— Даже так? — удивился Таран. — Ты что, время засекала?

— Нет, я не засекала. Просто подошла какая-то баба, попросила «Мальборо-лайт» и зажигалку. Я ей это выбила, а она еще спрашивает: «Извините, вы не подскажете, который час?» А Зыня ей ответил: «16.20». Тогда эта баба и говорит: «Спасибо! Приятного вам вечера!» И ушла. Вот после этого Зыня меня за руку взял и погладил… А дальше я сама не знаю, что нашло.

— Да-а, — пробормотал Таран, не зная, верить или нет Надьке. Но тут его вдруг осенила некая догадка.

— Ты эту бабу раньше на рынке видела?

— Не-а. Она, по-моему, приезжая. А ты думаешь, она что-нибудь сделать могла? — удивилась Надька. — Она только деньги через решетку подала да сигареты с зажигалкой забрала. При чем тут она-то?

— Пока только прикидываю, — сказал Юрка. — Баба старая?

— Да нет, молодая. Лет двадцать пять, может быть. Не старше тридцати — уж точно.

— Одета как была, не разглядела?

— Нормально одета, прилично. Брючки белые в обтяжку ну и что-то типа маечки красненькой. С открытым пупиком. Босоножки тоже белые. К такой одежке еще южный загар нужен, а она бледненькая.

— Светловолосая?

— Нет, темная такая, чуть-чуть с рыжиной. Каштанка, почти как я. Чуть-чуть темнее, может быть.

— Та-ак… — Таран уже чувствовал, что близок к разгадке, но боялся потерять хвостик. — Волосы длинные?

— До плеч где-то, не больше.

— С кудряшками?

— Вроде были небольшие… Ты ее что, знаешь? — насторожилась Надька.

— Пока не уверен… Глаза какие? Серые, карие?

— Не разглядела. Тем более на ней очки были такие дымчатые. Юрик, ну ответь, ты знаешь ее?

— Я же сказал: не уверен. Но пока из того, что ты сказала, получается портретик, очень похожий на одну мою знакомую… Слушай, я сейчас попробую ее нарисовать по памяти, а ты скажешь, похожа она или нет.

Давненько Таран не брался за карандаш. Пожалуй, с тех пор, как закончился его печальный роман с Дашей. Господи, в каких он тогда только видах искусства себя не пробовал! И стихи писал, начав с двустишия: «Нету краше милой Даши!», и на гитаре играть научился, по крайней мере, так, что мог романс «Я встретил вас…» исполнить, и портреты Дашины рисовал по памяти. Вот это-то увлечение сейчас и пригодилось, точнее, навыки, которые он приобрел после того, как изорвал не один десяток неудачных рисунков. Впрочем, сейчас он пытался вспомнить вовсе не Дашу…

Юрка сбегал в комнату, принес карандаш и листок почтовой бумаги, а затем принялся за творчество. Надька в это время сидела молча, вздыхая и переживая. Небось ей казалось, будто она наговорила Юрке лишнего, и теперь их расставание представлялось ей неизбежным.

Минут через двадцать Таран закончил рисовать. Образ дамы, которую он уже больше года не видел — и не чаял увидеть, строго говоря! — получился достаточно близким к оригиналу.

Во всяком случае, так казалось Юрке.

— На, погляди, — сказал он, показывая свое творение Надьке. — Похожа? — Ага… — с нескрываемым удивлением и даже страхом пробормотала та. — Только очки немного не такие… Ты острые уголки нарисовал, а они скругленные. Ты ее знаешь, да? Кто это, а?

— Возможно, — произнес Таран без особой иронии, — самая страшная женщина на земле.

— А на морду так очень даже ничего, — заметила Надька, продолжая разглядывать рисунок. — И не наглая, сразу можно сказать. Знаешь, кого-то она мне напоминает… Может, я ее тоже видела? Нет?

— Бабку Нефедову помнишь? Ну, ее твоя бабка Нюшкой называла. Помнишь, Птицын к ней в прошлом году, когда у нас в Стожках гостил, ездил насчет своей ноги консультироваться?..

— Конечно, помню!. — присматриваясь к портрету, проговорила Надька. — Да, похожа, похожа! Только моложе, конечно!

— Ясное дело, это же внучка ее, Полина.

— А откуда ты ее знаешь? Бабка-то ведь уже померла. Прошлым летом как раз. И по-моему, эта девка в селе вообще не появлялась.

— Появлялась. Правда, давно, позапрошлой зимой. Но я ее не в селе встретил, а когда она на поезде в Москву ехала.

