— Что… ты тут делаешь?
— Смотрю за тобой.
— Лучше не надо. — Марджори как никогда в жизни хотелось, чтобы он оставил ее в покое. Она понимала, что ведет себя глупо, как капризный ребенок, но ничего не могла с собой поделать. — Уходи.
— Я думал, ты захочешь узнать, как Майкл.
— Майкл! Что с Майклом? — Она попыталась снова приподняться, но рука Криса легла ей на плечо, удерживая на месте.
— С ним все в порядке. Просто ты даже в бессознательном состоянии звала его, вот я и решил, что ты будешь о нем беспокоиться и когда очнешься. Поэтому счел за лучшее остаться и сказать тебе, что с ним все хорошо.
— Спасибо. Где он?
— У Янни. Родители Янни за ним присмотрят. А завтра он приедет тебя проведать. Ты ведь сейчас не на Корфу, а в Афинах. Врач сказал, что тебя надо перевезти на материк — тут больницы лучше. А на летном поле, тебя ведь везли вертолетом, мы столкнулись с Фрэнком. — Глаза Криса потемнели. — Он настоял на том, чтобы тоже сопровождать тебя в больницу. Ждал, пока тебя обследовали. Но ты так долго была без сознания, что он уехал. Обещал поговорить с Майклом и в следующий раз привезти его с собой.
Поняв, что с сыном все хорошо, Марджори вздохнула с облегчением. Но мысли тут же вернулись к ее собственному незавидному положению.
— Что со мной?
— Всего понемногу, но можно считать, что ты еще легко отделалась. Как говорят врачи, множественные ушибы по всему телу. Трещина в ребре. Вывих плеча, но его уже вправили. И самое серьезное — сильное сотрясение мозга. Доктор Мессидис сказал, что могут быть осложнения на глаза. Тебе месяца два, а то и больше следует вести как можно более тихий и размеренный образ жизни. Никакого напряжения на глаза, никакой концентрации на каких-то мелких деталях. И особенно… — тут Крис замялся, — особенно, учитывая твой род занятий, никакой лепки.
— Никакой лепки? — повторила Марджори, силясь осознать смысл этих слов, но не веря, что все это происходит с ней на самом деде, а не в страшном сне. — Но… это невозможно! Моя выставка! Мне необходимо доделать работы!
— Забудь, — посоветовал Крис. — Во-первых, ты просто не сможешь сейчас этим заниматься. А во-вторых, если сможешь, слишком велик риск. Ты же не хочешь ослепнуть?
— Но выставка…
— Не волнуйся из-за нее.
— Легко тебе говорить… — с горечью начала молодая женщина, но в это мгновение в палату вплыла медсестра.
— Чудесно, дорогая моя. Очнулись, — профессиональной улыбкой приветствовала она Марджори. — И как мы себя чувствуем?
— Прескверно, — пробормотала Марджори.
— Болеутоляющее перестает действовать? Надо принять еще таблеточку. — Медсестра поднесла к губам пациентки стакан с водой и лекарство. — А теперь вам надо побольше спать и ни о чем не думать. Ваш муж обо всем позаботится.
Муж! Марджори поперхнулась и закашлялась.
— Ой, бедняжечка. Тяжело глотать, да? Не торопитесь. Запейте водичкой. Вот так, маленькими глоточками.
Медсестра явно не поняла, отчего Марджори поперхнулась.
— Он… мне… не муж, — не отдышавшись толком, выдавила молодая женщина, пронзая нахала испепеляющим взглядом.
Медсестра удивленно посмотрела на нее, а потом — уже обвиняюще — на Криса. Тот пожал плечами с видом одновременно и непроницаемым, и упрямым. Что бы он ни наговорил врачам, в больнице его явно считали близким больной человеком. Сейчас в его глазах читался вызов и твердое намерение остаться в палате любой ценой.
Похоже, медсестра решила не связываться.
— Налить еще водички? — снова обратилась она к Марджори.
— Нет. Спасибо, — ответила молодая женщина, справившись с желанием закатить истерику. За что и была вознаграждена ласковым похлопыванием по руке.
— Ну вот, так-то лучше. Не волнуйтесь, вам это вредно. Муж не муж, но он о вас позаботится. Если вам что-нибудь понадобится, нажмите вот эту кнопку.
Медсестра вышла. И Марджори с Крисом снова остались наедине.
— Убирайся, — через минуту произнесла молодая женщина, однако в голосе ее уже не было прежней уверенности.
