В 1848 году к нему приехал сын Хосе Мариа и провел с отцом три месяца. Ему так и не удалось уговорить отца уехать из Парагвая. «Я захочу вернуться только в одном случае — с почестями, а не как прощенный», — говорил он. По возвращении Хосе Мариа опубликовал взволнованные страницы о своем отце, объясняя причину его нежелания возвращаться на родину.

К Артигасу часто приходил генерал Хосе Мариа Пас, живший неподалеку, и они вели долгие беседы. Несмотря на преклонный возраст, Артигас с предельной ясностью излагал свои идеи и историю своей борьбы. Эти беседы Пас впоследствии воспроизвел в своих мемуарах.

«Моя задача состояла лишь в том, чтобы с помощью моих войск оказать сопротивление темным махинациям правительства Буэнос-Айреса и прекратить нападки на меня, поскольку в моем лице оно видело врага централизма, — говорил Артигас Пасу. — Централистская политика очень мало отличалась от королевской власти. Взяв за образец Соединенные Штаты, я хотел добиться автономии для каждой провинции, хотел, чтобы каждая из них имела собственные правительство и конституцию, свое знамя и право выбирать себе правителей и судей. Это я провозгласил для своей провинции и для тех провинций, которые признали меня своим протектором. Однако Пуэйрредон и его приближенные хотели превратить Буэнос-Айрес в новый Рим, в столицу империи, и управлять провинциями, посылая туда своих проконсулов. Стремясь лишить их всякого политического представительства, они не признали депутатов, которых выбрали жители Восточного берега».

Артигаса навещал также французский врач и путешественник Альфред Демерсей, который сделал карандашную зарисовку лица Артигаса в последние дни его жизни. Приезжал к Артигасу еще и таинственный посланец от Хуана Мануэля Росаса, диктатора Аргентины. Росас боялся, что беседы Артигаса с Пасом, возможно, таят опасные для его тирании планы, и потому пытался завязать с ним связь. Но этот зловещий тиран забыл, что пресловутый федерализм, начертанный на его знамени, был весьма далек от того подлинного федерализма, за который боролась Лига, и главное — что Артигас был человеком высокой морали.

За четыре месяца до смерти Артигаса посетил еще один человек — сын парагвайского героя Иегроса, расстрелянного Франсией в 1820 году. Артигас был знаком с Негросом еще раньше, во времена английской интервенции. Сыну своего друга Артигас подарил экземпляр книги маркиза Каррачиоли, сделав на ней надпись дрожащей старческой рукой.

До последнего дня Артигас шил в тесном единении с природой, он ездил верхом, ел юкку, пил воду из ближайшего источника. В 1850 году он отметил свой восемьдесят шестой день рождения прогулкой на Морито в компании своих верных негров и внука президента — Лопеса-младшего, который очень любил старика. Когда он уже не мог вставать с постели, его перенесли в дом Лопеса-младшего, где было удобнее за ним ухаживать. 22 сентября ему стало лучше, и он обратился к присутствующим с просьбой: «Я должен умереть не в постели, а на коне. Приведите мне моего Морито, и я сяду на него». Однако сделать это он уже не смог. Истекали последние минуты его жизни. Когда настало утро 23 сентября, глаза Артигаса уже не увидели ни яркого солнечного света, ни окружавшей его пышной зелени. У берега реки, на руках Ансины, своего верного друга и помощника, которому было уже более девяноста лет, Артигас навсегда закрыл глаза.

На следующий день похоронная повозка, запряженная быками, трясясь и громыхая, отвезла его прах на кладбище бедняков — о распоряжении похоронить Артигаса с почестями было забыто. «В третьей могиле, под номером двадцать шесть, похоронен взрослый мужчина, иностранец, под именем Хосе Артигас» — так записал в книге священник, который его отпевал. За гробом шло всего лишь несколько человек, и среди них верный Хоакин Ансина, который лил бесконечные старческие слезы, оплакивая своего хозяина — защитника негров.

Шесть лет спустя несколько человек осторожно перенесли останки Артигаса из Асунсьона в Адуану. Позднее прах Артигаса был, наконец, перевезен на родину. Теперь он покоится на земле своего народа, который в то далекое время разделял его идеи и сражался вместе с ним, а ныне видит в нем знамя борьбы за полное социальное освобождение.

