— Ну, Скорсби, сейчас я тебя убью. Это конец. И он обещает быть длинным и мучительным. Тот, другой маршал, умирал добрые полчаса, это я могу утверждать, поскольку следил за временем по его же часам. Думаю, что мог бы позволить тебе прожить чуточку дольше. Все зависит от того, насколько громко ты кричишь.

Ли услышал звук человека, встающего на ноги, и тяжелый кашель, как будто от боли. Таким образом, он был ранен!

И Эстер насторожилась, поскольку и она, и Ли, услышали другой звук: скольжение тела змеи по деревянному полу, и слабый глухой щелчок. Деймон МакКонвилла, желая поскорее начать пытку, перемещался впереди.

А затем где-то в шести футах от них, в конце ряда бочек, появилась голова змеи — и Эстер тут же прыгнула и схватила её.

Она ухватилась немного ниже головы и сильно укусила змею. Ли чувствовал каждую дрожь ее мускулов, и сжал зубы вместе с ней.

У МакКонвилла вырвался крик гнева и боли, он упал на пол за бочками. Не в состоянии двинуться, Ли наблюдал разъяренную борьбу между длинной, бешено извивающейся змеёй и небольшой сосредоточенной крольчихой Эстер, её когти ломались, когда она пыталась удержаться на деревянном полу. У Эстер не было никакого преимущества — ни хорошей опоры, ни эластичных прутьев шалфея — только гладкие доски, и у маленького кролика была только половина веса змеи; Ли мог чувствовать всю разъяренную мощь деймона МакКонвилла, когда змея бросалась то влево, то вправо, пытаясь высвободить шею от зубов Эстер.

— Продолжай, девочка, — прошептал Ли. — Держи её, солнышко... — И она потянула, она сжала дрожащую челюсть, она царапалась и скользила, но снова вонзалась и снова тянула, все дальше и дальше, и постепенно отделила деймона МакКонвилла от него.

Крики МакКонвилла были отвратительны. Он карабкался по полу — Ли слышал скольжение его ботинок, царапанье его ногтей — его крики и рев, отражались от стен до тех пор, пока воздух не наполнился шумом, а затем, совсем обессилевший, Пьер показался из-за бочек, и Ли выстрелил.

МакКонвилл откатился назад, к окну, и заскользил по полу. Его деймон осел и ослаб во рту Эстер, но та продолжала тащить, теперь это стало еще легче, а МакКонвилл умолял: «Нет, нет, не делай этого — проклятая сука кролика…»

Его лицо было цвета грязной бумаги. Рот стал похож просто на красное отверстие, а глаза расширились.

— МакКонвилл, — сказал Ли, — Ты стрелял в Майка Мартинеса и Броудуса Винсона из укрытия, как трус, а затем заставил молодого Джимми Партлетта драться, потому что тот не хотел, чтобы все думали, что он трус. Ты — грязный ублюдок, и это твой конец.

И Ли прострелил мужчине сердце. Его демон исчез, а Эстер вернулась назад к аэронавту, который схватил и поцеловал её. Он держал её до тех пор, пока она не перестала дрожать.

— Нам лучше идти, Ли, — прошептала она. — У нас есть приблизительно десять секунд до того, как мы будем сидеть в луже с рыбьим жиром.

— И теперь у нас будут проблемы, Эстер, — пробормотал Ли, изо всех сил пытаясь подняться, и как раз вовремя.

Он осторожно пошевелил левой рукой и обрадовался, по крайней мере, тому, что все еще мог это сделать. Затем сунул пистолет в кобуру и пошел за винтовкой.

После Ли выглянул из окна и увидел команду судна, задраивающую передний трюм, таким образом, они, должно быть, загрузили товар. Но один мужчина лежит мертвый на палубе, под листом брезента, а поблизости, на причале, толпа, возглавляемая Поляковым, подавлялась Йореком Бирнисоном, который стоял на каменных плитах и сдерживал их. Поляков обращался к толпе; Ли мог услышать звук его голоса, но разобрать слова не представлялось возможным. Аэронавт предположил, что мэр пытается заставить их набраться смелости и напасть на шхуну, но медведь остановит и более безумную, более храбрую толпу, чем эта.

Ли даже мог услышать пыхтение вспомогательного двигателя шхуны и видеть, что из  выхлопной трубы посередине судна валит дым. Она была почти готова отплывать.