Крис даже не потрудился ответить. Лишь придвинул кресло, в котором сидел, ближе к кровати, опустился в него и устало вытянул ноги. Вид у него был до предела измученный. Взъерошенные волосы, темнеющая на щеках щетина. Одет он был в те же светлые брюки и светло-коричневую рубашку навыпуск, в каких она видела его на ступеньках ресторана.
— Сколько сейчас времени? — вяло поинтересовалась Марджори, когда стало окончательно ясно, что Крис уходить не намерен. Жалюзи на окнах палаты были опущены, и понять, светло ли на улице, было нельзя.
— Около десяти.
— Неужели я была без сознания… часов семь?
— Девятнадцать. Сейчас десять часов утра.
Марджори потрясенно уставилась на него.
— Неужели я здесь со вчерашнего дня?
Крис кивнул.
— Именно.
— И ты был тут…
— С того момента, как тебя привезли.
Неудивительно, что он выглядит так, будто тоже стал жертвой аварии. А уж какой вид у нее самой, Марджори даже думать не хотелось.
— Тебе надо поехать домой.
— Поеду. — Однако с места Крис не тронулся.
— Ты хотя бы снял себе номер в отеле?
— Мне он не понадобился. Мне разрешили остаться здесь.
Неужели он провел возле ее постели всю ночь? Марджори вдруг ощутила, что ее сердце сжалось от какого-то непонятного чувства. И очень захотелось плакать.
— Ну и глупо, — проглотив слезы, заявила она. — Вовсе ни к чему было тут сидеть.
— Я обещал Майклу, что буду с тобой.
Что она могла возразить? Марджори устало покачала головой. И тут же поморщилась от боли в висках и глазах. Однако таблетка, похоже, начинала действовать. Веки отяжелели, мысли сбивались и путались.
— Поспи. — Голос Криса донесся словно откуда-то издалека. — Медсестра сказала, что тебе надо побольше отдыхать.
— Ты… — Она силилась открыть глаза, но темная пелена обволакивала ее все сильнее. — Ты вовсе не должен…
— За меня не волнуйся.
Это было последнее, что услышала Марджори.
Крис не зря советовал ей не волноваться. Сам он наволновался столько, что не на двоих, на десятерых хватило бы. Какой бы «удачной возможности» для сближения с матерью своего сына он ни поджидал, но только не такой. Вид Марджори, попадающей под машину, чуть не свел его в могилу. А при воспоминании о ее мертвенно-белом, залитом кровью лице у него все так и переворачивалось внутри.
Он не отходил от нее, ни пока ее везли в машине «скорой помощи», ни в вертолете, ни здесь, в больнице. Но когда Марджори осматривали врачи, Крис тоже не мог присесть.
В отчаянии вышагивал он по коридору, проклиная себя за бездействие и нерешительность. Почему, ну почему он не настоял на своем с самого начала? Да в первый же день надо было, вооружившись брачной лицензией, тащить эту упрямицу к мировому судье — и дело с концом. Отец и Ларри именно так и поступили бы. А он? Растяпа! Тряпка!
Хорошо говорить: нельзя давить на людей, всегда надо позволять им решать за себя. Отличный принцип! Особенно когда дело касается безразличных тебе людей.
Но он-то любит Марджори… Любит! Теперь Крис был искренен с собой. До сих пор он твердил, что прилетел на Корфу исключительно ради Майкла. И это было правдой. Майкл — его сын. Крис хотел быть рядом с ним. А Марджори? Он просто не позволял себе думать о ней.
А когда все же думал, то старался вызвать в себе гнев и досаду. Почему она так поступила с ним? Почему ей не хватило любви и доверия сообщить ему о своей беременности? А уж когда она отказалась от его предложения, Крис и подавно изо всех сил старался вытеснить ее из своего сердца.
Но ничего не вышло. Сердце отлично знало то, что никак не желал признавать разум: он приехал на Корфу в первую очередь именно из-за Марджори. Да, Майкл сыграл роль спускового крючка, но все же более глубинной причиной была она, Марджори.
Он успел сто раз передумать все это за долгие, полные мучительной тревоги часы. Часы, что просидел у ее постели, машинально отвечая на вопросы врачей и медсестер, отгоняя от двери палаты посетителей. В том числе и Фрэнка, который примчался, как только Марджори привезли в палату после осмотра. По счастью, операции не понадобилось.