— Это во время той командировки, когда я на сохранении лежала?-припомнила Надька.

— Так точно. В одном купе ехали…

— И у вас там что-то было? — прищурилась Надька.

— Там у нас ничего не было, — проворчал Таран, правда, уперев на слово «там». — Просто доехали до Москвы — и все. У нее сумка была тяжелая, я помог ее на перрон вынести. Ее должен был брат встречать, Костя. Но не приехал, потому что… Ладно, мне много лишнего тебе рассказывать не надо.

— Потому что у вас с ней было?

— Не поэтому. Хотя, если тебе уж так хочется знать, скажу: да, было! Только не в тот раз.

— А в какой? — Надьку явно охватило любопытство. К тому же ей, наверное, было приятно знать, что муж у нее тоже не без греха и она вроде бы уже не так виновата.

— В другой.

— Может, расскажешь? Я-то тебе все рассказала…

— Надь, — строгим тоном произнес Юрка, — если б речь шла только о том, как мы трахались, то я бы тебе сейчас все «от» и «до» с удовольствием рассказал. Но там еще до фига такого происходило, что лишнему человеку лучше не знать. Понимаешь? Как говорится, служебная тайна. Если Птицын разрешит, расскажу когда-нибудь.

— Хорошо, я тоже службу знаю. Но почему ты сразу прицепился, когда я сказала, что после ее прихода на меня это все наехало? Она что, колдунья, что ли, как ее бабка?

— Бабка у нее вовсе не колдунья, а так, знахарка. У них в семействе лечебник был — книга такая, которую несколько разных старух составляли аж полтораста лет или около того. Но это не главное. Сама эта Полина — экстрасенс, понятно? Она умеет мысли читать, причем даже с очень большого расстояния. И может людям диктовать свою волю, даже не одному кому-то, а нескольким сразу!

— Правда? — Надька не на шутку перепугалась. — И ты думаешь, она могла нас с Зыней… заставить?!

— Запросто! Я, наверное, опять лишнее скажу, но я сам лично видел, как она целую команду бандитов заставляла проделывать то, что ей требовалось. И меня, между прочим, тоже. Правда, она после этого очень сильно устала, сознание потеряла и не то в летаргический сон впала, не то вообще в кому. С тех пор я ее не видел, но знаю, что она и во сне какие-то пакости проделывала. Помнишь, летом, когда Лизка с нами за столом сидела, а потом вдруг побежала Птицына искать? Это ее работа была, говорят.

— Кто говорит-то?

— Генрих! Разболтал я тебе до фига… Слушай, по-моему, нам надо срочно ему рассказать. Иначе у нас тут, в городе, и в области, даже в России вообще хрен знает что случиться может!

— Ужас какой… Значит, она спала-спала, а потом проснулась?!

— Если б она еще просто так спала или где-то там в простой больнице. Она в каком-то спецучреждении была, откуда так просто не выйти. Понимаешь? Если она оттуда сбежала и еще разозлилась на весь мир, она такого натворить может — ого-го-го!

— Мамочки! Неужели правда?!

Таран видел Надеждин испуг, которую, похоже, он очень легко убедил в своей правоте, но, с другой стороны, Юрка уже сам начал сомневаться в том, что там, на рынке, действительно была Полина.

Ведь и правда, она не просто в сельской больничке лежала.

Конечно, Таран в этом учреждении сам не бывал, но мог догадаться, что там не проходной двор и такую опасную персону, которая даже во сне может людьми управлять, охраняет не бабка с клюшкой и даже не дед с берданкой, а кое-кто посерьезнее. К тому же там небось и системы сигнализации установлены, и датчики какие-нибудь. Возможно, что там и двери с кодовыми замками, и целая система постов, через которые только строго определенных лиц пропускали. Наверняка ведь и ученые, врачи или иные специалисты около этой самой Полины дежурили, наблюдали за тем, спит она или проснулась. Изучали, как у нее во время сна мозги работают и еще что-нибудь. Как же они все ее прохлопали?! Допустим, она могла двум-трем, ну, даже пятерым мозги заполоскать, но ведь не всем же сразу? Кто-то бы сообразил, дал сигнал, и ее остановили бы. К тому же это людям можно мозги заполаскивать, а электронике навряд ли. И уж тем более такой, какую Таран в подземном центре господина Антона видел. Там, чтобы лифт заработал, хозяин должен был ладонь к сканеру приложить, и, только удостоверившись, что отпечаток его, компьютер включал систему.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: