Несмотря на первоначальный успех моего закрепления в клубе, я воздерживался от попыток сразу же принять активное участие в его делах. Я считал, что лучше постепенно позволять активным членам клуба втягивать меня в эту деятельность. Это, в конце концов, повысит в их глазах мою ценность и поставить меня вне подозрений.

В октябре я встретился с Томом Истом в последний раз, по крайней мере, на несколько предстоящих лет. Он сказал, что в дальнейшем со мной будет поддерживать контакт другой оперативный сотрудник.

Мне было жаль, что Ист уходит. Трудно представить себе что-либо другое, что сближало бы людей так же, как разведывательная работа. Вероятно, это происходит из-за режима секретности встреч и чувства доверия и взаимосвязанности, которое такие встречи порождают. А возможно это потому, что сообщения агента зачастую носят настолько личный и сокровенный характер, что при окончательном уходе курирующего оперативного работника у агента появляется ощущение, будто уходит и часть его самого.

Глава Восьмая

Через несколько дней у меня раздался загадочный телефонный звонок.

- Вы, доктор, время от времени встречались с моим другом, - произнес голос на другом конце провода. - Скажите, не могу ли я попросить вас о встрече?

В то время я замещал врача на одиннадцатом этаже здания T G в Сиднее и , естественно, предложил, чтобы звонивший пришел ко мне на следующий день в четыре часа дня.

К назначенному времени от меня ушел последний пациент, и я сидел, глядя через окно на улицы, запруженные транспортом и снующими пешеходами. Дверь лифта открылась и закрылась. Несколько секунд я внимательнослушал, но не услышал никакого звука, хотя чувствовал, что там кто-то есть.

Я вышел через приемную комнату и остановился около двери. У окна рядом с лифтом спиной ко мне стоял крепкого сложения мужчина. Он повернулся ко мне. - Я звонил вам вчера и мы условились о встрече на сегодня в четыре часа дня. Вы можете меня принять?

Я провел его в офис и закрыл дверь.

Джоф Скотт был в возрасте около сорока лет.

Короткой стрижкой темных волос, усами и выправкой при ходьбе он был похож на бывшего военного. Мне понравилась его открытая, благожелательная манера поведения и я почувствовал, что мы с ним хорошо поладим. Он дал мне номер телефона для связи и после короткой беседы ушел.

В течение последующих нескольких месяцев я проводил все больше и больше времени в Русском общественном клубе. Я возобновил свое членство в Австралийском обществе дружбы с Советским Союзом и начал посещать там встречи, лекции и фильмы. Стало ясно, что каждой из этих организаций руководит сравнительно небольшая группа людей. Мое положение позволяло выяснить их взаимоотношения и порядок старшинства.

Ввиду тесного взаимодействия между этими организациями, я решил сосредоточить свои усилия на работе в одной из них, полагая, что другая в любом случае узнает о моей деятельности. Мой выбор пал на Русский общественный клуб. Здесь у меня был благовидный предлог для участия в делах без политической ангажированности. В частности, я хотел улучшить мой русский язык и интересовался новостями из Польши и Советского Союза - в основном новостями научного и культурного характера. В библиотеке клуба было много советских журналов, и там говорили на русском языке.

Я посещал кабаре в клубе по субботним вечерам, объясняя это тем, что "в ночных клубах Сиднея нет никаких развлечений, а посещения настолько дороги . . . . и там надоедают голливудские фильмы." Вот так я объяснял мой интерес к посещениям Клуба.

Некоторые из членов клуба помнили меня ещё по моим студенческим годам, и мое знакомство с доктором Джеймсом и его друзьями в Тирруле, по-видимому, тоже сыграло свою роль. За недолгое время меня стали воспринимать как ценного нового члена Клуба.

