Малиновский начинал войну в этих самых краях командиром корпуса. Три его дивизии тогда занимали рубеж от Липкан до Унген. Теперь на том же фронте у него пятьдесят пять дивизий, много танковых и артиллерийских соединений. С воздуха его поддерживают мощные силы двух воздушных армий.

В составе фронта действует и румынская дивизия имени Тудора Владимиреску. Румынские антифашисты сами просили разрешить им создание такой дивизии из добровольцев, пожелавших воевать против фашизма. Тудор Владимиреску — национальный герой Румынии. Более ста лет назад он вместе с русскими сражался против турок, а затем возглавил народное восстание валахов против крупных землевладельцев и турецкого гнета.

Части дивизии формировались в Рязанской области, и ее командиром был назначен полковник Камбря. Сейчас дивизия насчитывает почти десять тысяч солдат и офицеров.

Полтора часа гремел и полыхал фронт. Полтора часа сотрясалась земля и раскалывался воздух. Еще до начала атаки появились первые десятки пленных. Обезумевшие от страха, они искали спасения там, откуда на них низвергались тонны смертоносного металла. Выскакивая из своих убежищ, мчались на наши позиции и кричали: «Антонеску капут!», «Гитлер капут!». Испуганно протягивали наши листовки с пропуском в плен.

Наконец и атака! Ее сопровождал двойной огневой вал. За танками и пехотой двинулись орудия сопровождения. А ровно в 8.00 загремел огонь и Третьего Украинского.

В наушники радистов доносились истошные вопли немецких офицеров: «Нас оглушили бомбами!», «Ничего не вижу и не слышу!», «Оборона рухнула!», «Солдаты перебиты!», «Нас давят русские танки!».

И тем не менее с продвижением в глубину вражеской обороны наши части стали попадать под убийственный огонь. Многие позиции приходилось брать с бою. Вспыхивали ожесточенные схватки за отдельные огневые точки, за опорные пункты, за железобетонные доты. В одну из таких схваток доложили командующему — геройски погиб лейтенант Алексей Шемигон. Он первый повел в атаку своих солдат. И вдруг цепь нарвалась на дзот. Тогда офицер, оказавшийся ближе всех к дзоту, бросился на амбразуру и закрыл ее своим телом...

Час за часом командующему докладывали, с какой дерзновенной храбростью сражались солдаты и офицеры, и сердце генерала полнилось гордостью за мужество воинов.

К одиннадцати утра дивизии первого эшелона смяли противника уже на двадцатикилометровом участке фронта. С ходу форсировали реку Бахлуй и захватили два моста. Но танкистам нужно четыре. И к реке двинулись саперы и понтонеры, тягачи с переправочными парками и готовыми элементами мостов.

По замыслам ставки, удар танковой армии, как обычно, намечался на второй день операции. Командующий фронтом решил ввести ее в бой в первый же день сражения. Решение было дерзким.

Стальная армада загудела, сразу потонула в тучах огня и дыма. Расчищая танкам дорогу, огневой стеной вставали разрывы.

За рекой Бахлуй танкисты сразу нарвались на сильные очаги сопротивления. Против советских танков в контратаку была брошена отборная танковая дивизия «Великая Румыния». Но остановить наступление наших танкистов она не смогла. К исходу дня танкисты пробились к третьему рубежу противника, к хребту Маре.

Генерал Малиновский несколько раз за день связывался с Толбухиным. Наступление соседнего фронта тоже развивалось успешно. Ломая ожесточенное сопротивление врага, войска обоих фронтов стремительно продвигались вперед. Из резерва выдвигались свежие дивизии и с ходу бросались в бой.

Сопротивление противника на хребте Маре было сломлено. Замкнулось железное кольцо вокруг кишиневской группировки Фриснера. Спешно создавался внутренний фронт. Большие силы войск двинулись на Дунай и к Фокшанским воротам. Открылся путь в центральную Румынию.

Войска Третьего Украинского заняли Бендеры, а на другой день штурмом овладели Кишиневом.

Крупнейшая операция на Балканах развивалась успешно.

Окна королевского дворца задрапированы тяжелыми гардинами, и в залах царит прохладная жутковатая полутьма. А режеле Михаю все равно жарко и душно.

Небо над городом стало мглистым. Засуха сожгла степи и примчала сюда тучи едкой пыли, отчего поблекла зелень деревьев. За стенами бесшумно бьют фонтаны, но и они не смягчают духоту. Дворец, казалось, затих, замер в ожидании чего-то неизвестного и страшного.

Часовой в каске безостановочно вышагивал у чугунной ограды. Михай поглядел на него с горечью. Что он может, часовой, если вся армия бессильна защитить его трон.

Долго бродил из зала в зал. На мягких пушистых коврах не слышно даже собственных шагов. Гнетущая тишина! Что же все-таки будет? Четвертый день гремит советское наступление. Фронт прорван. Ни Антонеску, ни Фриснер, ни сам Гитлер уже не спасут его трона. Спасти мог он сам, режеле Михай. Стоило лишь принять шесть условий перемирия, предложенных русскими в Каире. Их условия были довольно умеренны. Разрыв с Гитлером и совместная борьба против немцев. Граница 1940 года. Возмещение убытков, причиненных оккупацией советской территории. Возвращение военнопленных. Свободное передвижение союзных войск по румынской территории. И даже согласие русских на аннулирование венского арбитража о Трансильвании. Прими он те условия — не было бы теперь ни советского наступления, ни мучительной неизвестности. Все испортил Антонеску. И вот расплата. Дворцовым кругам пришлось пойти на союз с Маниу и Братиану, даже с коммунистами. Втайне от Антонеску он послал своих представителей на совещание, которое состоялось на конспиративной квартире компартии. В переговорах участвовал и маршал двора Орляну.

Двор предложил свой план — заменить Антонеску прогитлеровским деятелем Джигурту. Предполагалось даже получить согласие Гитлера. И только потом, уже за спиной Джигурту, принять меры к заключению мира. Этот замысел решительно отвергли коммунисты. После долгой борьбы пришлось согласиться с их планом вооруженного восстания.

Король понимал, что теперь, когда русские подходят к столице, медлить нельзя. Все должно решиться сегодня же вечером. Маршал Антонеску просит аудиенции. Он хочет заручиться поддержкой короля. Настаивает на чрезвычайных мерах. Еще раньше с фронта отозван генерал Санатеску, чтобы возглавить будущее правительство. Главное — тайна! До времени не раскрыть карты.

Михай нетерпеливо позвонил, и тут же перед ним появилась постная физиономия Орляну. Он был в старомодном английском френче и выглядел взвинченным. Золотое пенсне на носу слегка вздрагивало.

— Что нового? — суховато спросил Михай.

— Штаб Фриснера, ваше величество, вырвался в Карпаты, его войска по-прежнему отрезаны...

— Я не о том...

— Двор готов, и все происходит, как намечено.

— Хорошо, идемте к королеве.

Михай заспешил вниз по лестнице, почти пробежал анфиладу комнат и, приостановившись у дверей в покои матери, постучал. Задыхаясь, Орляну с трудом нагнал своего повелителя.

Елена встретила их растерянно. Что же теперь будет?

Мать наставляла сына, как держаться, что сказать. Обычно решительная, упорная, она сейчас была в смятении. Понимала, как велика опасность. На карту ставится не только трон, но и сама жизнь.

Уже вечерело, когда доложили, что маршал Антонеску прибыл во дворец. Мать и сын многозначительно переглянулись. Орляну отправился распорядиться.

Наконец началась аудиенция. Антонеску сжато изложил ход событий на фронте. Борьба приняла слишком острый характер, положение безнадежно. Нужно создавать новый фронт, запереть на замок Фокшанские ворота. Им уже приняты необходимые меры. Драться до последнего, мобилизовать все силы нации, выстоять и преградить путь русским в глубь страны. Фюрер, уверял он, не оставит союзника в беде. Хорошо бы его величеству немедленно выступить с обращением к народу.

Маршал Орляну прижал к глазам большой платок и, казалось, натужно улыбнулся запавшим старческим ртом. Генерал Санатеску застыл как изваяние, и лицо его было каменным.. Михаю слышно, как за его спиной учащенно задышала королева. Пружина закручена до предела. Сам Антонеску мрачен, напряжен.