После этого она, наконец, остыла и пришла в ужас. Выбежала из подземелья в парк, на полянку. Девчонок не было, они давно ушли, потому что думали, будто Ростик с Элькой отправились заниматься любовью в туннель, и хотя слышали глухие и неясные стоны, долетавшие из подземелья, подумали, что это от страсти.

Было уже три часа утра, в парке заметно посветлело. Элька, обезумев от страха, решила утопиться. Она бегом добежала до реки, плюхнулась в холодную воду. Утонуть, конечно, не сумела, но зато немного успокоилась и смыла кровь с тела и с кожаной одежды. Вылезла на берег и отправилась обратно. Казалось бы, идти туда, где лежит труп, не было никакой надобности. Там, в туннеле, он мог бы пролежать не один день, прежде чем на него кто-нибудь наткнется. Причем ни бомжи, ни шпана, лазившие по береговским катакомбам, не стали бы бежать в милицию. А крысы, возможно, не отказались бы полакомиться свежатинкой, и проблема утилизации решилась бы сама собой. Но Эльке вдруг захотелось, чтоб о страшной смерти Ростика узнали все. И еще она вспомнила о ключах «от швейцарского банка».

На поляне она нашла оброненный Ростиком пластиковый пакет. Принесла его в туннель, где еще чадил, дотлевая, костерок, вынула из пакета коробочку из-под французских духов. Но раскрывать не стала, просто положила в сумку, потому что в этот момент ей попался на глаза просторный лист полиэтиленовой пленки. Осторожно, чтобы вновь не испачкаться в крови, она втянула труп Ростика на пленку, завернула, даже перевязала шнуром, чтобы не выскальзывал, и поволокла к выходу из бомбоубежища. Пока шла, остатки крови стекли с пленки на пол, оставив лужицы и капли, но к тому моменту, когда она добралась до выхода во двор, капель уже не было.

Сначала она хотела бросить труп прямо посреди двора и заорать во всю глотку: «Это я его убила! Я отомстила ему!» С этой мыслью она, собственно, и тащила мертвеца несколько сот метров по туннелю. Но когда оказалась во дворе, безумство ослабело. Она вдруг подумала об Олежке, о том, кто будет о нем заботиться, если ее посадят. И отволокла тело в закуток между гаражами и, размотав полиэтилен, спихнула в крапиву. Потом, справедливо решив, что милиция приведет сюда собак, вспомнила о перцовом баллончике. Скатав полиэтилен в трубку, вновь вбежала в бомбоубежище. Снова пробежалась до места убийства, бросила пленку на угли и как раз в этот момент заметила, что неподалеку от кострища лежит связка двух ключиков и брелока в форме головы Мефистофеля…

Почему-то именно эта голова показалась ей чем-то страшным, дьявольским и нечистым. Она оторвала брелок и зашвырнула его подальше. Как он попал потом в мусорную кучу, где его откопали Гребешок и Луза, — неизвестно, может, крысы случайно закатили, а может, Элька случайно поддала его ногой, когда выбегала в парк. Почему она побежала в парк — и сейчас не могла понять. С чего вздумалось подойти к забору, ограждавшему двор, тоже понятия не имела, хотя вроде бы только что собиралась опрыскать перцовой вытяжкой промежуток между гаражами с внутренней стороны. Потом, правда, спохватилась и обрызгала с внешней. Потом ей показалось, будто кто-то увидел ее из окна дома, и Элька испугалась.

С перепугу опять побежала к аварийному выходу. Вновь забежала в туннель, завернула в старую газету орудия убийства: охотничий нож, финку, стилет и шило. Забрала сумочку, а пакет с картонной коробкой Ростика забыла. Оружие спрятала. Выскочила из дверей бомбоубежища, заперла дверь и вбежала в свой подъезд на десять минут раньше, чем владелец «ВАЗ-2106» собрался выйти к своему гаражу…

…Когда Элька закончила свой длинный и сбивчивый рассказ, Агафон только почесал в затылке.

— Значит, это ты все одна? И инструмент азерам ты подкинула? — спросил он. — И девчонки ни о чем не знали?

— Нет, — мотнула головой Элька, — потом кое-что узнали, но Ростик — это только мое дело.

— У Ларисы на курточке, — припомнил Агафон, — не хватает пуговки. Вот такой.

Он достал из внутреннего кармана пуговку, а также Элькину шпильку с длинным волосом.

