— Мое мнение на эту тему будет столь же ценным, как твое — по поводу ампутации ноги юного Эдвардса. Ее он, кстати говоря, скорее всего с Божьего благословения сохранит. Но я понимаю, что ты завел разговор только из почтительности. Единственная моя мысль — раз «Диана» выходит в море тринадцатого, я ожидал и боялся как минимум еще двух этих чертовых ночей.

— Да. Отплывает она тринадцатого. Но ты же знаешь, как часто ветер прижимает нас к этому берегу Пролива, особенно в Плимуте. У меня сердце разобьется, если мы опоздаем. И вот что мне еще в голову пришло во время ночной вахты. Если офицеры и старшие мичманы «Дианы» хоть немного похожи на наших, то ночь двенадцатого они проведут на берегу с друзьями. Это не то чтобы сделает захват проще, но, по крайней мере, не таким сложным. И менее кровавым, может быть, даже гораздо менее кровавым.

— Тем лучше. Ты обдумал, как мы все устроим?

— Почти ничем другим и не занимаюсь после выхода из Шелмерстона. Как я уверен, ты знаешь, эскадра приближается к берегу днем и отходит ночью. Надеюсь присоединиться к ним вдали от берега ночью одиннадцатого и проконсультироваться с Баббингтоном. Если мы договоримся, то на рассвете они подойдут к берегу, как обычно, а мы останемся вдали, меняя пушки на карронады.

Ночью двенадцатого они отходят со всеми огнями. Мы к ним снова присоединяемся, получаем добровольцев и подходим к берегу с заглушенными огнями. Становится на якорь на глубине двадцать саженей прямо на траверзе маяка, довольно близко, вне пределов досягаемости пушек форта. Но до этого караван шлюпок в темноте отправится к берегу. Как только мы получим сигнал, то начнем обстреливать восточную часть города, будто бы собираемся высадиться на перешейке, как раньше, и сжечь верфь.

А пока мы громыхаем так быстро, как можем, стреляя холостыми, чтобы никому из местных жителей не обрушить на голову крышу дома (всегда считал это неспортивным поведением), шлюпки делают свое дело. Вот как я вижу план в общих чертах. Но уточнить детали не получится до того, как Баббингтон озвучит свое мнение. Возможно, он не согласится с предложенным планом.

— Ради всего святого, не будешь же ты сомневаться в доброй воле Уильяма Баббингтона?

— Нет, — согласился Джек, но после паузы добавил: — Нет. Но ситуация не та, что раньше, когда он находился в моем прямом подчинении.

В тишине Стивен услышал возглас с носа «Панер, сэр» и гораздо более громкий ответ с якорного шпиля: «Якорь чист и готов к подъему».

Вскоре Том Пуллингс с улыбкой на лице доложил, что корабль снялся с якоря, баркас и оба катера посланы вперед с буксирным концом, а в открытом море, кажется, ветер с веста.

— Очень хорошо, — ответил Джек. — Продолжайте, пожалуйста, мистер Пуллингс. — И потом, поколебавшись и с нерешительной улыбкой: — Ветер... ветер прямо во Францию.

Туманной ночью четверга впередсмотрящий «Сюрприза» закричал с фор-марса-рея:

— Ахой, на палубе! Кажется, вижу их.

— Где? — уточнил Джек.

— Один румб по правому крамболу. Не дальше двух-трех миль.

Корабль шел под незарифленными парусами с неустойчивым ветром в полный бакштаг. С марсов впереди почти ничего не разглядеть, поэтому Джек, забросив за спину ночную подзорную трубу, вскарабкался по тугим, сырым от росы вантам на грот-салинг.

Он всматривался некоторое время, но ничего не увидел до тех пор, пока туман не расступился и, гораздо ближе чем он ожидал, не открылась линия из четырех кораблей. Они строго держали дистанцию, идя в крутой бейдевинд левым галсом. Почти наверняка эскадра Сен-Мартена. Такой теплой ночью и при спокойном море большинство орудийных портов держали открытыми, из них лился свет. Джек пересчитал порты и успел узнать в третьем корабле в линии восемнадцатипушечный «Тартарус», прежде чем дымка их не размыла вначале до четырех желтых полос, а потом и вовсе не скрыла.

