Бу-бу-бу-бу! — очереди сразу трех автоматов, наложившие-ся друг на друга, под водой воспринимались не слабее, чем близкая пальба из четырехствольной «шилки». Ш-ших! Ш-ших! Ш-ших! — оставляя за собой шипящие трассы, состоящие из мелких пузырьков, гвоздеобразные пули веерами понеслись навстречу друг другу. Кроме того, другой буксировщик все-таки развернулся и понесся в его сторону. Это было последнее, что Юрка увидел во время подводной перестрелки. Ему лично показалось, будто это вообще последнее, что он видит в жизни. Почти одновременно Таран ощутил два сильнейших удара — в грудь и втолову, а затем мгновенно потерял сознание. В этот момент он успел подумать, что никогда больше не откроет глаза…

Но тем не менее глаза Юрка все-таки открыл, хотя сразу же после этого ему захотелось их закрыть обратно и больше не открывать.

Нет, он не ад увидел, и не чертей, хотя понимал, что вообще-то уже давно не заслуживает иной посмертной участи. Как видно, смерть еще раз миновала непутевую Таранову головушку, хотя в голове этой что-то не то звенело, не то гудело, а шея, на которой она держалась, поворачивалась с хрустом и скрипом. Самое главное — Юрка, потеряв сознание, сумел не выпустить изо рта загубник, не глотануть воды вместо воздуха и вообще не захлебнуться. Впрочем, если он и потерял сознание, то на пару минут, не больше. Зато картинка, которую он увидел, очнувшись, была такая, что впору с ума свернуться.

Прямо на него смотрели выпученные от удушья глазищи одного из «джикеев», а к стеклу маски прикасался по-мертвецки оскаленный рот. Вокруг растекалось огромное облако кровавой мути, которое постепенно сплывало вниз по течению. Таран судорожно отпихнул труп, придавивший его к полу, то есть ко дну, и увидел второго обладателя красно-белых полосок на гидрокостюме, который неподвижно лежал на грунте.

Первый из «джикеев» получил один «гвоздь» в горло, а второй — в грудь. Поскольку перестрелка шла максимум с пятнадцати метров, бронежилет оказался бессилен. Его пробило насквозь в области сердца, и пуля высовывалась у пловца из спины. Но он, как видно, умер не сразу, а некоторое время маялся в агонии, судорожными движениями сорвав с себя маску и выдернув изо рта загубник. У второго смерть была полегче: гвоздь пробил маску и вошел в мозг, так что второй пули, вонзившейся в бедро (если, конечно, она попала в него второй!), «джикеи» просто не заметил.

Поблизости от себя Таран увидел и безнадежно испорченный буксировщик, в который угодило сразу несколько «гвоздей». Конечно, умом Юрка понимал, что вертевшийся под действием своего винта, течения и всяких других воздействий буксировщик получил пули и от «джикеев», и от Тарана, но душой почему-то верил в то, что именно эта бессловесная хреновина спасла его от смерти.

Однако по-настоящему благодарить надо было вовсе не буксировщик. Когда Юрка глянул себе на грудь, то увидел аж два гвоздя, впившихся в ранец того дыхательного аппарата, которым Таран пользовался до встречи с самым первым «джикеем». Ранец и регенерационные патроны приняли на себя первый удар, а потому гвозди не смогли пробить бронежилет, Третья пуля вскользь ударила по шлему и оставила на нем заметную борозду, которую Юрка ощупал рукой. Как принято считать — Таран в рубашке родился.

У этих убиенных Юрка ничего брать не стал, кроме буксировщика, который они в отличие от Тарана успели выключить и оставили на дне. Он был точно такой же конструкции, как и первый, к тому же, должно быть, с более свежим аккумулятором. В общем, Юрка поменял «коня» и на средних оборотах продолжил путь, постепенно отгоняя страх, который начал находить на него только сейчас, после того, как все уже закончилось.

Однако покататься удалось недолго. Метров через пятьдесят оказалось, что вода уже не доходит до потолка, а еще через такой же отрезок пути буксировщик выскочил на пол. Дальше штольня была практически свободна от воды, по крайней мере, на время отлива. Таран отстегнул ласты и бросил их вместе со всем прочим водолазным снаряжением на обрезе воды. Хотя воздух в штольне был не самый лучший, с медицинской точки зрения, то есть попросту затхлый, Юрка с удовольствием дышал всей этой сыростью — важно, что он уже на сушу выбрался, почти целый час под водой пробыв. Опять же не в самой теплой. И хотя опять-таки в штольне было прохладно, если не сказать, холодно, Таран сразу согрелся. Тем более что идти пришлось вверх по уклону, что требовало немалых усилий.

