— Разумеется, такое случалось хотя бы раз.

Это обжигает.

Она смеется, когда я отвечаю:

— Должно быть, ты считаешь себя забавной.

— Знаю, я такая.

— На самом деле — нет, — возражаю я.

— Ты так говоришь, потому что я задела твое эго.

Я чувствую аромат ее духов, когда она наклоняется вперед и хлопает меня по груди, задержав руку на мгновение.

— Не волнуйся, у тебя красивое лицо.

— Красивое? Не думаю, что меня когда-либо так называли. Великолепный, горячий, сексуальный, но никогда красивый.

Она закатывает глаза и опирается головой на мою руку, которая покоится на спинке дивана.

— Вот почему я должна сказать тебе, что похоже на то, что твое лицо разбито, поэтому, слишком не зазнавайся.

— Поверь мне, я не такой. Мне не нужны твои оскорбления, чтобы вернуть на землю. С моим чувством вины я нахожусь намного ниже.

Она останавливается, прежде чем ответить:

— Ты собираешься, наконец, поговорить? Или мы будем танцевать вокруг слона в комнате^[66]?

— Я не знаю. А ты собираешься рассказать мне, почему ты здесь?

Грустная улыбка пересекает ее красивые губы.

— Я покажу тебе свое, если ты покажешь мне свое.

— Речь об истории или сиськах? Потому что если второй вариант — то у меня нет с этим проблем.

Дыхание замедляется, прежде чем она толкает мою ногу носком.

— Ты… флиртуешь со мной?

Мы переходим на неизвестную территорию. Друзья не флиртуют и не хотят друг друга. Я хочу отступить, но пять шотов делают свое дело, и я спрашиваю:

— Ты хочешь, чтобы я флиртовал с тобой?

Я отвечаю вопросом, потому что мои действия кажутся слишком очевидными.

— Дай угадаю, ты не любишь, когда разбитые лица флиртуют с такими как ты?

Она хихикает, испуганный взгляд на ее лице исчезает, и вместо него появляется улыбка, которую я так хотел увидеть.

— Сломанные лица иногда нуждаются в любви.

— Да? — я шевелю бровями, и провожу рукой по лицу.

— Прекращай с этим, — ее голова все еще на моей руке, она продолжает: — Ты собираешься рассказать мне, что тебя тревожит? Или так и будешь отмалчиваться?

— Возможно, стоит поработать с панибратской манерой, — она пожимает плечами и ждет ответа.

Да, я знал, что это в итоге произойдет. Она планировала меня напоить, чтобы разговорить.

Шестой шот не был бы лишним сейчас.

С чего же начать? Как будто говорить о драме, в которой нужно платить за ребенка? Это та драма, которая может уничтожить человека, а не только меня. Это новость, которая уничтожит Джун и Алекс.

Б*, просто мысль об их взгляде убивает меня.

— Джейс, просто выпусти это.

Я киваю, пытаясь найти правильные слова. Я провожу свободной рукой по лицу и вздыхаю, откинув голову, смотрю на потолок. Если смотреть на что-то неодушевленное, будет намного лучше, чем увидеть реакцию Холлин.

— Сегодня приходила Ребекка.

— Кто это?

— Биологическая мать Хоуп.

— Боже, — Холлин садится и подвигается ближе, озадаченно глядя на меня. — Чего она хотела?

— Ты не хочешь этого знать.

— Это не так. Ей нужны были деньги? Надеюсь, она ничего не получила.

— Ха, — если бы. — Я бы хотел, чтобы это были именно деньги.

— О нет… — она останавливается.

— Да, она хочет вернуть Хоуп.

— Что? Ты шутишь? Она может это сделать?

— Я понятия не имею. Сегодня я поговорил с Мэттом о встрече с адвокатом команды, чтобы обсудить всю юридическую чушь, которая касается удочерения.

— Как она обоснует желание вернуть Хоуп? Разве она не подписала соответствующие документы об отказе?

— Да, — я киваю, мою грудь сдавило, и мы уже начинаем трезветь из-за этого тяжелого разговора. Да, шестой шот был бы очень хорошей идеей. — Интересная вещь в законе, когда все решается в пользу матери.

— Я не понимаю. Она не может просто попросить ее вернуть. Она отдала ее.

Я качаю головой.

— Нет, я отдал ее.