Когда они появились вновь, все передние порты оказались темны. Отбили восемь склянок, и на борту «Тартаруса» виднелись только одно или два светлых пятна, открытый порт в кормовой каюте и кормовой фонарь. Восемь склянок отбил старый, помятый колокол на «Сюрпризе». Джек услышал, как помощник боцмана свистит «погасить огни», и поднялся на палубу, когда вахта собралась.

— Кто-то тряс песочные часы на «Тартарусе», — сказал он Пуллингсу, задавая курс. — На «Тартарусе» явно спешат, отбили склянки на две-три минуты раньше. — И входя в каюту, заметил: — Господи, Стивен, у меня словно гора с плеч свалилась. Эскадра в пределах видимости на северо-западе, и мы в течение часа уже сможем поговорить с ними.

— Я так рад, что твоя тревога ушла, — сказал Стивен, посмотрев поверх нот, которые правил. — Возможно, теперь ты сядешь и спокойно съешь ужин, если только и вправду не решил подождать, чтобы пригласить Уильяма Баббингтона и Фанни Рэй. Ади приготовил великолепную марсельскую уху, хватит на четверых, а то и на шестерых.

— Нет. Военный совет, безусловно, должен пройти на борту «Тартаруса».

— Совершенно верно, но, в любом случае, еда поможет тебе успокоиться. Ты был в печальном расположении духа, дружище. Я редко когда видел тебя столь нетерпеливым.

— Да ну, — откликнулся Джек, улыбаясь, пока усаживался в кресло, — полагаю, любой командующий нашел бы сегодняшний день тяжелым.

Он хотел попытаться объяснить Стивену некоторые трудности, с которыми столкнулся «Сюрприз» — отсутствие попутного ветра большую часть дня и сильные встречные течения.

Сизигийные приливы уже не за горами, а отливные течения в этих водах играли против них. И хотя благодаря шлюпкам впереди и героическим усилиям людей казалось, что «Сюрприз» успешно плывет вперед, на самом деле продвигался он только относительно поверхности воды, в то время как вся ее масса, с кораблем и шлюпкам на ней, вот уже несколько часов все дальше откатывалась от невидимой суши. А между тем, за всеми заботами в голове Джека, словно донная волна, вздымался страх, что «Диана», зная истинную слабость блокадной эскадры, могла отплыть несколько дней назад.

А позже небо заволокло тучами и пошел дождь — и не было возможности ни взять высоту солнца в полдень, ни увидеть берега, чтобы в точности определить то место, где должна состояться ночная встреча, оставалось только заняться расчетами координат, которые сильно осложнялись течениями и частыми сменами курса, связанными с желанием с выгодой использовать слабые и изменчивые воздушные потоки.

К тому же точно неизвестно, каким курсом пойдет Баббингтон этой ночью. Если «Сюрприз» проскочит эскадру, то следующим утром придется искать ее в прибрежных водах Сен-Мартена на виду у каждого французского матроса, солдата или простого жителя, имеющего подзорную трубу, что казалось ему потерей весьма полезного, возможно, даже решающего элемента неожиданности.

Но это были те области, в которых Стивен не мог уловить его мысль. Никто, не имея мореходного образования, не мог понять всей глубины разочарования, с которым ему пришлось столкнуться. Никто, не имея обширных знаний о море, не мог понять всего необозримого множества тех вещей, которые могли пойти не так в простом плавании вроде этого, или бесконечной важности того, чтобы все совершилось должным образом. Не то чтобы взятие верного курса и присоединение к эскадре стало бы в сложившихся обстоятельствах успехом само по себе, скорее это являлось необходимым условием успешности, он вздохнул бы с облегчением, что они хотя бы добрались до этой стадии. Только человек поставивший на карту все, как Джек, мог его понять.

Но Джек сожалел о том, что его нетерпение (а временами просто-таки удушающая ярость) стали очевидными. Потянувшись к графину мадеры, он продолжил:

— Вот что я тебе скажу, Стивен. Давай-ка съедим марсельскую уху после того, как промочим горло. А потом, пока не окликнем «Тартарус», будем играть твою пьесу.

— Отлично, — заверил Мэтьюрин. На его далеко не простом лице проявилось выражение простого удовольствия. — Киллик, ахой! Пусть пир начнется, как только Ади пожарит крутоны для ухи.