- Мы очень рады видеть вас, доктор, среди нас, - сказала как-то вечером в библиотеке Клодницкая. - Тут столько работы, а у нас не много людей, на которых можно положиться. Я думаю, что вы можете во многом помочь нам в развитии культурного направления в деятельности. Ох уж эти представления кабаре по субботним вечерам! Не кажется ли вам, что они являются примером дурного вкуса? Но что мы можем поделать? Нам нужно иметь какой-то источник дохода, и эти вечера дают нам его. Что бы я хотела, так это поставить русские пьесы и организовать лекции по советской музыке, искусству и науке.

- Мы можем так много узнать из Советского Союза. Там не тратят время на глупые представления кабаре по вечерам, потому что они заняты более нужными и более полезными вещами. Нам нужно привлечь больше молодых людей, начать работу драматического кружка, дискуссионных групп, чтобы они сами увидели, что принимают участие в серьезном деле. Мы не должны позволять им плыть по течению бесцельного и расточительного прозябания австралийской жизни. Могу я рассчитывать на вашу помощь, доктор?

- Ну конечно, - заверил я её. - Я буду просто рад сотрудничать с вами, если, конечно, позволит время. Как вы понимаете, мои пациенты и занятия скрипкой отнимают у меня много времени. Если бы не это, я бы мог много сделать. Я чувствую, что мне самому нужно многое узнать о Советском Союзе, прежде чем я смогу учить кого-то.

Клодницкая отклонила мое возражение. - Вы просто очень скромный человек, доктор, - сказала она. - Как насчет того, чтобы прийти к нам на обед в один из предстоящих вечеров? Мы смогли бы у нас поговорить об этих вещах в более благоприятной обстановке, чем здесь. Обещайте мне, что придете.

Клодницкие жили на Аддисон авеню в Роузвилле, типичном пригороде северного побережья. Жизнь там в стенах коттеджей и садиках протекает как в замедленном кино. Коттеджи стоят нестройными рядами, и их архитектурный дизайн свидетельствует о довольно слабых и неуклюжих попытках самовыражения. Дом Клодницких явно нуждался в ремонте, а сад изрядно зарос сорняками. Когда я позвонил в колокольчик, дверь широко распахнулась и хозяева встретили меня с распростертыми объятиями.

- Мы так рады вашему визиту, доктор. Пожалуйста, проходите же.

Они говорили оба одновременно, затем мы вошли внутрь дома, где находилась более молодая пара.

_ Это наш сын Билл и его жена, - сообщили они.

Внешне я уже знал Билла. Он был киномехаником и крутил фильмы в Русском общественном клубе и в Австралийском обществе дружбы с Советским Союзом. Я также припомнил, что Юнис Пентон как-то упоминала его имя как переводчика советских фильмов. Все знали его под именем Билл Клод. Смуглый и сухощавым, он носил очки и говорил практически без акцента. По виду он выглядел занятым и замкнутым.

После обеда разговор перешел на дела клуба. Повела его Клодницкая.

В комитете есть только несколько человек, на которых можно положиться при проведении настоящей прогрессивной работы, - сказала она.

_ Другие нерешительны, боятся или сомневаются. Иногда я прихожу в

такое уныние от недостатка у них желания работать и недопонимания, что у меня возникает ощущение утери моего влияния на дела в клубе!

- Ты не должна так говорить, мама. Глаза Билла блеснули за стеклами очков. - Если ты сдашь позиции, вся твоя работа пойдет прахом. Ты просто обязана продолжать работу в клубе и пытаться получить любую возможную поддержку. Этих людей нужно вначале воспитать, прежде чем они поймут, насколько они не правы в своем противодействии прогрессивной политике.

Да, конечно вы должны продолжать. Я решил, что теперь моя очередь

подбодрить её. - Я сам вижу, какую невероятную работу вы проводите, и я уверен, что вас ценят значительно выше, чем вы думаете. Совсем недавно миссис Бримл говорила, что не может даже себе представить, что бы они в клубе делали без вас.

Клодницкая просветлела: - ООна действительно так сказала? Миссис Бримл искренняя и прогрессивная женщина. И хороший работник. Скоро у нас в клубе состоятся выборы, и я бы очень хотела видеть вас в составе нового комитета. Вы окажете нам эту честь, доктор?