— Ну, вообще-то мы туда часто ходили, — сказала Элька, — еще задолго до всего этого ужаса… Надо будет спросить, когда она ее потеряла.

— Какая теперь разница? Надо думать, как выкручиваться. Ростика не простят, это точно. Тем более при нем кубик с шайбочкой. Ключики и коробка, которую Ворон увез… Надо всерьез помозговать, что делать.

Дорога была длинная, времени хватало. Ехали, размышляли, придумывали… Агафон даже забыл про раненую руку. Вначале она напоминала о себе, а потом словно бы и не было сквозной дырки, запеклось. И тошноты не было, и температура не повышалась. Под конец даже рискнул снова за руль сесть. И ничего, крутил баранку нормально, хотя и недолго. Так вот и доехали с Божьей помощью. Мирно, в дружбе и согласии. А теперь дружной компанией собирались отметить приезд в окрестности первопрестольной.

— Ну и стол выходит! — восторженно произнес дядя Саня, приглядываясь к закуске и выпивке. — Хлеб свой, так хоть у попа стой!

Агафон, оторвавшись от шашлычных дел, сказал Гребешку:

— Покомандуй тут маленько, а я сбегаю позвоню Сэнсею: мол, все нормально, хорошо доехали…

Спутниковая «тарелка», установленная московскими гостями на крыше «Русского вепря», чуточку повернулась, нацелившись на пролетавший где-то там, в космических высотах, сателлит, и стрельнула коротким импульсом спрессованной в полуминутный «би-и-ип» информации. Антенна спутника схватила этот «би-и-ип», перебросила на передатчик и вновь швырнула вниз с высоты в несколько сотен километров с тем расчетом, чтоб его ухватила приемная антенна, установленная на крыше Центра трансцендентных методов обучения. Компьютерная система пропустила через себя коротенький сигнал, развернула запакованную шифровку, расшифровала тройную кодировку, и принтер на рабочем столе Сергея Сергеевича Баринова выдал распечатку спецсообщения.

Чудо-юдо проглядел текст: это был полный отчет о беседе Иванцова с представителями Соловьева, «альгамбровцами». В конце стенограммы стояло несколько значков компьютерной псевдографики:

Как все эти загогульки переводятся в цифры, знал только сам Чудо-юдо. Никто, за исключением, вероятно, человека, пославшего Баринову конфиденциальную информацию, не знал даже того, скрываются ли за этими значками цифры или буквы, отдельные слова или целые послания.

— Молодец, Вася! — похвалил Чудо-юдо своего информатора, хотя тот и не мог этого слышать. — Просто молодец!

Сразу после этого он нажал три кнопки на внутреннем телефоне:

— Зинуля? Работаешь? Очень хорошо. Устала, наверно, замучилась? Ну, можешь теперь отдохнуть. Вася прислал свой вариант. Сейчас я тебе его переброшу. А трубочку не клади, докладывай, как и что…

Чудо-юдо ухватился за «мышь», вышел в локальную сеть ЦТМО, набрал адрес Зинаиды и быстренько нащелкал на клавиатуре нужную комбинацию цифр.

— Ну как? — спросил он в телефонную трубку.

— Пошла… — сказала Зина с легкой досадой. — Заработала. Увольняйте меня, Сергей Сергеевич, дура у вас невестка.

— Не казнись. Сегодня он быстрее успел, завтра ты…

— Лопухину сложнее было, — проворчала Зинаида, — он ведь еще и другими делами занимается.

— Ему зато детей воспитывать не надо. Тем более что он вообще, по-моему, от компьютеров не вылезает. Что для тебя работа, то для него хобби. Считка пошла?

— Да.

— Минут через пять я к тебе подойду.

Баринов уже сделал шаг к двери, когда зазвенел другой телефон.

— Сергей Сергеевич! Спутник, экстренно! Телефон, модулированный.

— Ясно. Алло!

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич! Лопухин.

— Понял. Молодец, Вася. Все работает.

— У меня экстренная связь. Перейдите в СК, пожалуйста. Все.

Баринов набрал телефон Зинаиды и сообщил:

— Буду позже, работай сама.

Затем он нажал несколько кнопочек на маленьком пульте, похожем на микрокалькулятор, и в стенке с книгами, стоявшей позади рабочего стола директора ЦТМО, одна из секций выкатилась вперед, а потом ушла вбок. Баринов прошел в открывшийся проем, секция вернулась на место.