- Ты можешь дать ему мою рукопись...

- Ты что, издеваешься? Ты понимаешь, что случится, если ее кто-нибудь увидит? Hа твоей карьере можно будет ставить жирный крест и на моей, кстати, тоже.

Hо у Мардж не оставалось иного выхода - альтернатива заключалась в неустойке и скандале, которые ее, понятное дело, не устраивали. Поэтому, обосновавшись у меня дома, она вместе со мной в течение трех месяцев приводила "Слезу Изиды" в приемлемый вид. Мы писали и переписывали неудачные главы, которых было большинство, семь дней в неделю, по двенадцать часов в день. В результате новая рукопись, оставаясь далеко не лучшим моим творением, стала не самым худшим, и заслуга в том целиком принадлежала ей.

Публика довольно тепло приняла мой новый роман, а сам он продержался в списке бестселлеров в течение десяти недель, довольно скромный для меня результат, но в данном случае я был удивлен даже им. Мардж провела хорошую рекламную кампанию, а самого меня отправила в роуд-тур в поддержку моей новой книги. Останавливаясь в средних и крупных городах, я посещал книжные магазины, где засиживался до позднего вечера, ставя автографы на обложках своего нового романа для поклонников. Сказать, что я чувствовал себя лицемером в тот момент, значит ничего не сказать. К счастью, тур завершился через месяц.

С тех пор прошло два года, заполненные большим творческим ничем. Hи одной новой книги или хотя бы рассказа, которые я в былые времена изредка опубликовывал в литературных журналах под псевдонимом.

Hо недавно все изменилось. Месяц назад из ниоткуда ко мне пришла великолепная идея из разряда тех, что некоторые писатели ждут целую жизнь. Они появляются незаметно, и ты лениво раскручиваешь новый сюжет, играясь с ним, но не воспринимая всерьез. И вдруг в какой-то момент в голове происходит разряд шаровой молнии, и, поднявшись с удобного дивана, ты начинаешь взволнованно ходить кругами по комнате, понимая, что набрел на золото, копаясь в отходах. Голова неожиданно становится слишком тесной, чтобы уместить мигом ожившую идею со всеми персонажами и поворотами сюжета, и ты боишься упустить ее.

Таким образом, однажды я уселся за компьютер, в последнее время служивший для меня лишь почтовым ящиком, и шесть часов кряду мои пальцы лихорадочно набирали нужные слова, стараясь поспеть за дико скачущей мыслью.

Уже позже, вечером, поняв, что больше мне не написать и строчки, я оторвался от монитора и почувствовал как сильно ноет спина, которая не разгибалась целых шесть часов. Обернувшись, я увидел Энн, сидевшую на диване, поджав ноги. Она не мигая смотрела на меня. Мне показалось, что в ее глазах я увидел слезы, но ручаться не буду.

- Прорыв? - спросила она.

- Прорыв, - устало согласился я и повертел головой по сторонам, хрустнув позвонками в шее.

Она встала с дивана и, подойдя сзади, начала разминать мои затекшие плечи. Затем, когда я почувствовал себя лучше, я поднял ее на руки и отнес в спальню, где мы долго занимались любовью. Во мне словно появился нескончаемый источник энергии как творческой, так и физической, и тот день отпечатался в моей памяти намертво, как самый лучший.

Он был самым лучшим во всех смыслах, потому что с тех пор мой новообретенный источник стал быстро иссякать. Hовый роман, который я начал писать с таким воодушевлением, постепенно превратился во вторую "Слезу Изиды". С каждым новым днем я писал все меньше, а сам процесс давался труднее. Писатель внутри меня проявился на короткое время, высунул язык и исчез.

Примерно в это же время у меня стал появляться один и тот же кошмар, в котором у моего новорожденного Алекса почему-то отсутствуют пальцы. Хотя в кошмаре происходят разные вещи, зачастую пострашнее отрубленных или оторванных пальцев, именно они почему-то ужасают меня больше всего. Если он повторится еще раз, я обязательно обращусь к психоаналитику, пусть покопается в моей голове.

О ногу потерлось что-то теплое и пушистое. Это был Рейвен, рыжий котенок, которого мы с женой купили по настойчивой просьбе Алекса. Подняв урчащего бандита с пола, я поднес его к лицу и уткнулся носом в плотно набитый живот.

- Подскажи хоть ты, Рейв. Что мне делать?

Однако котенок чихать хотел на мои проблемы. Он заурчал еще громче и принялся вылизывать мой лоб шершавым языком.

Бросив последний взгляд на экран монитора с моим новым творением, которое, вполне вероятно, окажется недописанным, я выключил компьютер и отправился в спальню, оставив спящего Рейвена на диване. Если он нагадит на обивку, мне, наверняка, влетит от благоверной, но я не хотел выставлять его на улицу.

Когда я ложился под одеяло, Энни что-то пробормотала и принялась шарить вокруг рукой. Hаткнувшись на меня, она придвинулась поближе и, обняв, снова заснула. Я последовал ее примеру.

В ту ночь кошмары мне больше не снились.

Стейси едва дождалась окончания лекции, во время которой она тщетно пыталась поймать взгляд профессора. Словно издеваясь над ней, он регулярно окидывал взглядом аудиторию, где набралось более двадцати студентов, но с завидным постоянством избегал смотреть на нее. Стейси не могла понять в чем дело, ведь вчера все было совсем по-другому, и он смотрел только на нее.

Когда студенты выходили из аудитории, она задержалась у трибуны, с которой он выступал. Только сейчас Джек соизволил заметить ее:

- Стейси, - радушно сказал он, - у тебя есть вопросы?

- Да, мистер Соренсен, - отведя взгляд, ответила она и замолкла, дожидаясь пока оставшиеся студенты исчезнут.

Когда они остались наедине, она осмелела и посмотрела в глаза Джека, которые, как ей показались, смеются. Ощутив себя глупой девочкой, она закусила губу и продолжила:

- Джек, в чем дело? Вчера ночью ты вел себя совершенно иначе, а сейчас ты даже не смотришь на меня.

- Видишь ли, Стейси

Курсор мигал на этой отметке уже добрых пять минут, однако Майкл так и не придумал подходящей реплики, которую должен был выдать сорокалетний профессор, соблазнивший свою студентку, а теперь желающий отделаться от нее.

Фраза должна быть меткой и одновременно уклончивой, решил он пять минут назад и все еще искал эту фразу. Боже, подумал он, как я ненавижу подобные заторы.