходе этой затянувшейся и, в основном, безуспешной кампании они подружились: понравились друг другу с самого начала.

Миссис Броуд прекрасно знала, как обстоят дела между доктором и миссис Мэтьюрин, но негласно придерживалась выдумки, будто Диана отправилась на север, чтобы поправить здоровье, пока Стивен мотается по морям.

— Никаких, — ответил Стивен, — но может так оказаться, что я сам вскоре буду в тех краях.

— Я слышала кое-что на Благовещение. Джентльмен из миссии принес мне вот это, — миссис Броуд развернула обертку, показав шведскую куклу в меховой мантилье, — а в сопровождающей её записке мне велено передать доктору, что для вас заказан водонепроницаемый плащ у Свейтона, Диана раньше забыла об этом упомянуть. Его должны сделать как-то по-особому, но сейчас он должен быть уже готов. Мантилья из настоящего соболя, — добавила хозяйка, гладя куклу по одежде и ярко-соломенным волосам.

— Неужели? — спросил Стивен, вставая, чтобы выглянуть в боковое окно на улицу, — и вправду соболь?

Насколько же мудрее было бы полностью порвать с Дианой, вместо того чтобы ходить вокруг да около с её невероятно большим бриллиантом в кармане, держа его в качестве талисмана. Вся сущность Стивена вздрагивала при звуке её имени: в своё время он ампутировал кучу конечностей, и далеко не в фигуральном смысле. На тротуаре с другой стороны улицы он увидел своего старого знакомца — дворнягу мясника, сидящую в дверном проёме и с неистощимым собачьим упорством скребущую себя лапой за ухом.

Мэтьюрин взял кусок пирога и вышел на улицу. Собака застыла с лапой за ухом, близоруко вглядываясь вправо-влево и морща нос, увидела его и, пригнув голову и виляя хвостом, подошла. Стивен погладил задранную к нему голову, с сожалением отметив старческую пелену на глазах, похлопал собаку по упитанным пятнистым бокам и предложил кусок пирога.

Дворняга осторожно взяла его за краешек, и они расстались: собака побрела обратно в лавку, где, настороженно оглядевшись, положила нетронутый пирог рядом с грудой мусора и неподвижно улеглась, а Стивен вернулся в «Грейпс».

— Что касается моей комнаты, миссис Броуд, то не вините себя. Я пришел сюда не ради себя, а из-за моего слуги Падина. Его завтра прооперируют в больнице имени Гая — трудное и сложное удаление зуба, и мне бы не хотелось, чтобы он лежал потом в общей комнате. У вас же есть комната внизу, я уверен.

— Удаление зуба, ох, бедняжка. Конечно, сейчас у меня есть готовая комнатка под вашей, или можно Деб поселить к Люси, что даже лучше, поскольку ее комната хорошо проветривается.

— Он хороший малый, миссис Броуд, родом из графства Клэр в Ирландии. Он плохо говорит на английском, и даже в этой малости жутко запинается, так что требуется пять минут, чтобы из него вылезло хоть слово, да и то зачастую неправильное. Но нетребователен как ягненок и абсолютный трезвенник. А теперь мне пора, поскольку у меня встреча в дальней части парка.

Дорога Стивена пролегала через оживленный Стрэнд и еще более оживленный Чаринг-Кросс, где на слиянии трех энергичных транспортных потоков упала ломовая лошадь, вызвав затор в движении карет, телег и экипажей. Вокруг них всадники, паланкины и легкие повозки пытались пробиться среди пешеходов, а возчик неподвижно сидел на голове упавшей лошади, ожидая пока его сынишка распутает упряжь.

Стивен медленно брел сквозь эту добродушную толпу — те, кто был ближе к лошади и мальчишке, давали ему шутливые советы. Толпу крайне разношерстную, сильно разбавленную мундирами (в основном красными), живительную реку жизни — особенно для тех, кто недавно сошел с корабля. Люди пихались и толкались, и Стивен не без облегчения свернул в парк и направился в «Блейкс» за портфелем, а потом на Шефердс-маркет, где в неприметном доме с зелёной дверью, двойным факелогасителем и дверным молотком в форме начищенного до золотого блеска дельфина жил сэр Джозеф.

Мэтьюрин протянул руку к хвосту великолепного создания, но прежде чем успел его коснуться, дверь распахнулась, явив улыбающегося сэра Джозефа, и тот поприветствовал Стивена. Круглое бледное лицо друга сияло такой радостью, на которую большинство коллег считали его неспособным.

— Добро пожаловать, добро пожаловать домой, — вскричал Блейн, — я наблюдал за вашим приближением из окна гостиной, — проходите же, мой дорогой Мэтьюрин, проходите.

Он повел его наверх, в библиотеку, самую уютную комнату в доме, заставленную книгами и стеллажами с насекомыми, и усадил в мягкое кресло у камина, а сам расположился в соседнем, взирая на гостя все с той же доброжелательностью, пока вопрос Стивена «какие новости о Рэе и Ледварде?» не стер это выражение с его лица.