— Ну, братцы-разбойнички, подготовляйтесь к ухе!

Он собрал свои удочки, банки с насадкой и прикормкой и пошел на берег. Вместе с ним ушел Гусь.

Остальные вели наблюдения за дикой мышью.

Ее увидел Глеб и показал всем: похожа на домашнюю, но вся какая-то лесная. Она вылезла из травы, никого не боясь, схватила большую хлебную крошку и куда-то понесла. Потом быстро вернулась и начала искать, нет ли чего еще. Глеб стал отламывать от хлеба кусочки и кидать ей. Мышь проворно относила их к себе в нору, стараясь обернуться как можно скорее, чтобы запасти хлеба побольше, а уж отдыхать — потом!

— Хозяйственная какая! — сказал Братец Кролик. — Она, наверно, и папиросы нагрызла… Но картошку ей не дотащить… Картошку и помидоры кто-то другой свистнул…

Колюнька тоже начал крошить мыши хлеб, говоря:

— Вот мышата сейчас радуются-пляшут: никогда они не видали такого вкусного хлеба!.. И много столько!..

И даже сам заплясал от радости за мышат.

— Эх, жалко, ничего другого вкусного не взяли! — жалел Глеб. — Могли бы ей всего дать… Чтоб на всю зиму запаслась!

Но мышь испугалась Колюнькиной пляски, шмыгнула в траву и больше не вышла.

— Беги на берег, узнай, сколько там рыбы наловили! — приказал Колюньке Братец Кролик. — Небось уж полкотла.

Колюнька долго не возвращался, а потом прискакал и восторженно доложил:

— Уже рака поймали! Клещами своими так и шевелит… Черный, страшенный… Пошли покажу! Он у нас сидит на привязи!

Колюнька повел всех к берегу и показал место, где привязанный веревочкой за лапу сидел в воде угрюмый рак, который отполз по дну на всю длину веревочки и замер, видно раздумывая над своим безвыходным положением.

— Пока не будем отпускать, ладно? — спросил Колюнька.

— Пускай сидит, покуда не доловим их до полного котла, — согласился Мишаня.

Но ни одной, даже маленькой, рыбки отец с Гусем пока не поймали.

— Не клюет почему-то… — сокрушался отец, — Я уж и прикормки набросал килограмма два, а все не клюет…

— На Гусиновке нашей и то лучше ловится! — подтвердил Гусь. — Я там раз тридцать восемь пескариков натягал, как копеечку!.. Аж круглые от жиру, чуть не лопаются!..

— Надо полагать, к непогоде это! — сказал отец — Недавно жаба кричала: тр-р-р-ю-ю… А жаба перед дождем кричит — примета есть…

— Как же так! — заспорил Глеб. — Я все приметы читал! По приметам, дождя не будет: дым от костра идет вверх — раз! Ласточки высоко летают — два!

— Ну, насчет ласточек — это еще вопрос! — не сдавался отец. — Они и высоко летают, и низко, глянь-ка!

В самом деле: одни ласточки мелькали под облаками, как черные точки, другие ловили мошек над самой речкой.

— Муравьи ползают как ни в чем не бывало, — спорил Глеб. — А перед дождем они обязаны сидеть дома, укреплять свой муравейник.

Но отец был упрямым, не хуже Глеба:

— Я в муравьев не верю, это насекомые, у них ума нет, один инстинкт, а жабы — мозговитые твари!

Они начали спорить, у кого больше ума, — у муравьев или у жаб, и наконец Глеб сдался:

— Я, дядя Петя, здешних примет не знаю, — сознался он. — Я больше знаю приметы, какие в Африке действуют или там в Бразилии… Например, если термиты и гремучие змеи попрятались, то должно быть наводнение… Еще знаю…

— Это точно! — согласился отец. — Те приметы верные… А здесь черт знает что: путаница, понимаешь!.. В Африке мы б с тобой не пропали! И в Бразилии не растерялись! Но только вот одного я не пойму никак: по какой такой причине тут рыба не ловится? Быть не может, чтоб в таком месте она не ловилась! Я его с малолетства знаю, самое что ни есть рыбное… Должно, ночью дождик зажарит, так что готовься, голытьба!..

Колюнька тем временем ползал по круче, выискивая место для своего Чиполлинушки, чтобы и он мог пожить дикой жизнью в какой-нибудь уютной пещере под корнями, и вдруг закричал:

— Сюда! Сюда! Нашел! Картошка наша!

