Мира устало закатила глаза и объявила мне в лоб:

— Его Высочество выдвинул предположение, что ведьма не продала тебе зелье хороших манер, потому что оно может навредить ребенку. А мне не продала потому, что боялась, что я передам свою порцию тебе.

— Какому ребенку? — ошарашенно хлопнула глазами я — и сразу же сообразила. — Типун тебе на язык! Мне же не пятнадцать, чтобы я не предохранялась и на авось надеялась!

Мира отвела взгляд и промолчала. Его Высочество сохранял прежнее невозмутимое выражение лица. Я не к месту подумала, что, будь здесь Рино, то вот уж ему-то, в отличие от этих двоих, хватило бы бестактности поинтересоваться, что такого я наделала в свои пятнадцать.

— Кроме того, это элементарно проверяется, — нервно напомнила я. — Причем даже без врачебной помощи. Как меня зовут?

— Кейли, — мягко отозвался Его Высочество, — ближайшую неделю это не показатель. Ты уверена, что все в порядке?

А я ощутила насущную необходимость откусить кое-чью голову.

За минувший месяц я дважды пропускала прием таблеток: на внеплановом дежурстве — просто из головы вылетело, рухнувшая «ласточка» затмила всю привычную рутину, — и в тот самый памятный день, когда впервые в жизни загремела за решетку: тогда у меня их банально не было с собой. В общем-то, не особо критично, но… мало ли что?

Похоже, размышления излишне отчетливо обозначились у меня на физиономии, потому что Его Высочество, вмиг позабыв о благородном воспитании, подался вперед и удивительно ровным тоном напомнил:

— Если это мой ребенок, я как гражданин Ирейи имею право решать его судьбу наравне с тобой. Ты же знакома с девятнадцатой статьей?

— Я чертовски хочу ознакомиться с двадцатой, — чистосердечно призналась я.

«Если это мой», видите ли!

— В любом случае, — невозмутимо продолжил Его Высочество, — пока мы не выясним точно, ты вносишься в списки охраняемых особ и не покидаешь свои покои без необходимости.

— А как же заговорщики? — возмутилась я — и, похоже, наступила на его любимую мозоль.

Такую каменную маску на лице он не сооружал даже на людях. Как будто кто-то подобрался к рубильнику эмоций и резко дернул его в положение «выкл.», а потом рычаг уперся в позвоночник, заставляя неестественно выпрямить спину.

— Я не могу отрицать, что повел себя, как последний засранец, чтобы выяснить, кому понадобился этот балаган с разводом, — сказал он. — Но есть черта, которую я не готов переступить даже ради интересов Ирейи. Я не стану подвергать опасности своего ребенка.

— Даже если получишь прямой приказ от Его Величества? — вдруг вклинилась Мира, нехорошо прищурившись.

Третий перевел на нее взгляд, стиснул зубы и промолчал.

Если Его Высочество и начал переживать за мою сохранность, то проходило сие занимательное действо без моего ведома. При мне принц был каменно спокоен и безупречно вежлив даже с внезапно ощетинившейся Мирой, так и норовившей задать Третьему как можно более неудобный вопрос. Телохранители честно бдели, и никто не дергал их на внеплановый инструктаж. Я начала незаметно задремывать в кресле, невзирая на препирательства принца с возмущенной жрицей, и в конце концов махнула рукой и ушла в спальню, оставив взаимно недовольных друг другом гостей в общей комнате.

А что что-то пошло не так, я заметила только утром.

На комоде красовался неуместно роскошный букет из ужасающего количества белых роз, но на него я едва обратила внимание. Кто-то разобрал все пакеты и аккуратно разложил покупки по полочкам в гардеробной, а потом тщательно закрыл и зашторил все окна, наполнив комнаты напряженным полумраком. Вместо телохранителя Миры, обычно дежурившего за порогом, прямо в гостиной стояла навытяжку женщина. Незнакомка была коренаста, хмура и вооружена двумя бластерами разной мощности, изумительно сочетающимися с традиционной ирейской военной формой. При виде меня, сонно выползающей из спальни, эта внушительная дама поклонилась — отработанно, очень неглубоко и ни на секунду не выпуская из виду панораму за моей спиной, — и бодро поздоровалась на родном языке.

Понятно. Интересно, как долго Его Высочеству пришлось искать на Иринее ирейскую телохранительницу, не знающую унилингву? Хотя чего только ни сделаешь, лишь бы потенциальный инкубатор для его возможного ребенка не сумел договориться насчет внеплановой вылазки в город… к той же ведьме, например.

Зато охранница умела крайне выразительно (хоть и не вполне соответствующим изысканным придворным манерам образом) тыкать пальцем в сторону накрытого стола. Вчерашнее меню дополнилось свежим творогом и белой баночкой с элитными аррианскими витаминами. На десерт предлагался аккуратно сложенный рядом лист, на котором изящным летящим почерком значилось: «Госпожа Кейли, я вынужден с прискорбием сообщить, что лорд асессор счел небезопасным Ваш способ связи с родными, равно как и любые контакты с ними до выяснения обстоятельств. Надеюсь, Вы отнесетесь к этим временным неудобствам с пониманием и не станете подвергать риску своих родителей. Ваш телефон передан на сохранение лорду асессору. С уважением», — вместо имени под текстом красовалась неимоверно сложная подпись. Похоже, Его Высочество опасался, что записку, помимо меня, прочитает уйма постороннего народу — иначе с чего ему так расшаркиваться?

Зато Рино, по всей видимости, предпочитал, чтобы опасались его самого, потому что ниже шли короткие деловитые инструкции, написанные другой рукой. Не подходить к окнам, не отдергивать шторы, не подставлять госпожу Алливи, ибо фиг кто еще согласится меня охранять после разноса, учиненного Дилану Его Высочеством, и не звереть раньше времени, потому как это его, асессорово, амплуа, и он как раз занят вдумчивым исполнением репертуара.

Я немедленно нарушила последний пункт инструкции: громогласно выругавшись, скомкала лист и прицельно швырнула в урну для бумаг.

— Трехочковый, — мрачно пошутила я и отправила туда же витамины.

Госпожа Алливи проследила взглядом полет беленькой баночки с пафосной надписью. Я не сомневалась, что к моменту моего возвращения подачка будет на прежнем месте, между молочником и чайником (Черт! Этот паршивец еще и утреннего кофе меня лишил!!), но все равно сходила в спальню за ведьмовой склянкой.

Телефона в рюкзаке и вправду не было. И запасного — тоже. Хорошо хоть вживленные сенсоры не вырезали, доброжелатели хреновы…

Я недобро покосилась на презентованный веник. Но цветы было жалко, и присовокуплять букет к теплой компании в мусорке я не стала. В отличие от чудесным образом вернувшихся на столик витаминов.

Пожалуй, больше всего меня бесило то, что беситься вообще не было никакого смысла. Третий сделал то, что, по совести, я от него с самого начала и хотела: взял на себя ответственность за подставу с лифчиком, обеспечил мою безопасность и теперь выжидает — кто рискнет клюнуть на такую примечательную приманку. А я провожу отпуск в Шитонге за чужой счет и казенными харчами перебираю…

Если же мы с Его Высочеством натворили-таки дел и я беременна, то выбора меня никто не лишал. Как бы ни поносили девятнадцатую статью ирейского кодекса за пределами собственно Ирейи, она всего лишь позволяла отцу быть в курсе судьбы своего будущего ребенка и — в случае, когда женщина рожать не планирует, а папаше страстно хочется разветвить фамильное древо — найти для зародыша суррогатную мать или арендовать техноинкубатор.

То есть, опять-таки, ничего непоправимого не произошло. А внезапная забота Третьего о правильности моего питания в какой-то мере даже трогательна.

Чем я, спрашивается, недовольна?

Я выругалась и прицелилась скомканной салфеткой в урну. Промахнулась.

Ну чего ему стоило хотя бы сделать вид, что его волнует не только теоретически возможный ребенок, но и я сама? Куда, спрашивается, вся вежливость подевалась?