Но теперь уж я никак не могу сосредоточиться на теме. Надо бы порассуждать о наведении порядка в складском хозяйстве на пристанях, но у меня не выходят из головы проклятые ханы. В самом деле, почему они, основав в устье Волги свою столицу, не оставили о том никаких письменных свидетельств?

Однако прочь весь этот бред! Надо писать, надо подбодрить армию речников, надо подбросить несколько интересных мыслей руководителям пароходств, надо… Но как это сделать?

Приходит фоторепортер Агарков и тащит меня на балкон, чтобы я ему позировал. Он хочет проверить, действительно ли хорошо «рисует» новый, только что купленный им объектив. Звонит девушка из Дома журналистов и подробнейшим образом информирует о творческом семинаре, который состоится в следующую пятницу. Непрерывно хлопает дверь. Один приходит поделиться впечатлениями о вчерашнем матче, другой — занять денег на буфет, третий — посоветоваться, не знаю ли я какого-нибудь средства от прострела поясницы…

Все смешалось в моей голове: угри, скользящие к Балтике по росистой траве, дикие крики кочевников на стенах осажденной астраханской крепости, одураченный муж и пылающая, как свеча, квартира…

Напрасно бедный Почкин будет ждать отклика на свою депешу. Передовой статьи я сегодня уже не напишу. И слепые, стихийные силы, взломавшие метровый волжский лед, еще раз восторжествуют над разумной волей нашего уважаемого печатного органа.

Так думал я, презрев могущественную организаторскую силу секретариата и предусмотрительность нашего главного редактора.

Поздно вечером, когда секретарь редакции доложил редактору о постигшей катастрофе с боевой, актуальной темой навигации, тот подумал и мудро изрек:

— Дайте по ТАССу.

Наутро газета напечатала следующее сообщение:

«САРАТОВ, 19 апреля. Как сообщает газета „Коммунист“, вчера здесь открылась навигация. Из Балаковского затона в первый рейс вышел теплоход „Воронин“ с караваном сухогрузных барж».

Так что наша газета и в данном случае оказалась на высоте.

Сатирик отдыхает редко. Убежденный враг праздности, он органически не переваривает людей, которые в течение целого месяца занимаются ничегонеделанием. Но раз в год такой месяц появляется и в календаре сатирика. Однако последователь Аристофана и Сергея Михалкова фактически не отдыхает. Даже ведя полуголое существование где-нибудь на Черноморском побережье, он ухитряется замечать теневые и комические стороны курортной действительности.

Так, оказавшись на пляже, он вдруг обнаруживает, что кто-то по преступной небрежности выкрасил довольно значительный район Черного моря в синий цвет, что администрация курорта слишком расточительно расходует солнце, а белоснежный песок, являющийся, как известно, прекрасным строительным материалом, хранится под открытым небом.

Итак, сатирик на отдыхе.

За завтраком администратор пансионата, ведающий культурно-массовыми мероприятиями, объявляет:

— Сегодня едем в старинный город Н. Состоится интересная встреча с тружениками моря. Будем кушать жареную кефаль.

На отупевших от скуки отдыхающих это объявление действует, как удар бича на коня, задремавшего в упряжке. В тридцатиместный автобус набивается пятьдесят человек. Его металлический кузов нагревается, как жаровня. От нестерпимой духоты не спасает никакая вентиляция. На головокружительных поворотах шоссе автобус мотает, как утлый челн, оказавшийся в бушующем океане. В окнах мелькают какие-то городки, деревни и чудесные пляжи, усеянные людьми, достаточно разумными, чтобы не поддаваться сомнительным соблазнам подобных экскурсий.

— Скоро доедем? — спрашивают изнуренные пассажиры.

— Еще семьдесят километров, — отвечает экскурсовод.

— Как?! А говорили, что до Н. всего пятьдесят.

— Вы меня плохо поняли.

Наконец мы в Н. И тут выясняется, что по случаю хорошей погоды все рыбаки вышли на лов. Так что интересная встреча с тружениками моря не состоится. Но кефаль все же есть.