Кручка заросла вениками и кипреем, в ней было множество укромных ямок, и в каждой ямке, под корнями ветел, в кустах были спрятаны картошины, помидорины, яблоки. Кому-то здорово пришлось потрудиться, чтобы распрятать их по всему берегу!

Отец сказал, что это сделал скорее всего какой-то лесной зверек.

— Давай собирай обратно! — скомандовал он, не отводя глаз от поплавка. — Картошка нам еще при годится, а то пока начнется клев, как бы на одних помидорах с голоду тут не опухли!..

— Не опухнем! — гордо сказал Гусь. — Какая важность!

Однако первый кинулся выискивать картошины среди ямок и зарослей, а запрятал их неизвестный зверек так хитро, что, когда собрали все, картошки получилось гораздо меньше, чем было утащено. Остальную зверек, наверное, успел перетаскать в свою кладовую.

— Пускай! — сказал Глеб. — Будет теперь есть, нас вспоминать!

И Колюнька ликовал:

— Всем мы всего дали! Мышу — хлебушка, зверьку — картошечки! Они рады, а, Глеб?

— Еще как! — ответил Глеб. — Где им тут взять!

— А Чиполлинушку моего они не унесут?

— Нужен им твой Чиполлинушка!

— Пускай бы унесли! — вдруг решил Колюнька. — Он бы у них пускай жил, как Дюймовочка, — девочка такая маленькая, мне бабушка про нее сказку читала!.. Рассказать вам?

— Мы знаем!

— Вы другую знаете — плохую… — загрустил Колюнька. — А эта — длинная, интересная!.. Там есть знаете кто? Крот!.. А тут кроты живут?..

— Никаких тут кротов не живет, отстань!..

Явился пропадавший где-то Братец Кролик и, скосив круглые глаза в сторону отца, зашептал:

— Я брод нашел на Меркушкин остров!.. Синичата сейчас переходили с острова на берег: наш большой Синичонок маленького Синичонка на себе верхом перетаскивал, всего по грудь было!

— Значит, и я могу с вами! — сразу догадался и обрадовался Глеб, так и не научившийся за лето плавать.

Все заранее разделись, чтобы не канителиться с одеждой. Братец Кролик сложил в мешок лопатку, топорик, фонарик, Мишаня прихватил свой нож, Гусь взвалил на плечо дубину, а Глеб и Колюнька пошли так, безо всего.

Быстро перебредя речку, оказавшуюся в этом месте мелкой, гусиновцы углубились в дебри острова.

Остров и вправду был дикий, глухой и почти непроходимый, особенно для людей, одетых только в трусы.

На острове росли почему-то одни только колючие и жгучие растения, а разрослись они до неимоверной величины: и шиповник, и ежевика, и крапива — все было выше человеческого роста.

Гусь шел впереди, грудью проламывая крапиву, как танк или лось, а каждая крапивина хлестала сперва Мишаню, шедшего следом, потом Братца Кролика, потом Глеба и, наконец, Колюньку, который плелся в хвосте и вскрикивал:

— Ой! Ой! Мишань, тебя тоже обожгло? Глеб, ты обжегся?

— А то нет!

И Колюнька на время замолкал: раз всех, то ладно…

В таких зарослях Меркушке прятаться было удобно, но все время жить на этом острове — негде: везде сырость, под ногами вода проступает, и комары тут водятся совсем особой породы — большие, полосатые, хоботки у них толстые и острые, как иголки.

И видно, что в полую воду остров заливает: высоко на деревьях, на макушках кустов повис разный мусор, похожий на растрепанные птичьи гнезда: камыш, палочки, сено, свисающее как грива.

Исследователи сначала обошли весь остров по берегу, потом углубились в середину.

Середину острова занимали два озерка. Когда-то они были большие, во весь остров, но постепенно усыхали, становились все меньше и превратились в болотца.

В некоторых болотцах вода уже высохла вся до капли, но илистое дно высохнуть еще не успело и было испещрено следами каких-то крупных птиц — сорок или ворон.

Братец Кролик догадался:

— Это они пировали тут! Всю живность поели, теперь ждут, когда и эти пересохнут! Вон как орут!

В чаще леса беспокойно стрекотали сороки и каркали вороны, наверно думая, что мальчишки пришли за их рыбой…

А рыба эта так и кишела в озерках!

Скорее всего, в разлив здесь осталась икра, из нее вывелись мальки, подросли и стали ростом с палец.