Следы каких-то колесиков на иле, которого и здесь было на полу немало, Таран увидел почти сразу. Ясно, что их не могла оставить какая-нибудь старинная вагонетка, на которой отсюда руду возили. Нет, их оставил «холодильник», в котором везли Полину!

И почти сразу же как по заказу Юрка услышал то, чего сильно надеялся не услышать. То есть довольно четкий сигнал от Полины:

— Тепло! Очень тепло, Юрочка! Всего сто метров осталось!

Таран, конечно, здорово за себя порадовался. Правда, сто метров оставалось до Полины, а не до выхода из штольни.

Опять же неизвестно, далеко ли отсюда последний «джикей» если он, конечно, последний. Вполне возможно, что он не даст убить себя так же просто, как это позволили сделать остальные. Тем более что Юрка уже снял свой нагрудный аппарат и защищен был только бронежилетом. Цена этой одежке уже известна — ни хрена не спасет, если выстрелят «гвоздем» с близкого расстояния. Кроме того, даже если все обойдется, то неизвестно, как отнесется к Юркиному подвигу, например, Надька, которая, поди-ка, мирно спит в пятом флигеле и десятый сон видит. А что, если она скажет: «Ах так, ты, сукин сын, значит, из-за этой стервы жизнью рисковал?! Ну и живи с ней сам, а нас с Алешкой забудь навсегда!»?

Но вместе с тем, раз Полина жива, это означает, что она все еще может умереть, и хрен его знает, что в таком случае произойдет. То есть, возможно, что все жуткие предсказания — и более мягкое, птицынское, и более страшное, о котором Глеб рассказывал, — превратятся в явь. А Таран не хотел ни смерти, ни сумасшествия ни для кого и уж тем более не для Надьки и маленького Таранчика. Фиг с ним, если дура приревнует и разведется — значит, так тому и быть, но, по крайней мере, Таран будет уверен, что лично он сделал все ради нее и Алешки.

И Юрка, заменив магазин в автомате, взял его на изготовку и пошел вверх по штольне. Шел и шаги считал. Нормальный шаг у него был примерно полметра, значит, до Полины надо было около двухсот шагов сделать. Правда, надо думать, Полина измеряла расстояние с помощью своих экстрасенсорных мозгов, так же, как Глеб с помощью своего таинственного прибора, похожего на видеокамеру. Помнится, он еще на 70-м горизонте намерил до Полины всего 250 метров. Возможно, через толщу горы, по прямой, так оно и было, но Таран только под водой почти целый час добирался, да и то при помощи буксировщиков. Под землей срезать расстояние трудно…

Штольня тоже была вовсе не прямая, а, наоборот, до невозможности извилистая. Ее, поди-ка, безо всяких маркшейдеров долбили, пока руда была. К тому же не прошел Таран и пятидесяти шагов, как появилось первое ответвление. Куда оно выводило, Юрку не заинтересовало, потому что следы колесиков контейнера вели прямо. Затем еще шагов через тридцать обнаружился целый перекресток. На сей раз колесики отметились справа, и Тарану пришлось повернуть.

Но через сорок шагов опять возникла развилка. Только здесь, куда, должно быть, ни морская вода с илом, ни дождевая с сухопутной грязью не добиралась, пол штольни состоял из одной щебенки, на которой колесики контейнера никаких следов не оставили. Таран наскоро прикинул: левое ответвление было намного круче правого, и катить по нему «холодильник» было бы очень трудно. «Направо пойду!» — решил Таран и тут же принял мозгом сигнал.

— Тепло! Очень тепло! Почти горячо! — Полина словно бы подтвердила его правильный выбор.

В том, что это действительно «горячо», Юрка убедился буквально через секунду. Едва он свернул направо и отсчитал десять шагов, как слева из какой-то ниши в стене на Тарана вынеслась огромная черная масса, очень слабо напоминающая человеческую фигуру, и во мгновение ока сшибла Юрку на пол. Автомат вылетел у Тарана из рук, а сам он оказался придавлен спиной к мокрой гальке огромной тушей за сто килограммов весом.