Кантианской парадигме рационального критицизма противоположны установки на критику "неразумной" действительности (Маркс) или "критику" самого разума иррациональной волей (Шопенгауэр), жизненным инстинктом (Ницше, "философия жизни"), бессознательным влечением (Фрейд). Развитие кантовской парадигмы рационального критицизма во многих отношениях определялось реакцией на эти установки, а также на изменение представлений о природе познания и его формах, благодаря успехам естественных, социальных и гуманитарных наук.
Эмпириокритики (Мах, Авенариус) придали рациональному критицизму роль установки на исследование эмпирического базиса познания: опыт был признан не сферой психических переживаний и не совокупностью качеств предметов, внешних по отношению к сознанию, а сферой нейтральных "элементов", обеспечивающих взаимосвязь психического и физического в рамках единого знания. Неокантианцы Марбургской и Баденской школ (Коген, Наторп, Виндельбанд, Кассирер и др.) в свою очередь подвергли критике догмы позитивизма, искавшего последние основания научного знания в чувственных наблюдениях; была отброшена и кантианская "вещь сама по себе" как "реликт догматической метафизики". Коген полагал, что началом философско-методологического критицизма должна стать теория чистых или априорных элементов познания (категорий, теорий). Согласно Наторпу, критическая рефлексия охватывает не только сферу физико-математического исследования, но также моральный, эстетический и религиозный опыт. В феноменологии Гуссерля рациональный критицизм ориентирован на интерпретацию познавательных возможностей человека без разграничений между мышлением и созерцанием, дискурсом и интуицией; был подвергнут критике натуралистический объективизм как основание гносеологии. Общим моментом феноменологии, неокантианского критицизма и позитивизма (при всех существенных различиях между ними) стало перемещение фокуса гносеологии в сторону проблем метода. С усилением взаимодействия и диалога между философией и наукой в ХХ веке понятия "метода" и "критики" еще более сблизились, и дальнейшее развитие классической парадигмы рационального критицизма происходило главным образом в рамках методологии науки.
В философии критического рационализма рациональный критицизм рассматривается как методологическая стратегия при решении проблемы демаркации между наукой и метафизикой (последняя характеризуется именно своим иммунитетом от самокритики, принципиальной неопровержимостью).
Однако в этом статусе рациональный критицизм не может быть вполне последовательным. Перед методологией науки возникает дилемма: либо признать установку критицизма не подверженной критике, возрождая тем самым догматизм, либо согласиться с принципиальной опровержимостью самой этой установки, попадая при этом в порочный круг: "опытным" опровержением этой установки могло бы стать только указание на научное, но нефальсифицируемое суждение (суждение, стоящее вне критики), что является противоречием в определении. Поппер предложил считать установку на рациональную критику "символом научной веры", изначальной готовностью ученых действовать в рамках рациональной дискуссии. Однако, вопреки намерениям Поппера, это, по сути, означало, что рассуждения об основаниях научной рациональности "переводятся" с языка методологии и логики на язык психологии и социологии науки. Определенной двойственностью в интерпретации рационального критицизма отмечена и методологическая концепция научно-исследовательских программ Лакатоса: критические решения научной элиты основываются не на догматическом выполнении требований фальсификационизма, а на оценке эвристического потенциала программы как прогрессирующего или вырождающегося; однако, такая оценка в реальной научно-исследовательской практике подвержена психологическим и социологическим влияниям.
Именно этому обстоятельству было придано исключительное значение представителями исторического направления в философии науки (Кун, Тулмин, Полани и др). Кун отождествил классическую парадигму рационального критицизма с кризисным или "революционным" состоянием науки: критика оснований происходит, когда прерывается "нормальный" период научной работы, и фундаментальные образцы этой работы разрушаются "изнутри" (под давлением накопившихся противоречий с фактами) и "извне" (в конкуренции с другими, альтернативными образцами). В постмодернистских концепциях науки (Рорти и др.) гносеологическое значение рационального критицизма сильно снижено, поскольку отвергается сама возможность фундаментального эпистемологического обоснования научного исследования - бессмысленно говорить о критике оснований, если сами эти основания полагаются чем-то временным, имеющим лишь вспомогательное, инструментальное значение для прагматически трактуемого успеха.
В современной философии рациональный критицизм все больше играет роль одной из регулятивных идей, влияние которой усиливается или ослабевает в зависимости от изменений позиции рационализма, культурных функций науки, от ее значимости в ряду иных форм общественного сознания. Классическая кантианская парадигма рационального критицизма и в настоящее время противостоит пониманию критики в вульгарном, обыденно-житейском смысле, в котором "критиковать" значит "указывать на недостатки", "отвергать", "разрушать" и т.д. Рациональная критика - это выявление разумных оснований мышления, границ его возможностей, сопоставление предмета мысли с идеальным образом, моделью этого предмета, заданной Разумом. Она есть форма рационального конструирования предмета; момент отрицания в ней подчинен положительному содержанию. Следовательно, рациональная критика есть не что иное, как сам Разум в своей конструктивно-преобразующей работе.
Но эти замечания еще никак нельзя принять за ответ на поставленный вопрос о том, что такое рациональная критика. Мы вращаемся в кругу тавтологий: критика рациональна, если она соответствует рациональности. И это снова возвращает нас к проблеме: что такое рациональность?
Мы уже рассматривали подход, согласно которому рациональность мыслительной или практической деятельности определяется через соответствие этой деятельности определенным критериям. Например, критериями рациональности могут служить логические правила, научные или практические принципы и нормы, выявленные закономерности, математические отношения и т.п. Тогда рациональная критика есть применение этих критериев к предмету для его понимания, теоретического объяснения или практической работы с ним.
Примеры такой критики известны каждому. Доказательство математической теоремы оспаривается или отвергается, если оно нарушает логические правила дедукции, содержит недопустимые преобразования или опирается на внематематические допущения. Экспериментальный результат ставится под сомнение или признается ложным, если обнаруживается недопустимая погрешность расчетов, неверная, с точки зрения принятой теории, интерпретация данных, использование неясных или противоречивых допущений. Практическое действие признается нерациональным, если обнаруживается его неэффективность, нецелесообразность, непоследовательность либо несогласованность с другими действиями. Однако при ближайшем рассмотрении все не так очевидно.
Конечно, если ученик, доказывая геометрическую теорему, пропустил важные шаги доказательства или спутал термины, его "рациональность" неудовлетворительна. Однако само по себе соблюдение логических правил недостаточно для признания математического рассуждения рациональным. Кроме того, эти правила (логические системы) могут меняться, так что применение какого-то из них как раз и признается нерациональным. Например, математики-конструктивисты (интуиционисты) отказываются от доказательств и вообще от математических построений, основанных на применении принципа tertium non datur. Специальная аргументация против применения этого принципа имеет давнюю традицию, развивавшуюся не только в русле математики, но затрагивающую содержание основных математических понятий. Здесь не будем касаться этой аргументации, но отметим, что речь идет о критике принципа, который зачислялся в ряд основных логических законов и, следовательно, выступал как один из критериев математической и логической рациональности. Рациональна ли эта критика? Речь идет о принципиальном гносеологическом и методологическом моменте: можно ли говорить о рациональности критики... критериев рациональности?