Полтора столетия тому назад земли западного полушария, где впоследствии возникли латиноамериканские республики, содрогнулись от могучего исторического потрясения. В удушающую атмосферу, царившую в заокеанских колониях Испании, где власть метрополии была уже подточена безысходными внутренними противоречиями, ворвались освежающие ветры европейских революций. Зашаталось все здание колониального владычества, в течение трех столетий опиравшегося на жестокий деспотизм, расовую иерархию, полнейшее экономическое и духовное подчинение американских народов. В первой четверти XIX века восстание охватило все испанские владения в Америке и после многих лет кровопролития чужеземное иго, наконец, рухнуло. Разорвав цепи колониального рабства Испанская Америка, дотоле прозябавшая в косности и изоляции от других стран и континентов, начинала выходить с задворок мировой истории на ее главные пути.

Это бурное, вулканическое время породило когорту блестящих и оригинальных деятелей — дерзкий, юношески-страстный, с необыкновенными прозрениями Симон Боливар; исполненный сдержанного мужества и достоинства священник Мигель Идальго, стоически принявший смерть; замечательный стратег, человек высокого патриотического чувства и военной доблести Хосе де Сан-Мартин… К этому ряду исторических личностей принадлежал и Хосе Артигас, судьба и характер которого отмечены удивительным своеобразием и трагическим величием.

Артигас родился за полстолетия до начала антииспанской войны, во втором по значению портовом городе вице-королевства Ла-Платы — Монтевидео. В ту пору колонии Испании в Америке были разделены на четыре вице-королевства; вице-королевство Ла-Платы охватывало значительную часть территории на юге континента.

Монтевидео был столицей провинции, расположенной к востоку от многоводной реки Уругвай и потому носившей название Восточного берега — «Банда Ориенталь». Отгороженная естественными водными рубежами от остальной территории Ла-Платы, а на севере примыкающая к португальской колонии Бразилии, эта провинция всегда тяготела к обособленности и самостоятельности. В ней постепенно складывался и особый хозяйственно- этнографический уклад. Безбрежные степные просторы с несметным количеством бродячего скота — так называемую уругвайскую пампу — населял пестрый своеобразный люд — воинственные индейцы, беглые негры-рабы, бездомные шайки городских беженцев и, главное, лихие и гордые пастухи- кочевники — гаучо, искони презиравшие оседлость и подневольный труд. Благодаря соседству с Бразилией здесь расцвела контрабандная торговля, которая в той обстановке анархии и застоя приносила немалую пользу жителям провинции.

Выходец из почтенной семьи помещиков-креолов, Артигас более ясно, чем большинство людей его круга, отдавал себе отчет в гибельности и обреченности колониального режима. А свойствами своего характера и личными склонностями он был близок удалым и вольнолюбивым сынам степей — гаучо. Проведя многие годы своей жизни в скитаниях по родному краю, испытав множество лишений и превосходно изучив образ жизни обитателей пампы, Артигас вобрал в себя всю мучительную и неразрешимую драму их социального существования.

В 1806–1807 годах, когда британская морская эскадра попыталась овладеть обеими портовыми крепостями Ла-Платы, население Буэнос-Айреса и Монтевидео стихийно бросилось на борьбу с интервентами. В нем пробудился тот дух национального и гражданского самосознания, который через несколько лет подвигнет их на революционное восстание против испанской власти.

В мае 1810 года в столице вице-королевства Ла-Платы произошло восстание, завершившееся, свержением власти вице-короля и образованием революционной Хунты. Пламя революции постепенно перекинулось и на остальную территорию вице-королевства. В 1811 году оно охватило и провинцию «Банда Ориенталь», где события приобрели особенно драматический оборот. Драматизм и сложность исторической обстановки в этой провинции объяснялись тем, что жители ее, так называемые «ориенталес», влившись в общий поток антииспанского движения, одновременно добивались и автономии своей провинции. У них сразу же появился и собственный вождь, уже немолодой, но крепкий, волевой и выносливый воин — Хосе Артигас.