Когда исследователи подошли к самому большому озерку, длинному, широкому и мелкому, там рыбок оказалось — сотни, наверное! Они, выстроившись в стаю с командиром впереди, плавали из одного конца озерка в другой, поворачивая все разом, как по команде.

Возле берега валялась одна дохлая рыбка, которую кто-то страшно изгрыз. Глеб ее подобрал и взял с собой, чтобы показать Мишаниному отцу, потому что определить ее породу никто не сумел.

Больше на острове осматривать было нечего, пришлось возвращаться.

— Клюет и насадку срывает, что не поспеваешь насаживать, а не ловится! — пожаловался отец. — Хоть бы одну поймать для смеха, глянуть, что тут за рыба! Кто-то ведь срываем насадку? Значит, она тут есть! А раз есть — будет наша!

— А это какая рыба? — спросил Глеб, показывая рыбешку, подобранную у озерка.

— Это маленький сазанчик! — определил отец. — Значит, сазан тут есть! Я ведь по натуре — сазанятник! Только как его взять — вот вопрос…

— Такую мелочь и ловить не стоит… — сказал Мишаня.

— Это сазан тебе мелочь? Да он, если хотите знать, «царь речки» зовется! До пуда тянет — соображаете? Чешуины, как пятаки, красным отсвечивают, покрасивше золота любого! Из воды сиганет, обратно ахнется, как прямо тебе поросенок хороший, аж сердце отрывается! Я, если желаете знать, зачем сюда ехал — сазанов ловить! Только почему они не ловятся — вот вопрос интересный…

— Вот так сазан! — удивился Мишаня. — А мы и не знали… Сколько их там! Штук двести, наверное!.. Если бы все выросли, то полречки заполнили! Жалко, что их сороки-вороны поклюют…

— Переловить их да в речку и выпустить! — предложил Глеб.

— Да-а… — глубокомысленно заметил Гусь. — Если их всех в речку выпустить, порядочно рыбы прибавится…

— Давайте переловим! — загорелся Глеб. — Да вайте, а? Ну давайте… Они уж совсем приготовились к съедению воронами, а вдруг очутятся в реке, на воле! Ну давайте, Мишаня. Ну чего нам стоит!

— Это дело надо обдумать… — сказал Братец Кролик, ложась под деревом. — Надо сперва еще картошку сварить да поесть немножко хоть…

Картошку варили долго, а ели быстро. Почти нисколько продуктов не осталось, да и хорошо: отделаться от них поскорее и переходить на рыбу.

А рыба начала помаленьку ловиться! Отец с Гусем поймали двух маленьких окуньков и пеструю голую рыбку под названием: «голец».

Колюнька прыгал по берегу и кричал:

— Ура! Клев!

Мишаня, Братец Кролик и Глеб тоже взяли удочки и, чтобы не мешать отцу с Гусем, пошли на тот песочек, где купались.

Там Колюнька сразу же поймал одного за другим четырех пескариков, сильно загордился и никому не давал их трогать. Остальные не поймали ничего.

Братец Кролик сказал:

— Пескаря лучше всего есть сырого… Тут нам всем по одному! В дикой жизни их полагается есть сырых.

Колюньке стало интересно, и он не только пожертвовал своих пескариков, но и сам сбегал за солью, так как Братец Кролик сказал, что сырую рыбу едят подсоленной.

Пескариков очистили, помыли, посолили, положи ли на лист лопуха и сели вокруг, не решаясь приступать.

Наконец Братец Кролик сказал:

— Ну, начали! — и взял себе самого маленького. И другие взяли по пескарю.

Братец Кролик подержал своего пескаря в руке, скомандовал:

— Ну, едим! — и стал смотреть на других.

Глеб первый сунул своего пескарика в рот, за ним — Колюнька, потом Мишаня, потом Братец Кролик начали осторожно жевать пескарей. Ничего в них хорошего не было: сырые и безвкусные. Но кое-как дожевали их и проглотили. Выплюнуть никто не решился, а Колюнька ел даже с удовольствием, только косточки похрустывали.

— Ну как? — спросил Глеб.

— В пять раз вкуснее жареных! — быстро сказал Братец Кролик. — Так бы и ел всю жизнь!

— А по-моему, ничего хорошего… — покачал головой Глеб. — Пресная какая-то… Жевать неприятно…

— Много ты понимаешь! «Пресная…» Лучше солить надо было, чудак!..

