Переводчик – Анна Романова (1-7 главы), Лена Меренкова (с 8-й гл.)

Редактор – Лена Меренкова

Обложка – Аделина Красавина

Переведено для группы https://vk.com/beautiful_translation

Я никогда не забуду этот запах. Он потрясал во многом, но запоминался, потому что я еще никогда раньше не боялась запаха. Я закрыла глаза и сделала вдох ртом, пока ждала своей очереди.

В третий раз они пришли за мной.

Я встала, мне слабо и небрежно завязали глаза, а затем повели наверх. От этого кошмара нельзя было проснуться, но как только свежий воздух ударил мне в лицо, во мне расцвела надежда. Я чуть не расплакалась от облегчения, когда океанский бриз наполнил меня. Влажный соленый воздух был моей свободой, и я подумала, что если бы я могла нырнуть в воду, все было бы в порядке. Но не было ни единого шанса выбраться в безопасное место. Система, созданная, чтобы удерживать меня на месте, работала безупречно. Я была там только по одной причине – я была разменной монетой в переговорах.

Ноги свело судорогой, они ослабели, с завязанными глазами я не могла ориентироваться в пространстве. Как только меня отпустили, я резко развернулась, сначала не зная, куда идти. Но как только я ощутила опору, я побежала по узкому коридору, ведущему прямо к носу корабля. Запах воды стал таким сильным, что я почти ощущала ее на своей коже. Просто добежать до края и прыгнуть. Не сомневаться, не оглядываться, не думать. Вода накроет меня и спасет.

Я должна была достигнуть своей цели. Они на меня рассчитывали, а я не желала возвращаться туда. Мои ноги были такими же решительными, как и мой разум, и я знала точно, где была. Повязка соскользнула с глаз и вернула мне зрение, я свернула за угол и тогда увидела, что мне осталось лишь два шага до края.

Я почти сделала это…

Шестью месяцами ранее

Я плакала на похоронах своей матери только потому, что не могла видеть свою сестру Кэролайн такой опечаленной. И теперь она снова была огорчена, только на сей раз из–за меня. На календаре 3 августа 2010 года, прошло почти два месяца после смерти моей мамы, сорок пять дней после того, как я потеряла работу преподавателя, и пятнадцать лет, как я впервые захотела покинуть Индиану. И вот я садилась на самолет, следующий рейсом в Таиланд.

Это был первый самолет в моей жизни.

Кэролайн, которая была на двадцать два года старше меня, молча привезла меня в аэропорт, вытирая слезы большую часть пути. Сложнее всего для меня было покидать её.

Мы замерли у обочины.

– Спасибо, что подбросила меня, – сказала я.

 Она скрестила руки на груди и кивнула.

– Знаю, ты не можешь понять, почему я делаю это, но я рада, что ты здесь. Я никогда не смогла бы уехать, не попрощавшись с тобой, – я сглотнула. – Единственное,  чего бы мне хотелось – получить и твое благословение.

Она отвела взгляд.

– Я просто думаю, что ты перегибаешь. Я могла бы тебе помочь найти другую работу здесь, Джессика.

– Что ты знаешь о крайностях? – огрызнулась я. – Ты никогда не делала ничего экстремального, даже о таком не думала.

Она пристально смотрела на меня.

Я сделала глубокий вдох.

– Извини, но посмотри на меня, – я сделала паузу и запустила руку в свои густые светлые волосы. Они все так же были длиной до подбородка, как и в мои двенадцать лет. Моя мама запретила длинные волосы, когда я была маленькой, и даже будучи самостоятельной и взрослой, я чувствовала себя виноватой каждый раз, когда они потихоньку приближались к моим плечам, поэтому вновь обрезала их. – Мне двадцать восемь лет, и я по–прежнему ношу стрижку, которая нравилась ей.

– Я не собираюсь говорить плохо о ней. Не сейчас.

«Никогда», – подумала я.

