Лес оценивается пятью классами (не считая подклассов) бонитета. Чем ниже возраст и больше высота насаждений, тем выше бонитет.

Тип леса определяется по характеру покрова. Лесоводы, например, знают бор-брусничник, бор-черничник или бор-кисличник.

Леса делятся на три группы. Первая группа — леса вокруг озер, рек, водохранилищ, городов и других населенных пунктов, на склонах гор, заповедники, парки. Ко второй группе отнесены леса, также имеющие защитное и охранное значение, но с менее строгим режимом пользования. Рубки разрешены, главным образом, в лесах третьей группы.

Напомнив, что леса бывают хвойные и лиственные, заметим, что наибольшим спросом пользуется древесина хвойных пород. Однако в последние годы уровень лесопользования определяется тем, насколько полно утилизируется древесина лиственных пород.

И еще одно напоминание: искусственные насаждения лесоводы называют лесными культурами.

Это — коротко о лесе вообще. А каков наш, южноуральский лес?

Сразу надо сказать, что лесом наша область бедна. Гораздо беднее, чем соседи — Свердловская, Пермская области, Башкирия. 60 процентов (из двух миллионов гектаров) наших лесов отнесены к первой группе. Лесов третьей группы нет совсем. Ограниченные рубки, допускающиеся в области, не удовлетворяют даже собственные нужды. Значительное количество древесины завозится из Сибири.

Лес растет очень медленно. Тем не менее можно задать и такой вопрос: каков прирост леса в одну минуту? Специалисты управления лесного хозяйства ответили на него так: 9 кубометров. Значит, 540 кубометров за час. 13 тысяч кубометров за день. Так растет наш лес.

А как он рубится?

Известно, что каждые десять лет определяется расчетная лесосека, то есть количество древесины, которое можно изъять без всякого ущерба для леса. Сейчас расчетная лесосека составляет 2262 тысячи кубометров в год. Чтобы взять эту древесину, надо вырубить лес на площади в 12,5 тысячи гектаров. При этом каждый год производится посадка лесных культур на площади 14,5 тысячи гектаров. В результате за последние годы площадь, покрытая лесом, увеличилась на 19 тысяч гектаров.

Значит, все в порядке?

Не совсем. Лесов не стало меньше, а рубить нечего. Спелый лес остался только в окрестностях Катав-Ивановска, на крутых склонах гор, где его не могут взять заготовители. На остальной территории растут молодняки, жердняки, средневозрастные и приспевающие леса.

Специалисты говорят о перерыве в лесопользовании. Объясняется он так.

Вплоть до 1977 года заготовители, нарушая расчетную лесосеку, брали сколько могли. Да и расчетная лесосека была в два раза больше. Последствия переруба в те годы сказались теперь. Лес есть, но он молод.

Еще один минус. Лес возобновляется по своим законам. Вырубленную лесосеку, как правило, сразу занимают береза и осина. Под их пологом способна подняться только ель, сносно переносящая тень. И только при благоприятном стечении обстоятельств на этом месте может возобновиться сосновый лес. Если это и случится, пройдут десятилетия.

Правда, лесные культуры состоят из сосны и ели. Но они заняли отнюдь не все бывшие лесосеки. Вдали от населенных пунктов, в таежных краях, лес возобновляется самостоятельно. Тут-то и отмечается смена хвойных лесов лиственными, что в общем-то нежелательно.

Ожидается, что расчетная лесосека будет уменьшена.

Итак, мы повернули на север. Картина внизу полностью соответствует традиционным представлениям о лесах горного Урала: ломаные борозды хребтов сплошь затянуты хвойным покрывалом. Только скалы Круглицы и Откликного гребня не покрыты растительностью, да на Таганае светлеют гранитные плешины.

Дальше, казалось, будет по правилу: меньше людей — больше леса. Однако правило не подтверждается: по мере удаления от городов лес убывает. Заметно меняется его окраска. Во-первых, сказывается то, что опять появились береза, осина. Вот светло-зеленые прямоугольники зарастающих молодой порослью лесосек. С ними соседствуют подросткового возраста посадки, зелень которых чуть погуще. Реже встречаются темные полосы нетронутого леса. Порой мелькают желтые пятна полян и недавних вырубок, покрытых только травой.