Отец с Гусем свой улов есть не стали, а насадили на большие крючки для поимки крупной рыбы. Они сказали, что окуньки — самая лучшая насадка (это оказалось правдой: наутро насадка с крючков исчезла), и поставили донные удочки с колокольчиками, на них рыба ловится сама, а колокольчики сообщают своим звонком, что она уже поймалась, можно идти снимать.

Все легли, спать, а отец с Гусем сидели на берегу и ждали, когда зазвенят колокольчики.

Дождик так и не пошел, небо осталось чистое, и на нем было полно ярких звезд.

— Дядь Петь, а как же твоя жаба? — подсмеивался Гусь.

— Возможно, она предсказывает погоду задолго вперед…;— ответил отец.

А когда они легли, то Братец Кролик никак не мог угомониться. Он решил нести караул: надел вывернутый Гусев полушубок, взял копье и прогуливался в темноте около лагеря.

Он то и дело вскрикивал:

— Стой! Кто идет! — и со страшным шумом метал в кусты копье. Потом долго отыскивал его, треща сучьями, зажигал фонарик и бормотал: — Ложная тревога… Не иначе как кабан или енот… Ну, ничего… Куда это копье задевалось?..

Наконец ему надоело караулить. Он достал из своего мешка несколько веревочек и начал устраивать сигнализацию на случай ножного нападения Синиц; вбивал в землю колышки и натягивал на них веревочки, чтобы Синицы, когда будут красться в темноте, споткнулись и упали прямо на котелок и кружки, которые должны загрохотать.

Сигнализация получилась хорошая: отец ночью встал, споткнулся о веревочку, грохнулся прямо на котелок и долго ругал Братца Кролика.

Но Братец Кролик остался доволен: пускай теперь Синицы приходят!

Ночью сквозь сон Мишаня слышал, как кто-то шуршит у его изголовья, гремит мисками и ложками, которые остались под деревом, но не проснулся, думая, что это опять пожаловали в гости туземные собачки.

Но утром выяснилось, что зверек, несмотря на охрану Братца Кролика, украл всю картошку обратно, а заодно с ней — и последние помидоры.

Мишаня счел, что благодаря такому происшествию утреннее купание сегодня не состоится.

Братец Кролик нашел подходящий камешек и стал точить копье на случай, если этот зверек окажется большим зверем и вздумает на них напасть. Мишаня помогал ему, придерживая древко.

— Купаться-то забыли? — спросил Глеб.

— Не видишь, что мы делаем? — буркнул Братец Кролик. — Надо быть в полной боевой готовности! А вдруг он сейчас откуда-нибудь выскочит?..

— Значит, на попятный?

Переспорить Братца Кролика было трудно.

— Ничуть не на попятный! Я сказал: утром. А сейчас что? Утро! Я не говорил — в три часа утра! Я русским языком сказал: утром! А утро длится часов до двенадцати! Успеем еще искупаться…

— Какое же в двенадцать часов утро?

— А что, по-твоему? Вечер?

— День!

— «День»… День считается с двенадцати до вечера! А до двенадцати считается утро. А раннее утро считается до… десяти часов! Вот хорошенько наточим копье и пойдем. Заодно и солнышко обогреет…

Упрямый Глеб собрался идти один, но отец сказал, чтобы и Мишаня шел тоже, а то Глеб не умеет плавать и может утонуть. Пришлось лезть в холодную воду не вовремя! Но зато когда вылезли — хорошо…

Братец Кролик тоже оказался упрямым и купаться не пошел.

— Совсем нас одолели местные жители! — сказал отец за завтраком, состоявшим из лесного чая с хлебом.

В рыбацком лагере и вправду собралась, наверное, вся окрестная живность: собачки, мухи, муравьи, осы, комары и белые синиченские гуси, которые приплывали откуда-то и все пытались высадиться на берег.

Муравьи срочно проложили от своего муравейника новую дорогу к банке с сахарным песком, крышка от которой куда-то задевалась, бегали по ней туда-сюда; если заглянуть в банку, то не поймешь, чего там больше — сахару или муравьев.

Осы слетались в это место, наверное, все, какие есть в здешних лесах — полосатые, хищные, как тигры, и все ухватки у них были тигриные. От вчерашнего сазанчика они оставили один скелет с головой: вгрызались, упираясь изо всех сил лапами, отдирали по кусочку и куда-то уносили. А когда в муравейнике вчера на закате муравьи устроили бал — повылезали все наружу, наряженные в длинные белые крылья, и танцевали, то осы пикировали сверху, схватывали танцоров и тоже уносили.