– Это мой шанс измениться, – я сделала паузу и посмотрела ей в глаза, но она отвела взгляд. – Я не хочу искать другую работу здесь – ты знаешь это. Я хочу сменить обстановку, что–нибудь еще... Мне нужны изменения. Единственное, что удерживает меня здесь – это ты. И я не говорю, что этого мало…

Она подняла руку, и я замолчала.

– Я знаю, что этого мало для тебя, но я делала все, что было в моих силах, правда.

– Я знаю это, – сказала я, и мы обнялись.

Я всегда чувствовала, что я родилась не в той семье, не в том городе, и моя мама ничего не делала, чтобы изменить это. Все, что мне когда–либо разрешали делать, соответствовало статусу кво и слову Господа. Ходить в школу. Посещать церковь. Найти работу. Познакомиться с хорошим парнем. Научиться печь яблочный пирог. Уволиться с работы и стать матерью. Помогать церкви. Печь больше пирогов. Возможно, вишневых.

Кэролайн была моей опорой. Она пела мне перед сном, когда я была маленькой, вытирала мои слезы, когда я страдала от безответной любви, и как мне казалось, она была единственным человеком, кто меня любил. Но сестра не может заменить маму, и неважно, как сильно она старается и как сильно верит в то, что это возможно.

Кэролайн была учительницей, поэтому и я стала учителем. Я ходила в тот же колледж, что и она. Когда я закончила его, я стала преподавать во втором классе начальной школы Милфорд в Волкоттвилле, штат Индиана. Свободное время я проводила в библиотеке, где я пересматривала DVD–диски. Раньше я долгими часами сидела и смотрела американские и иностранные фильмы, которые снимались в экзотических местах, все время размышляя о трудностях жизни без торговых центров и спортивных баров. Стены над моей кроватью были заклеены копиями фотографий белоснежных песчаных пляжей с тростниковыми беседками и парусниками, а еще гор, покрытых травой, чтобы каждое утро я просыпалась и смотрела на фотографии тех мест, где хотела бы побывать.

– Ты не продержалась бы и дня, – обычно говорила мне Кэролайн.

– Ты права, – говорила я ей. – Я бы провела там всю жизнь.

Я любила Кэролайн больше всех на свете и, к сожалению, больше, чем она любила саму себя. Она вышла замуж очень молодой, сразу после колледжа, и когда ее муж узнал, что она не может иметь детей, он вскоре развелся с ней.

Я была для нее всем.

Ей отчаянно хотелось разделить со мной все свои мечты, и какое–то время я очень старалась радовать ее. Но в глубине души я завидовала тем, кто был свободен от монотонности округа Лагранж. И теперь, когда моей мамы не стало, пришла и моя очередь уходить.

Оставалось совсем немного времени, когда Кэролайн нарушила неловкое молчание.

– Я хочу показать тебе кое–что, – она запустила руку в бумажный коричневый пакет, который принесла с собой, и вытащила фотоальбом, перевязанный длинным тонким кожаным шнуром. – Взгляни на это.

Я взяла альбом и развязала шнур. Страницы альбома были потертыми и полными фотографий – цветных и черно–белых – красивой молодой женщины, которая позировала на улицах Нью–Йорка, озаряя все вокруг широкой и яркой улыбкой. Я с трудом узнала ее, но она выглядела так же, как я. Маленькая ростом, со стройной фигурой, голубыми глазами и светлыми волосами – только у нее они были длинные. Тут она была в мини–юбке и высоких сапогах возле статуи Свободы, а там в брюках–клеш и обтягивающем свитере на вершине Эмпайр–Стейт–Билдинг, а потом и в синих джинсах на Бруклинском мосту.

– Это мама, – сказала мне Кэролайн, пока я переворачивала страницы. – В ее медовый месяц. Раньше, она была такой же мечтательницей, как и ты.

Я зажала ладонью рот.

– Я нашла это, когда убиралась в её шкафу, – сказала она, пожимая плечами. – Возможно, ты похожа на нее больше, чем думаешь.

Я закрыла альбом и прижала к груди.

– Спасибо, – прошептала я.