— Их видели в Париже. Мне стыдно признать, что они ускользнули. Вы можете сказать, что, имея все службы наготове, мы просто жалкое сборище глупышей, раз позволили им ускользнуть. Я не могу не признать, что наше первое действие — у клуба «Баттонc» провалилось самым ужасным образом. Но вот вы здесь: когда речь идет о взаимодействии всех служб, возникает масса возможностей, помимо обычной глупости.

Стивен на мгновение взглянул на Блейна: он хорошо знал своего шефа, чтобы понять — тот хочет сообщить не только о своей неуверенности в осмотрительности и компетентности некоторых разведывательных служб, действующих в королевстве, но также и о своей убежденности, что у Ледварда и Рэя был по меньшей мере один очень высокопоставленный коллега и покровитель где-то в правительстве. Принимая как данность, что они это понимают, Стивен только заметил:

— Но, полагаю, вы теперь хотя бы снова хозяин в собственном доме?

— Надеюсь на это, — сэр Джозеф улыбнулся, — но сама служба, как вы и сами знаете, находится в полуразрушенном состоянии, мне нужно создавать её заново. И опять-таки, хотя мои позиции в Адмиралтействе сильнее, чем раньше, некоторые мои партнеры и корреспонденты совершенно не радуют и... я, конечно же, сейчас не предложу вам на рассмотрение никакой тайной миссии. В любом случае, ваши замечания о возможностях в Южной Америке будут намного более ценными.

— Я задаю эти вопросы отчасти оттого, что они меня напрямую интересуют, но также и потому, что они напрямую влияют на восстановление капитана Обри.

— «Счастливчика» Джека Обри, — уточнил Блейн, удовлетворенно улыбаясь. — Господи, кому-нибудь вообще улыбалась такая удача? Как там поживает бедняга?

— Отдыхает в кругу семьи. Счастлив во всем, что касается его кармана, но, как вы знаете, это для него почти ничего не значит по сравнению с восстановлением в капитанском списке.

— Что касается формальной стороны процесса, то, разумеется, это невозможно начать, пока суд не приговорит Рэя и Ледварда и не оправдает Обри в том, чего он никогда не делал, пока не отменят обвинительный приговор. Есть и неформальная сторона, конечно, и что касается этого, у него есть моя абсолютная поддержка, но когда доходит до покровительства, моя поддержка мало что значит, а в таком деле и вовсе равна нулю. У Обри есть другие покровители, некоторые намного более влиятельные, но некоторые, например, герцог Кларенс и парочка адмиралов-вигов, могут нанести ему скорее вред, чем принести пользу. На флоте считают, да и публика тоже, что с Обри обошлись крайне несправедливо. Радость от его последнего успеха — яркое тому подтверждение. Между прочим, вы знаете, что комитет не примет его выход из клуба?

— Не знал. Но скажите, разве этот последний успех не возымеет эффект, разве не поможет изменить официальное мнение? Он же достаточно впечатляющий, вы сами это подтвердили.

— Изменить? Конечно же, нет. Успешные операции приватира для официального мнения не имеют национального значения — это же не королевский военный флот. Нет. Произошла чудовищная ошибка, все это знают, и когда теперешнее поколение чиновников сгинет лет через двадцать, и, разумеется, сегодняшний кабинет министров, то, может, тогда и сделают какой-то жест. Но пока Рэя невозможно привести в суд, а если и было бы возможно, то правительству это причинило бы невыразимые неудобства. Могу добавить, что если вся эта серия скандалов вскроется, так что позор нельзя будет переложить на другие плечи, то единственным способом сохранить официальное лицо будет совершить деяние государственного значения, важность которого может оправдать королевское помилование, пересмотр дела или восстановление. Если бы, например, капитан Обри вступил в схватку с кораблем французского или американского флота примерно равного ему по силе и захватил бы его или ухитрился сильно повредить, или всё сразу, то, вероятно, его могли бы восстановить в течение года или около того, а не, скажем, при следующей коронации или через одну. И никак иначе, поскольку, как я сказал, или имел в виду, приватирство — само по себе награда. И, Господи, какая награда в его случае! С сегодняшней ценой на ртуть, Мэтьюрин, он, должно быть, один из самых богатых моряков, и это уже не говоря о прочей добыче. Но этого у него не отнять, надо отдать ему должное. Я слышал, что вест-индские торговцы в знак признательности за захват «Спартана» намерены подарить ему обеденный серебряный сервиз.