В этом вся и проблема.

— Что ты имеешь в виду?

Из-за гнева, беспокойства и чувства вины мой голос звучит неровно.

— Когда Ребекка пришла ко мне три месяца назад и попросила забрать ребенка, потому что она не могла справиться с этим. Я сделал это, поскольку Хоуп была моей ответственностью. Когда Ребекка подписывала документы, то думала, что у нее не будет никаких юридических обязательств передо мной. В то время она не знала, что я отдаю ребенка в приемную семью.

Значит, технически она не согласна с решением.

— Но она подписала документы.

— Под ложными предлогами, согласно ее словам.

Холлин говорит в тот момент, когда звонит мой телефон. Смотрю на нее извиняющимся взглядом, я вижу имя Джун на экране. Бл*дь.

Мгновенно мое тело напрягается, сердце колотится, и я чувствую желание сбросить.

С дрожащей рукой я принимаю звонок и отвечаю голосом похожим на писк.

— Привет, Джун.

— Джейс? — ее голос дрожит. Она знает. Бл*дь! — Это правда?

Успокаивая дыхание, я чувствую слабость в ногах.

— Что тебе сказали?

— Что мать Хоуп не знала об удочерении и планирует принять меры, чтобы вернуть ее.

Ага, ну, в общем-то, да. Дерьмо.

Ее рыдания разрывают меня на части.

— Она… она может это сделать, Джейс? Может ли она забрать ее? Я не могу потерять ее, Джейс. Это уничтожит меня, это уничтожит Алекс. Мы не сможем с этим справиться.

Я нахрен слетаю с катушек. Прямо здесь, с Холлин в моем доме и с Джун в телефоне. Я жалею, что Ребекка не знала о моих планах, жалею, что не проверила все до того, как я забрал Хоуп, жалею, что так быстро обратился к юристам. Это все моя чертова ошибка. Почему я не был проинформирован об этом? Возможно, мне следовало бы лучше думать, прежде чем отдавать своего ребенка, и сообщить Ребекке об этом. Теперь я хочу, чтобы было именно так.

Я хожу по гостиной, дергая волосы.

— Я не уверен, Джун. Завтра я встречаюсь с адвокатами. Мы разберемся с этим. Обещаю.

— А если она сможет вернуть Хоуп? Если она действительно не наша?

— Этого не произойдет, — говорю я тихо. — Я не позволю этому случиться. Ты меня слышишь? Я буду бороться до самого конца, — чувствую подступающие слезы, мой голос напряжен. — Хоуп — твой ребенок, Джун, и будь я проклят, если что-то пойдет не так.

— Ладно, — слабо говорит она.

— Я обещаю тебе, Джун. Хоуп твоя дочь.

С болью в сердце мы прощаемся, и я даю ей обещание сообщить в ближайшее время новости.

Опустошенный я бросаю телефон на диван, прислоняюсь к стене и сползаю на пол. Я хватаюсь за голову, пока множество мыслей не дают мне нормально думать.

Я дал Джун и Алекс надежду, что их будущее будет состоять из трех человек. Как могла Ребекка думать о том, чтобы их разлучить? Это охренеть как эгоистично. Сначала она отказалась от ребенка, а теперь хочет лишить его дома? Какого черта?

Поддержка. Мне нужна Холлин. Я поднимаю голову, чтобы найти ее, но в этом нет необходимости, потому что через мгновение она уже обнимает меня, прижав свою голову к моей, говоря, что все будет хорошо.

Но что, если все будет не так? Это реальность, которую я даже не могу понять, потому что тогда я потеряю веру в человечество, в Бога и во все хорошее.

Потому что это поганый мир, если Джун и Алекс потеряют своего ребенка.

Мир, в котором я не хочу оставаться.

Беспомощность.

Вот что я чувствую.

Абсолютная беспомощность. Я ничего не могу сделать или сказать, чтобы стереть этот мучительный взгляд на лице Джейса.

Она хочет вернуть ребенка? Какая женщина сделает это с другим человеком? Я мало что знаю о ситуации, или о Джун и Алекс, но знаю, что у них была маленькая девочка около месяца, и они связаны, у них любящая семья из трех человек. Разумеется, Ребекка не может просто прийти и отнять это.

Просто мысль об этом вызывает во мне желание найти эту женщину и ударить ее.