Он аккуратно спустился вниз по лестнице. На первом этаже он увидел хаос: порванные связки кожи, сломанные балки и доски и большой стальной лист двери, плашмя развалившейся у входа.

Ли вышел наружу и пробился к медведю.

— Ну, Йорк Бирнисон, проблема наверху решена, — сказал он.

Голова медведя повернулась, чтобы посмотреть на него, черные глаза, пылали под большим железным шлемом.

И тут голова Ли затуманилась, и он на мгновение потерял сознание, но медведь молниеносно схватил пальто зубами, и мягко вернул аэронавта в вертикальное положение.

А затем все стало запутываться.

Там кто-то кричал из толпы, или голос доносился из-за них? Так или иначе, громкие голоса ревели команды, а после раздалось дисциплинированное и быстрое трам-трам-трам ног, бегущих в тяжелых ботинках по причалу. Позади Ли услышал всплеск, повернулся и увидел, как защищенная шлемом голова медведя появляется из воды и стремительно движется.

Но он должен был снова обернуться, потому что сердитый голос крикнул:

— Вы! Бросьте оружие! Сейчас же бросьте!

Теперь Ли понял, что это люди в униформе Ларсен Мангэнез, которые стояли уже во главе толпы с винтовками наготове, они напоминали расстрельную команду. Поляков благополучно стоял позади них, одобрительно хмурясь.

Ли чувствовал, что не в силах расстаться с этим замечательным оружием и уже собирался сказать это, но тут в этом беспорядке случилось что-то еще. Другой голос, за аэронавтом, произнес:

— Мистер Ли Скорсби, вы арестованы.

Осторожно, чтобы не упасть, Ли развернулся еще раз. Говорил один из трех мужчин: молодых, вооруженный пистолетами и в другой униформе.

— Позвольте, а вы кто еще такой? — удивился Ли.

— Не обращайте внимания! — завопил лидер Ларсен Мангэнез. — Делайте, как я говорю!

— Я лейтенант Хоглэнд. Мы из Управления таможни и доходов, мистер Скорсби, — спокойно объяснил молодой человек, — и я повторяю, вы арестованы. Бросьте винтовку.

— Ну, вы видите, — сказал Ли, — если я сделаю это, то Сенатор внезапно расхрабрится и прикажет, чтобы его марионетки пошли и потопили судно капитана Ван Бреда. А ведь мы с Йорком Бирнисоном пришли сюда, чтобы помочь ему загрузить товар, какая жалость. Я не знаю, как разрешить эту ситуацию, господин таможенник.

— Я разрешу её. Бросьте винтовку, пожалуйста.

Молодой офицер прошел мимо Ли и остановился прямо против линии стрелков.

— Сейчас вы все покинете гавань и займетесь вашими законными делами, — сказал он, достаточно громко, чтобы все услышали. — Если хоть один из вас будет на пристани к тому времени, как часы таможни пробьют двенадцать, то он будет арестован. Все вы уходите.

Мужчины Ларсен Мангэнез выглядели неуверенно. Но Поляков, все еще стараясь оставаться позади них, закричал:

— Я возражаю! Это произвол! Я лидер политической партии, и это — явная попытка нарушить мою свободу слова! Вы должны отвечать за соблюдение закона, а не пренебрегать им! Этот уголовник, Скорсби…

— Мистер Скорсби под арестом, и вы также будете, если не развернетесь и не покинете порт. У вас есть две минуты.

Деймон-лиса лейтенанта Хоглэнда что-то тихо сказал Эстер. Поляков выпрямился во весь рост и сдался.

— Очень хорошо, — обиженно сказал он. — Сильно протестуя против обмана и несправедливости правосудия, которое мы имеем право ожидать и даже обязаны требовать, мы сделаем, как вы сказали. Но я хочу заметить, что …

— Меньше чем две минуты, — прервал кандидата Хоглэнд.

Поляков развернулся, и толпа расступилась, чтобы пропустить его, а после угрюмо последовала за ним. Стрелки Ларсен Мангэнез остались последними, но непримиримая неподвижность таможенника смущала их, и, наконец, лидер пробормотал приказ, они развернулись и пошли обратно по причалу, пока тот не отдал другой приказ, и они неуклюже повернули с причала и зашагали прочь.

— Мистер Скорсби, вашу винтовку, пожалуйста, — сказал молодой человек.