Стоим под палящими лучами солнца и выплевываем рыбьи кости на раскаленный песок.

И вот мы снова в пути. Снова мелькают за окнами городки, деревни и чудесные пляжи, на которых, кажется, стало еще более многолюдно.

Когда автобус, громыхая и лязгая, подкатывает к пансионату, все вокруг уже окутано глубокой тьмой. Люди не выходят, а буквально вываливаются на землю. Экскурсовод бодро спрашивает:

— Ну как, друзья, понравилась вам кефаль?

— Очень, — отвечает один из нас. — Но мне пришла в голову такая мысль: не лучше ли было привезти эти пятьдесят рыбешек сюда, в пансионат, вместо того чтобы тащить нас за сто пятьдесят километров в Н.?

Экскурсовод мило улыбается и оставляет вопрос без ответа.

Небольшой причерноморский городок. Нам выпала удача: получено приглашение посетить выставку молодого художника-карикатуриста. Шумной толпой ходим по небольшому залу, рассматриваем карикатуры.

Когда мы покидаем выставку, я слышу такой разговор. Автор карикатур смотрит на изрядно выщербленные каменные ступени и говорит своему другу:

— Первый раз вижу, чтобы так много людей ходило на выставку карикатуриста. Посмотри на ступени, они уже все в выемках. А ведь выставка открылась всего неделю назад.

— Хорошо, что посетители не вытоптали ступени совсем, — отвечает его собеседник.

— Это почему же?

— Да просто потому, что до прошлого года здесь помещалась пивная.

Супруга архитектора К. очень впечатлительная особа. Стоит ей только увидеть что-нибудь мало-мальски примечательное, как увиденное навсегда врезается в ее память. Но у этой впечатлительной натуры есть еще одна особенность: она щедро делится всем увиденным с окружающими.

Автобус катит по узкому шоссе, проложенному среди вековой, пышной дубравы. Наша героиня радостно взвизгивает: она заметила свиней, которые аппетитно поедают желуди, в изобилии рассыпанные под деревьями. Это свиньи местной породы, полученные от скрещивания с диким кабаном.

— Посмотрите, посмотрите! — вскрикивает подруга архитектора К. — Какие интересные свиньи! Они совершенно черные. И потом, у них вот такая шерсть!

И супруга К. делает широкий жест руками, показывая, какой необыкновенной длины достигает шерсть у этих безобидных существ, почти круглый год питающихся подножным кормом.

Мы возвращаемся в пансионат. Впечатлительная супруга архитектора хватает первого попавшегося человека и рассказывает ему:

— Мы видели таких интересных свиней! Они абсолютно черные. И потом, на спине у них растет огромная-преогромная шерсть.

Проходит полчаса, и весь пансионат узнает:

В окрестных лесах бегают черные свиньи. У них необыкновенно длинная щетина.

Впечатлительность не является исключительной привилегией нашей героини. И поэтому очень многие из отдыхающих проводят мучительную ночь. Им все время снятся черные свиньи, пожирающие желуди и потряхивающие необыкновенными, такими же черными гривами…

Если кто не знает, что такое экскурсионный автобус, можно пояснить. Он совсем такой, каким едут по своим делам москвичи из Черемушек к площади Революции. Но только с одним добавлением: впереди, рядом с водителем, в экскурсионном автобусе установлен микрофон. Пользуясь этим новейшим продуктом цивилизации, экскурсовод беседует в пути с туристами.

— Обратите внимание, справа от нас — горы, слева — Розовая долина. Употребление розового масла как косметического средства вошло в обычай во времена царствования Рамзеса II…

На нашем автобусе микрофон оказался неисправным.

Справедливости ради следует сказать, что он стойко выдерживал и довольно сносно передавал начальные, вводные слова экскурсовода, а потом начинал безбожно заикаться, сюсюкать, хрипеть и кашлять:

— Обратите внимание, справа от нас рдд… рзз… лю-лю… скрх… врхх… кххх…

И так без конца.