— А что вы думаете по этому поводу? Выскажите свое мнение.

Нейтек выглядел так, будто только что пробудился ото сна, его голубые глаза умильно глядели из-под тяжелых век — казалось, он не понимает вопроса.

— Я? Почему я? Я нахожусь на службе, я человек дисциплинированный, и мне нечего об этом сказать. Я это принял как любое другое новое задание…

— Подождите, — нетерпеливо прервал директор, — я хочу знать, каково ваше мнение о работе отдела. Что вы о нем знаете и как собираетесь руководить им?

— Разумеется, у меня есть опыт, накопленный на другом участке, — мямлил Нейтек. — Что же касается моего мнения о работе отдела, то оно явно отрицательное. Я бы не хотел распространяться об этом в присутствии Бендла…

— А вы не стесняйтесь, — сказал директор.

Нейтек сидел неподвижно и в упор смотрел перед собой, на полированную поверхность стола. Возможно, он думал о том, как бы поточнее охарактеризовать работу отдела, или же вообще решил воздержаться от высказывания своих суждений.

Бендл внимательно вглядывался в его обмякшее, бесформенное лицо: глаза были прикрыты, как у слепого, и казалось, настроение его непрестанно меняется, отражая то одобрение, то отказ от чего-то, или же вдруг в мягких складках лица все неожиданно соединялось, и оно становилось непроницаемым, каким-то неопределенным, чуть ли не загадочным.

— Так что? — торопил его с ответом директор.

— Я думаю, что работа отдела могла бы быть более активной… можно было бы с большим опережением устанавливать контакты…

— Что за чушь! — не сдержался Бендл. — Это же нелепость. Разве можно ручаться за перевыполнение международных контактов?

— А вы смогли бы это осуществить, если бы мы вам поручили руководство отделом? — спросил директор.

— Беру на себя смелость сказать, что да, — заявил Нейтек, не смущаясь.

— Вот как! — засмеялся директор и повернулся к Бендлу: — Ваш преемник — энергичный и целеустремленный человек…

— Пустые разговоры, — сказал Бендл строго. — Он же не имеет ни малейшего представления о работе отдела.

— Будет лучше всего, — неожиданно решил директор, — если мы сначала поручим вам разработать краткие предложения по улучшению работы отдела. В чем вы видите его слабые места и как бы вы действовали, будучи его руководителем…

Пока директор говорил, лицо Нейтека сначала прояснилось, а потом все больше и больше мрачнело, исчезло обычное приветливое и любезное выражение, было видно, что он ничего не понимает. Должно быть, он представлял себе этот разговор совсем иначе.

— …И тогда мы решим, доверим ли мы вам этот участок, очень важный для работы объединения, — закончил директор.

Нейтек покраснел.

— Это, по всей вероятности, уже было решено…

— Было или не было — сейчас не имеет значения, — возразил директор спокойно. — Все важные перестановки кадров я намерен проводить сам.

Нейтек осекся и уже не смог скрыть своего мрачного настроения. Директор встал, давая им обоим понять, что разговор окончен.

— Я, наверное, откажусь, — пробормотал Нейтек, вставая. — В таких условиях не имеет смысла добиваться…

— Как хотите, — ответил директор. Высокий и худой, он смотрел сверху вниз на маленького грузного Нейтека. — Все будет зависеть только от вас.

Нейтек невольно попятился, но тут же овладел собой.

— Боюсь, вы превышаете свои полномочия… Вы забываете, что это было решено в главном управлении.

Оттого ли, что он говорил приглушенным голосом, или из-за злобы, которую не смог скрыть, последние слова прозвучали как угроза.

— Это моя забота, — холодно оборвал его директор. — Предоставьте это решать мне.

С опущенной головой, забыв даже попрощаться, Нейтек вышел.

— А вы, Бендл, — в голосе директора послышалось волнение, — вы пока что будете руководить своим отделом. И одновременно будете готовиться к заключению контракта в Будапеште.

— Что это значит — «пока что»?

Директор засмеялся:

— Так говорят. Это означает примерно следующее: пока не будет принято окончательное решение… — И подал руку.

Вечером Бендл и Виктор шли по центральному проспекту, пробираясь сквозь людской муравейник. В пиджаках, в галстуках, они выглядели здесь несколько странно, ведь все женщины были в легких коротких платьях, мужчины — в рубашках с открытым воротом и в полотняных брюках, будто с работы направлялись прямо в бассейн.

В конце рабочего дня Виктор зашел к нему и спросил, как его дела, ведь они долго не виделись, ходили всякие слухи…

— А что?

— Говорят, будто ты от нас уходишь. И что у тебя чуть было не началось нервное расстройство…

— Ни то и ни другое, — засмеялся он. — Немного прихворнул. Но ничего серьезного. Все позади. — И тут же сам признался: — Сегодня у меня с новым директором был разговор по душам.

— Ну и как?

— Мне директор понравился.

— По-моему, я его знаю, — вспоминал Виктор. — Несколько раз мы с ним вместе вели переговоры, кажется, он был с нами и в Варшаве.

— Сначала мы говорили вдвоем, а когда разговор перешел на Нейтека, он и его пригласил.

— А, черт! — огорченно воскликнул Виктор.

— Это как раз самое интересное. У Нейтека был жалкий вид. И в конце концов он пошел на попятную.

— В этом я не уверен.

— Я тоже…

— Видно, твоего места для него мало.

— И это возможно.

— Скользкий человек, — сказал Виктор решительно. — По крайней мере, судя по тому немногому, что я о нем знаю.

Мимо прошла группа людей в ярких рубашках навыпуск — должно быть, немцы; они остановились у перехода и ждали, пока загорится зеленый свет, что-то громко обсуждая и глядя в сторону Национального театра.

— И до чего вы договорились? — спросил Виктор.

— Наверное, все останется как прежде…

— А Нейтек?

— Тоже. Я должен буду снова поехать в Будапешт.

— И ты согласился?!

— Я туда поеду, очевидно, уже от главного управления. — Бендл употребил выражение директора, чтобы придать своей информации больший вес.

— Да, чуть не забыл! У тех ребят, с кем я ездил в Братиславу, тоже печальный опыт общения с Нейтеком.

— Я о нем и сам достаточно знаю, — отмахнулся Бендл, ему надоело говорить о Нейтеке.

Но Виктор считал, что должен рассказать все.

— Они говорили, что отправить старика на пенсию помог Нейтек. Его отдел систематически выходил за рамки бюджета, было утеряно несколько документов, он делал заказы под честное слово… И в конце концов свалил всю ответственность на старика, а тот не сумел себя защитить.

— Не может быть! — изумился Бендл. — Это невероятно…

Он вспомнил свой последний разговор с бывшим директором, его седую голову, склоненную над письменным столом, и горькие слова: «Знаешь, это разные вещи, уходишь ли ты на пенсию по возрасту или потому, что допустил ошибки… Ты даже не представляешь себе, что это такое — уходить с чувством вины»…

Они дошли до трамвайной остановки у Национального театра, и Виктор начал прощаться.

— Нам в разные стороны.

— Я пройдусь пешком, — сказал Бендл. — Хочу немного полюбоваться Прагой.

— Вот увидишь, — уверенно сказал Виктор, — эти изменения к лучшему.

— Надеюсь.

Они простились, Виктор сел в трамвай, идущий к Смихову, и помахал рукой.

Бендл перешел улицу и остановился на набережной, глядя, как кормят чаек — красивые белые птицы стремительно пролетали над парапетом, на мгновение застывая в воздухе рядом с людьми.

Река сверкала и переливалась в последних лучах солнца, садившегося где-то за Петршином, закатный свет ложился на зелень парков, крыши домов, купола башен.

Градчаны, величественные, возвышающиеся над волнистым морем крыш, напоминали большой темный корабль, плывущий против течения…

Все уладится, войдет в свою колею, повторял он про себя, бредя по набережной в сторону Карловых бань.

Как всегда, восхищенно смотрел он на реку, на Карлов мост, панораму домов на Малой Стране — вот тонкая Мостецкая башня, а там на фоне Страговских садов выделяется купол Микулашской церкви, позолоченный лучами заходящего солнца.