— Несомненно, он может никогда уже не опасаться долговой тюрьмы, — согласился Стивен, — более того, когда он приехал домой, то узнал, что апелляционный суд разрешил весьма тяжкое дело, Бог знает на какую сумму, в его пользу. Это дело долгие годы висело над ним, его наследниками и правопреемниками, как гнусный бандит, еще с тех пор как...

— Господь всемогущий, какой же успех! — повторил сэр Джозеф, глядя в огонь. — На всем флоте говорят, по всему городу говорят — «Счастливчик» Джек Обри отправился в пробное плавание в «пустые» времена, когда на протяжении месяцев не захватывали ничего крупнее прибрежных хоу, шасс-маре или датских ботов, и вернулся с семью огромными жирными призами на хвосте, а ценнейший груз восьмого чуть ли не вываливался у него из трюма. Ха-ха-ха! Как же приятно думать о таком. — Блейн еще немного поразмышлял о сказанном, негромко хохотнул и продолжил: — Скажите, Мэтьюрин, как вам удалось убедить эти призы отплыть из Орты?

— Я, как обычно, допрашивал франкоговорящих пленных, — объяснил Стивен. — И узнав, что один из них — сигнальный старшина «Спартана», отвел его в сторонку. А потом объяснил, что если он сообщит мне условный флажный сигнал — как вы знаете, Орта находится в глубине длинного и сложного для навигации залива, очевидно, им пришлось бы общаться с расстояния — то получит свободу и вознаграждение, а иначе ему придется терпеть последствия своего отказа. Их я не уточнил. Старшина рассмеялся и заверил, что всегда рад помочь и заработать на ровном месте и со спокойной совестью, потому что сигнал — всего лишь старый добрый «Синий Питер» и выстрел в наветренную сторону. Мы бы и сами попробовали их в первую очередь. Так оно и вышло: шхуна держалась почти против ветра, подняла этот самый флаг, выстрелила из пушки, и призы начали выходить из бухты со всей возможной скоростью.

— Должно быть, это здорово порадовало ваши сердца! — рассмеялся Блейн.

— Радости хватало, но достаточно ненавязчивой — из боязни несчастливого слова, взгляда или жеста. Дело висело на волоске — настолько рискованное и грозящее провалиться, лед под нашими ногами оказался крайне тонким. Каждый приз нужно было захватить по очереди и послать туда нашу призовую команду. В итоге мы получили чудовищно огромную толпу злых и целеустремленных пленников, людей едва хватало, чтобы держать их под контролем и управлять кораблем одновременно. Два трофея, «Джон Басби» и «Притти Энн», оказались чертовски тяжелыми, неуклюжими и медленными, и их пришлось взять на буксир. В любой момент в поле зрения мог показаться «Конститьюшн». Непростое время, и хотя зачастую держался попутный ветер, мы вздохнули с облегчением, лишь пройдя шелмерстонскую отмель. Тогда мы отцепили буксир, выстрелили из всех орудий и сообщили на берег, чтобы готовили пир.

— Команда наверняка довольна капитаном Обри.

— Еще как. Они расцветили корабль флагами и громко славили его всю дорогу до причала. За исключением тех немногих, которых он уволил за разграбление призов или плохое поведение, шелмерстонцы перед ним буквально преклоняются.

— Его бы встретили радостными криками и здесь, на улицах, если бы он приехал. О нем вышло много газет и листовок, я некоторые для вас сохранил.

Блейн потянулся за кучей бумаг на низком столике, и пока он копался в них, Стивен заметил упавшую цветную афишу с изображением воздушного шара.

Воздушные шары занимали ум Стивена с тех пор, как он по пути перешел Пэлл-Мэлл. Рабочие чинили трубы, по которым светильный газ подавался к уличным фонарям, и он размышлял, можно ли использовать пахучее вещество вместо еще более опасного водорода. Он бы высказался на этот счет, если бы сэр Джозеф не накрыл афишу и не задвинул ее под стол. Вместо этого доктор достал посылку со словами: