История лесовосстановления у нас начинается, по сути, с тридцатых годов. В довоенное десятилетие высаживали по тысяче гектаров в год. Теперь ежегодно посадки достигают пятнадцати тысяч гектаров. Всего же в области 300 тысяч га таких лесов. Треть из них возрастом такие же, как бор на Извозе, две трети — младше.

Конечно, кое-что дают рубки ухода, но деловой древесины наши лесные культуры пока, можно сказать, не дали. Рано. Внукам и правнукам достанется — спасибо скажут. А нам — приятная глазу зелень, сосновый воздух, маслята в хвое и сознание исполненного долга. Все-таки 300 тысяч гектаров леса — это уже заметно. Сейчас ежегодные посадки почти покрывают вырубленную лесосеку. Увы, не скажу, что все прекрасно. Проблем у лесоводов хватает.

Был росточек с вершок, не верилось, что вырастет сосна. Сосны выросли, и не верится, что им шуметь на Извозе под ветрами двадцать первого века. Где-то в двухтысячном неизвестном году…

Давно я не видел такого звездного неба, как в Тюлюке. Звезды над Тюлюком не где-то в неведомой выси, а тут, на доступной высоте, в среде обитания, как, например, фонари в городе.

Я иду по улице навстречу Иремелю. Обманчива гора. То вроде близка она. Дойти до конца улицы, и тут она, стоит за околицей, своя, понятная, повседневная. То надменно отодвинется, набросит на себя покров таинственности, и жутковато даже представить себя на ее ночной вершине.

Я возвращаюсь обратно и вижу над крышами мрачноватую гряду Зигальги. Она ровно тянется вдоль реки, только кое-где выступают скалы, словно искрошившиеся зубы на гигантской челюсти. Вдали, за лесопунктом, замечаю на склонах Нургуша одинокий огонек. Нужно присмотреться, чтобы понять иллюзию: фонарь на стреле крана у лесопункта.

В избе я долго не могу уснуть. Тикают ходики. Кругом так тихо, что слышно, как поскрипывает одна из осей часового механизма. Тюлюк лежит среди гор. Выходит, эта изба и я в ней чуть ли не в центре горного массива, посередине каменного веера Урала…

Далеко тянется хребет Зигальга, несущий самую высокую точку области — вершину Большой Шолом. Отсюда и до озера Зюраткуль пролег хребет Нургуш — самый высокий из хребтов области. А за ним начнется хребет Уреньга — самый длинный из хребтов. Вдоль реки Ай он идет до Златоуста, заканчиваясь, по сути, уже в городе. А еще дальше — Таганай, Юрма, Жукатау, Уралтау, Ильментау… В области, подсчитано, 54 горы.

Мы живем на Урале, в краю гор. Средняя высота области примерно 350 метров. Выше тысячи метров над уровнем моря находится площадь в 500 квадратных километров. Боюсь, эта площадь абсолютно безлюдна. Разве что летом ее посещают люди с рюкзаками на спинах.

А ходики тикают, и секунды, отсчитываемые ими, здесь, среди гор, кажутся еще быстротечнее. Что секунды хребтам, хранителям вечности? Ученые говорят, когда-то, в девоне, здесь голубело теплое, чистое море. Разумеется, это невозможно вообразить, можно только у обрыва на берегу реки удивиться девонским кораллам, превратившимся в известняк, — откуда им взяться, кораллам, без моря? Потом, говорят, из-под воды закипели вулканы. С востока и запада твердь земная стала давить, сжиматься, образуя каменные складки. Бурное было время. Сказывают, будто горы даже… вращались. Море, вулканы, ледник — всего навидалась Большая Медведица, висящая здесь как раз в зените небесного купола. Сколько закатов, сколько рассветов!.. Горы среди моря выросли в семь верст высотой, и они же выветрились до километра-полутора. Седыми их теперь называют.

Утром в жарко натопленной конторе мы с лесником говорили о лесе, о горах. А потом поднялись на склон горы Бакты. Склон довольно крут. Против него далекая перспектива: хребты, уходящие к волнистому горизонту. Снег на них голубоват, и леса на них голубоваты. Красивое место. Дятел стучит на сосне. Куст можжевельника. На снегу у елки лисьи следы. Что-то лиса тут кружила, небось, мышей учуяла под корягой и ворохом веток.

Невольно представил эту елку в городской квартире. Вот она стоит у окна, украшенная зеркальными игрушками, бусами, серебристым «дождем». С телеэкрана гремит музыка, на столе блестят бокалы, струятся запахи еды, и в этой тесноватой обители городского комфорта — лесная гостья, выросшая на склоне горы Бакты на виду у седых хребтов. Еще несколько дней назад она стыла на ветру, звездной ночью лиса, утопая в снегу, вертелась тут, вдруг шмыгнула под ветку, зацепила ее, стряхнула снег…

Горы — это лес. Горы — это дождь. Поднимаясь к облакам, они, как фитили, оттягивают влагу. Дожди стекают вниз. Ручьями серебрятся они среди камней. Горы — это реки. У всякого хребта рядом река. Горы — это ветры и туманы, грохот камнепадов и отзвуки эха, ущелья и пещеры, жара долин и тундра вершин.

Уреньга не очень высока. Поднимается чуть выше тысячи метров. Есть на ней вершина Сундуки, высота которой 999,7 метра. Точность какая! Тридцати сантиметров не хватает до круглой цифры. Достаточно сдвинуть к вершине камень — и ровно километр высоты…

Морозна и звездна ночь под Новый год. Висит над горами Большая Медведица. А в избе тикают ходики, в которых едва слышно поскрипывает одна ось. Скоро полночь…

УРАЛЬСКИЙ ЛЕС[2]

Дневник экспедиции

Мы в воздухе. Курс — Златоуст.

Лес можно увидеть только сверху.

В кабине «АН-2» — командир самолета С. А. Цирулин и второй пилот С. Г. Васильченко, на борту руководители лесного ведомства В. А. Шубин и Ю. Н. Волков, директор Верхнеуфалейского мехлесхоза М. Ш. Тажетдинов и летчик-наблюдатель Н. П. Богословец. Проще, летнаб. Все мы — попутчики летнаба. Это его «везет» самолет осмотреть лес: нет ли где пожара?

За Челябинском — идеальная лесостепь. Березовые лоскуты пышностью и округлыми краями напоминают зеленые кучевые облака. На полянах веснушками рыжеют аккуратные копны сена. Белоствольные рощи почти касаются друг друга. Они осторожно «обходят» поля, разлинованные валками скошенного хлеба. Часто валки окутывают колок, похожий на островок, на котором сбились в кучу березки.

— Обратите внимание вот на те участки, они будто причесаны, — показывает в иллюминатор В. А. Шубин. — Это лесные культуры. Молодые посадки сосны, искусственный лес…

Серебряной лентой затейливо извивается меж пологих холмов Миасс. Натянув бетонную тетиву плотины, солидно блестит под лучами осеннего солнца громадное Аргазинское водохранилище. За ним лес темнее, к зелени примешивается легкая синева — береза уступает место сосне.

Под крылом самолета уже не рощи, а сплошной лесной массив. Это Ильменский заповедник. Чистая вода заповедных озер, длинная складка Ильменского хребта.

У Миасса лес расступается, оставляя место городским постройкам, потом опять смыкается, чтобы вскоре дать место Златоусту. Тут наш пилот резко берет вправо, на север, к Верхнему Уфалею.

Лес — это целый мир. Чтобы убедиться в этом, достаточно в летний солнечный день пройти открытую поляну и шагнуть под лесной полог.

Наверное, есть смысл коротко сказать о лесе вообще. Увидеть его глазами специалиста-лесовода, например, Валерия Александровича Шубина, который подключался к экспедиции на отдельных этапах, или Николая Георгиевича Арапова, который сопровождал нас в поездке.

Что такое лес? Это древостой — совокупность взрослых деревьев. Это подрост — молодое поколение. Чтобы уничтожить лес, не надо рубить деревья. Достаточно погубить подрост. Лес без подроста обречен. Трава, мхи, лишайники — это покров. В каждом лесу свой покров. Подстилка — опад хвои, листьев, ветвей. Наконец, почва как бы фундамент леса.

Лес бывает простой (одноярусный) и сложный (в два-три яруса). Чистый (из одной породы — сосновый бор, например) и смешанный, которому лесоводы отдают предпочтение. Густой и редкий. Одновозрастный и разновозрастный. Различают молодняки, жердняки, средневозрастные, приспевающие, спелые и перестойные деревья.