Сверху этот лес напоминает пестрое лоскутное одеяло. Вот тебе и тайга…

Поворачиваем к Нязепетровску. Лес здесь еще более пестрый, чаще встречаются заплаты недавних вырубок. Узким шрамом рассекает его нитка водовода, по которому идет в Свердловск питьевая вода. Лес простирается во все стороны до горизонта, но такого ощущения его мощи, как в районе Миасса и Златоуста, нет.

Вокруг Нязепетровска — плотное кольцо темной зелени. Такой большой еловый массив встречаем впервые. Устремленные к небу ели в ярком солнечном свете выглядят красиво. Зеленое кольцо вокруг старого города неповторимо.

Летим вниз, к Кусе. Вокруг во все стороны лес, но больших однородных массивов нет. Много полян, окруженных большими березовыми островами. Кое-где видны на земле серебряные гребешки — уложенные для вывозки березовые хлысты.

От Кусы до Челябинска наш «АН-2» летел по «старой колее».

В аэропорту подводим итоги полета.

— Я думаю, потомков мы не оставим без леса, — сказал Валерий Александрович Шубин. — Но последствия переруба в прошлые годы сверху видны наглядно.

— Да, — согласился Юрий Николаевич Волков, — мы видели главным образом молодой лес. А для заготовок нужен спелый.

Три часа провели мы в воздухе. Впереди две недели, которые ждут нас на лесных дорогах области.

2. На лесосеке

Свое наземное путешествие по области мы начали с Нязепетровского лесного хозяйства. Сопровождал нас в нем директор лесхоза Александр Федорович Ожигов.

На юрком «газике» мы долго петляем по лежневкам — старым лесовозным дорогам, выстланным бревнами. Поднимаемся все выше по крутосклону, удаляемся все дальше от опушки и наконец «ныряем» в ус.

Ус — тоже дорога, но особого рода. Мощным бульдозером надо пробить в лесу просеку, сдвинуть к обочинам деревья, кусты, травы, подстилку, почву, обнажить более или менее прочный грунт, чтобы проехать лесовозам. Когда колеса размесят верхний слой, бульдозер вновь сдвинет его к обочинам. И так несколько раз. Ус превращается в глубокую траншею, вид которой никак не назовешь привлекательным и на которой неизвестно когда что-то вырастет.

В такую траншею и «нырнул» наш «газик». И тут, как назло, над нами закипели серые тучи, разыгралась легкая гроза, ус тотчас размок, заблестел лужами. Благо, он короток и через несколько минут привел нас к верхнему складу.

Место это только потому и называется складом, что сюда стягиваются и складываются пачки хлыстов, здесь их грузят на лесовозы.

С верхнего склада и открывается панорама лесосеки.

Вы видели лесосеку? Может быть, и хорошо, что не видели. Картина вызывает чувство недоумения, неприязни или даже недовольства. Это, надо сказать, странно. На лесосеке собирают урожай. Так же, как на хлебном поле. Дерево — не соломина. Убирать лес — работа тяжелая, одна из самых тяжелых. Откуда же неприязнь? Ведь и слово-то какое — «лесосека». Не лесорубка, не лесопилка, а именно лесосека, что довольно точно — здесь лес, действительно, секут.

Споры о лесе, начавшиеся много лет назад, не утихают до сих пор. Еще в 1899 году М. А. Энгельгардт писал так:

«Местами охрана лесов нанесла тяжелый удар народному хозяйству. Она превратилась в охрану некультурной площади от культуры. Леса, изволите видеть, оказывают благотворное влияние на климат, питают реки, ослабляют засуху. Читатель, незнакомый с вопросом, быть может, удивится, если я скажу, что эта теория целиком высосана из пальца, вымотана из головы, сочинена в кабинете и лишена сколько-нибудь солидного, объективного обоснования».

В то же время, если вспомнить, доктор Астров в «Дяде Ване» сетовал:

«Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится беднее и безобразнее».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: