-- С добрым утром, тетя Клава, -- остановился я у киоска не без опаски. -- Где же это вы пропадали? Я уже беспокоиться начал, не случилось ли, думаю, чего...

-- Ох, соседушко, и не говори, -- запричитала тетя Клава, закатывая глаза. -- Хворала я, недуг меня скрутил, проклятый. Залетела на кухню шаровая молния, ну, я ее веником, веником, а она ка-а-ак бухнет! Веник сгорел, а я -- в обморок. Вот только сегодня оклемалась.

-- Да что вы говорите! -- искренне удивился я. -- А мне вот никогда не приходилось видеть шаровую молнию.

-- Ишь, любопытный, -- проворчала тетя Клава. -- Увидишь еще, придет время. А пока -- на вот, забирай прессу, специально для тебя отобрала... Не гудишь больше? -- спросила она вдруг, пристально взглянув поверх очков в мои глаза.

-- Что? -- не понял я.

-- Ну ладно, иди, иди, а то вон народ сзади напирает.

Я отошел, взяв предварительно подготовленную для меня прессу, и оглянулся.

В амбразуру киоска по самые плечи влез безбородый субъект в морковном свитере и хрипло потребовал:

-- Шахматы!

Я зажмурился и что было силы тряхнул головой. Когда глаза мои вновь открылись, странного субъекта уже не было, а тетя Клава обслуживала следующего покупателя.

-- И часто он у вас бывает? -- поинтересовался я, когда мы снова остались вдвоем.

-- Кто? -- спросила тетя Клава.

-- Да этот, в свитере.

-- Не помню. В постоянных клиентах не числится, -- сухо ответила киоскерша. -- И вообще, оставьте меня в покое!

Озадаченный, я поехал на работу. Вторая встреча с предполагаемым инопланетянином окончательно сбила меня с толку, но в то же время я был рад, что он жив и от столкновения с КАМАЗОМ ничуть не пострадал. Смысл происходящего был совершенно не ясен мне. Впрочем, может быть, все это игра больного воображения? Может быть, это вовсе не инопланетянин, и никакого контроля надо мной нет? И тот лжекомандировочный, может быть, вовсе и не лжекомандировочный, а самый что ни на есть настоящими, самый обычный командировочный? И НЛО он вполне мог видеть, тем более, что тарелочка действительно была.

На работе все было по-прежнему, и день прошел как обычно. Но вот после работы... После работы я собрался было заехать к одному знакомому филателисту, который обещал показать мне свою коллекцию довоенных марок. Знакомый жил где-то на Авиамоторной улице -- туда-то я и направил свои стопы по окончании трудового дня.

День был жаркий и солнечный. Столбик термометра стоял на отметке "32", духота и пыль окутали город, асфальт плавился под горячим солнцем и прилипал к подметкам ботинок.

Я вынырнул из метро на поверхность пылающего города и вдоль сквера с бюстом "всесоюзного старосты" направился к рынку. У цветочного магазина, не доходя двух шагов до рынка, путь мне внезапно был прегражден внушительной толпой, из недр которой доносились встревоженные голоса. Действуя локтями, я пробрался вперед и увидел следующую картину.

Тщедушная старушка мертвой хваткой вцепилась в руку слабо сопротивлявшегося гражданина лет тридцати с небольшим. Тут же стояла бочка с надписью "Квас".

-- Попался, голубчик! -- ехидно прошепелявила старушка, зло блеснув зеленым глазом из-под кустистых бровей, и я вдруг обрел уверенность в том, что именно с нее Эдуард Успенский писал свою знаменитую старуху Шапокляк.

-- И чего привязалась? -- недоуменно вопрошал у толпы гражданин, добродушно взирая на цепкую старушенцию с высоты своего почти двухметрового роста. -- Никого не трогаю, стою, пью квас...

-- Видали? -- завопила Шапокляк. -- Никого не трогает? Ишь ты! А кто же, как не ты, рубь железный в банку кинул, кружку опорожнил, а сдачи взял мелочью рубля на два, не меньше: шесть двадцаток, три пятнашки и еще что-то из меди. Не ты, скажешь?

Гражданин пожал плечами, отхлебнул из кружки изрядную порцию темного, ароматного напитка и ответил:

-- Не я, конечно. И в голову такое не пришло бы.

-- Как же, не пришло бы! -- не отставала старушенция. -- Знаем мы вас, окаянных!.. Ворюга он, истинный крест, ворюга!

-- И не стыдно вам, мамаша? -- укоризненно покачал головой высокий гражданин, приканчивая свою кружку с квасом.

-- Это мне-то должно быть стыдно? -- взвилась Шапокляк. -Милиция!..

Тут только до меня дошло, в чем дело. Здесь, у самого входа в цветочный магазин, каждое лето ставили квасную бочку, но это была бочка непростая, а уникальная: квас отпускался не продавцом, а самими покупателями, иными словами, каждый мог подойти, положить деньги и налить себе прохладительного напитка на сумму, им оставленную. Весь эффект был построен на доверии. Поэтому ситуация, представленная

"настроился на волну" обвиненного в воровстве гражданина и в следующий миг уже знал всю правду.

-- Не надо звать милицию, -- сказал я, выходя в центр круга, образованного толпой. -- Я все видел и могу клятвенно подтвердить: этот парень ни в чем не виноват. У него и в кармане-то не больше гривенника.

Гражданин благодарно улыбнулся мне, обрадованный поддержкой постороннего человека, и произнес:

-- Ну вот, я же говорил, а мне никто не верил... Да отпустите же меня, мамаша! Вот прицепилась...

Старушенция сконфузилась, выпустила руку гражданина из своих цепких пальцев, окинула меня подозрительным взглядом, еще больше сконфузилась, махнула рукой и заковыляла прочь, бормоча себе что-то под нос. В толпе послышались незлобливые смешки:

-- И на старуху, как говорится, бывает проруха.

-- Нет, видали? Как она его!

-- Молодец, бабка!

-- Шустрая бабуля...

Толпа постепенно рассеялась, исчез и обвиненный в краже парень. Я же, довольный своим поступком, гордо поплелся дальше.

Кто-то осторожно тронул меня за локоть. Я обернулся. Круглолицый румяный мужчина средних лет шел чуть сзади и с интересом разглядывал мой профиль.

-- Вы что? -- спросил я настороженно.

-- Удивительно! Как это вы догадались? -- приглушенно произнес мужчина; в его последних словах слышался скорее не вопрос, а восхищение.

-- Что? -- Я остановился.

-- Вы меня извините, товарищ, что я вот так сразу, среди улицы, остановил вас, но вы на меня произвели неизгладимое впечатление. Вы так блестяще разрубили этот гордиев узел...

-- Ну и что?