В углу зашелестело, заскрипело, и огромная крыса метнулась куда-то в темноту. Николай Петрович и Фидель проводили ее взглядом.

- Пойми, Федя, - продолжил Николай Петрович, - ты ведь не урка – это они могут в бегах жить по долгу, у них по всей стране сотни знакомцев - с одним «на дело» ходил, с другим – в тюрьме сидел... И то – даже таких беглецов со временем ловят и садят. А у тебя дружки по всей стране есть? То-то – нет. Это ты тут, на дискотеках – Фидель, которого все знают и многие боятся, а за пять километров от Шахтерского ты - никто, маленький мальчик, решивший поиграть во взрослого, и доигравшийся… А из тюрьмы, Федя, у тебя есть шанс выйти еще молодым, начинать новую жизнь. Это будет не просто, но преступление ты совершил страшное, и простых путей теперь у тебя нет. Только не играй на зоне в блатного, хорошо? Игры кончились – ты не вор в законе, и не авторитет какой-то, ты просто мальчик, который крупно ошибся, и должен ответить за эту ошибку, ответить - как взрослый! Я постараюсь, чтобы тебя определили в зону, где хорошо кормят, и где нет беспредела – оттуда есть шанс выйти, сохранив здоровье, а это – очень и очень много в твоем положении.

По лицу Фиделя текли слезы.

- А если я не пойду в милицию? – спросил он, всхлипывая.

- Тогда я просто уеду, и никому ничего не скажу, как и обещал своему сыну, - сказал Николай Петрович. – Но я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор.

Фидель долго сидел молча, лишь иногда размазывая рукавом слезы и сопли по грязному лицу.

- А вы меня сами, на своей машине отвезете? – спросил он, наконец.

- Да, - кивнул Николай Петрович. – Скажу, что ты добровольно пришел ко мне с повинной, как к своему знакомому.

- Бить будут? – спросил Фидель тихо.

- Кто?

- Милиционеры.

- Вряд ли. Зачем тебя бить, ты же во всем сознаешься? Хотя тебе придется хлебнуть горя, и это продлится долгие годы – ты должен быть к этому готов.

- Я понимаю, - сказал Фидель и встал. – Пойдемте. Не могу я больше сидеть и ждать, пока за мной придут.

Встал и прокурор.

- Пойдем, - сказал он. – И пакет не забудь – доешь пирожки, пока будем ехать.

И они направились к выходу из подвала.

Часть вторая.

1.

Утром десятого августа 1995 года двадцатитрехлетний сержант милиции, техник-криминалист Максим Карташов заступил в свое последнее суточное дежурство.

Без пятнадцати восемь милиционеры привычно получили оружие, и сразу же, без всякого инструктажа, были направлены на выезд.

Максим взял криминалистический чемодан, подошел к потрепанному УАЗику и плюхнулся на заднее сидение рядом с оперативником, лейтенантом милиции Иваном Таничем. Много лет назад Иван и Максим считались врагами – Иван жил на проспекте Ленина, и, ясное дело – как проспектовский, принимал участие в памятных боях на Сусликах и на «Радуге». Тогда его называли Медузой. Сейчас, окончив Донецкую школу милиции, молодой и незаносчивый офицер Танич был в приятельских отношениях со всеми коллегами своего возраста, в том числе и с Максимом Карташовым.

Следователь Марина Матвеева заняла положенное даме переднее сидение, водитель Степа завел мотор.

- Куда едем? – поинтересовался Максим, когда машина тронулась.

- На микрорайон, дом 6, квартира 24, - отозвалась Марина. – Семейный скандал.

- А-а, - протянул Максим. – Я эту семью знаю. Они разведены, но живут в одной квартире. Постоянно дерутся – я к ним уже пару раз выезжал.

- А разменять квартиру на две не могут? – спросил Иван.

- Кому нужна их развалюха? – скривился Максим. – Обои ободрались, лоскутами висят, трубы надо менять, унитаз с трещиной, плюс – девятый этаж, летом жарко, зимой холодно. Сложная ситуация, и, скорее всего, дело кончится бедой. То ли он ее на смерть забьет, то ли она его с отчаяния прирежет. Тогда один отправится на кладбище, второй – в тюрьму, а квартира достанется детям.

До микрорайона доехали быстро. По пути Максим поглядывал в окно, ощущая легкую щемящую тоску: вот он, представитель власти, смотрит на эти улицы, эти дома, он на своем месте - охраняет порядок! Он так долго носил погоны, так долго – стачала в армии, потом в милиции - охранял этот самый порядок, что привык, и теперь ему даже странно – как это, ему, Максиму Карташову, и не будет ни до чего дела?! Но, тем не менее – с завтрашнего дня он – простой гражданский человек. Как странно…

Лифт в доме номер 6 не работал, и на девятый этаж пришлось подниматься пешком.

Дверь открыла толстая заплаканная гражданка, которая молча пропустила группу в квартиру.

- На кухне он, полюбуйтесь! – сказала она.

Любоваться, собственно, было особенно не чем – пьяный сосед по квартире, бывший муж и отец двоих детей подросткового возраста, сидел на низкой табуретке в трусах и рубашке, растрепанный и мокрый – судя по всему, желая успокоить буяна, бывшая супруга окатила его водой.

- Привет, брателла, ты меня помнишь?! – спросил Максим мужика.

- А? – вяло переспросил тот. – Вас лично, гражданин начальник, не помню, а родную милицию – как же, припоминаю!

- Тогда одевайся, - сказал Иван. – Сразу же поедешь в райотдел. Будем тебя на пятнадцать суток оформлять, идиота.

- И пятнадцать суток припоминаю! Уже бывал! – сообщил мужик, медленно встал, и принялся озираться в поисках сухой одежды.

Через двадцать минут буян был посажен в «стакан» - специальное место для задержанных. «Стакан» располагался в хвосте УАЗа, и представлял собой обычную клетку – два неудобных сидения, а вокруг – решетка. Впрочем, ехать в «стакане» в одиночку или вдвоем было сравнительно комфортно. Но иногда, из-за недостатка места, в «стакан» запихивали до шести человек – как шпроты в банку. Тогда «стакан» на время становился настоящей пыточной.

Но сейчас «стакан» был пуст, буян уселся на одно сидение, а на другое поставил ноги. Он тут же заныл, что его мучает «сушняк», и ему разрешили взять с собой бутылку воды. Потерпевшая искала по всей квартире паспорт бывшего мужа. Степа дремал за рулем. Марина записывала показания соседки, которая за полчаса до приезда милиции слышала шум и ругань.

Все было привычно, знакомо, и – по-своему дорого.

Иван и Максим присели на скамью у подъезда, закурили.

- В последний раз сегодня? – спросил Иван.

- Ага, - кивнул Максим. – Завтра – законный отсыпной, а потом выдадут трудовую книжку – и привет, здравствуй гражданская жизнь. Уже и забыть успел, как это, без погон ходить – я ведь в милицию сразу же после армии пошел.

- Не жаль все менять?

- Жаль, - честно признался Максим. – Я привык, даже нравится мне наш ментовский сумасшедший дом. Но мне очень нужна квартира, а здесь я на нее не заработаю.

- Зачем тебе квартира? – поинтересовался Иван. – Ты ведь, вроде, не в общежитии живешь?

- У меня две семьи, - поморщился Максим. – Бывшая и нынешняя.

- Ну, это все знают, - заметил Иван.

- Все знают, - согласился Максим. – Но вряд ли во всех подробностях. А подробности, Ванёк – кислые! Смотри - в каждой семье по ребенку. В бывшей – девочка, моя родная дочь, ей два с половиной года; в нынешней – мальчик, которому скоро будет пять. Он называет меня папой, но на самом деле - сын нынешней жены от первого брака. Его родной отец в тюрьме сейчас. В каждой семье по теще. Все бы это было еще ничего, но моя бывшая жена и жена нынешняя были раньше лучшими подругами! И живут они через пять домов друг от друга. Представляешь?!

Иван присвистнул – выразил сочувствие.

- Они видятся друг с другом каждый день, - продолжил Максим. - И дети видятся каждый день. И тещи – что самое худшее! – тоже видятся каждый день. И все они каждый день на радость соседям ссорятся, а потом отыгрываются на мне! И родители мои, кстати, тоже живут неподалеку – этот так, последний штрих к картине. Они люди мирные, но очень любят Надежду – мою первую жену, и терпеть не могут Вику – мою нынешнюю. Представляешь теперь, через что я прохожу каждый день?! Такого ни в одном кино не увидишь, и ни в одной книге не прочтешь. Купить квартиру на окраине, и уехать – вот единственный выход. И теще запретить приходить – пусть Вика сама к ней бегает, когда соскучится!