Джентльмены, которой истории вы готовы поверить?

— Все может быть, но вопрос в том, — отметил следователь, — есть ли у вас доказательство ваших слов? А также в том, чтобы выяснить, на самом ли деле Сесиль Ленорман звонила мужу в Париж в тот день!

— Разве я говорил, что звонила Сесиль Ленорман? — спросил Барнетт с удивленным видом. — Но это будет полной противоположностью моему собственному убеждению — и истине!

— Тогда что, бога ради, вы имели в виду?

— В точности то, что я и сказал. Телефонный звонок из Боврэ в Париж был сделан женщиной, потерявшей голову от ревности и краха мечтаний, охваченной жаждой уничтожить свою соперницу в любви Луиса Ленормана…

— Но эта женщина Сесиль Ленорман.

— Ни в коей мере! Могу уверить вас, она не имеет абсолютно никакого отношения к телефонному звонку.

— Тогда кого вы обвиняете?

— Другую женщину!

— Но их всего двое — Сесиль Ленорман и Тереза Сен-При.

— Верно, и так как я не имею в виду Сесиль Ленорман, это значит, что я ОБВИНЯЮ…

Барнет оставил фразу неоконченной. Повисла ужасающая тишина. Это было прямое и совершенно неожиданное обвинение! Тереза Сен-При, в этот момент стоящая у окна, долгое мгновение колебалась, побледневшая и трепетавшая. Вдруг она перемахнула через низкий балкон и спрыгнула в сад.

10

Доктор и жандарм бросились за ней, но остановились, столкнувшись с Барнеттом, который загораживал им путь. Жандарм горячо запротестовал:

— Но мы позволим ей сбежать!

— Я думаю, нет, — откликнулся Барнетт.

— Вы правы, — сказал доктор с испугом, — но я боюсь другого — чего-то страшного!.. Да, смотрите, смотрите! Она бежит к ручью… прямо к мосту, где был убит ее отец.

— Что дальше? — спросил Барнетт с ужасающим спокойствием.

Он посторонился. Доктор и жандарм выскочили наружу с быстротою молнии, и он закрыл за ними окно. Потом, повернувшись к следователю, сказал:

— Теперь вы понимаете в чем было дело, месье? Вам достаточно ясно? Тереза Сен-При была той, что тщетно пыталась пробудить в Луисе Ленормане страсть после привидевшегося ей флирта. Тереза Сен-При, что, лишившаяся всего после годов, проведенных в наслаждениях и роскоши, внезапно ослепла от ненависти к Сесиль Ленорман. Она была слишком горда, чтобы поверить, что Луис Ленорман искренне не хочет ее любви и предан своей жене. Она считала, что если однажды Сесиль Ленорман исчезнет, то тогда она сможет получить свое. Потому она задумала это ужасное, хладнокровное убийство соперницы и — добилась смерти собственного отца! Она надпилила мост ночью, когда ее никто не видел. На следующий день она так была ослеплена своими страстями, что прямо перед тем, как разразилась трагедия, телефонировала Луису Ленорману и сказала ему, что сделала.

Столкнувшись с совершенно непредвиденным итогом задуманного ей, она тотчас решила возложить вину на Сесиль Ленорман и таким образом убить двух зайцев одним выстрелом: спасти себя и убрать с дороги соперницу. С этим расчетом она украла одну из сережек Сесиль и в ночь воскресенье бросила в русло ручья, и потом рассказала свою историю, о том, что Сесиль ревновала к старому профессору. После, здесь, в этой комнате, она подкинула более правдоподобную в целом версию — она пыталась убедить нас, что мост был подпилен с целью в итоге убить ЕЕ, а не ее отца!

— Что насчет сапог и пилы? — спросил следователь.

— У Ленорманов и Сен-При был общий сарай и садовые инструменты, так что и пользовались они ими совместно.

— Как вы разузнали все о Терезе Сен-При? — спросил Ленорман, заговорив в первый раз.

— Я помогла ему, — поспешно ответить Сесиль. — Мой дорогой, я сознавала все происходящее, но моя гордость удерживала меня от прямого разговора с тобой. Я опасалась, что ты решишь, что я одержима ревностью, и все пыталась отыскать нечто, что показало бы мне, почему мои родители старались не допустить нашей свадьбы.

— Так ты прощаешь меня?

В ответ она бросилась к мужу и обвила руками его шею.

11

— Но, — возразил следователь, — эта отметка в записной книжке, «Последний платеж» — что она значит?

— Только то, — сказал Барнетт, — что профессор Сен-При сообщил Луису Ленорману, что это последний заем, в котором он нуждается, так как его открытие на грани завершения.

— А это открытие?..

— Нечто революционное в производстве красителей. Несомненно, он спешил к вилле Д’Эмеральд, чтобы показать его своему другу, а ручей размыл это открытие в своих смертоносных объятиях. Какая потеря!

— И ГДЕ месье Ленорман ездил ночью?

— Он скажет нам сам.

— Я ездил, — сказал бывший арестант, — недалеко от города. И на самом деле не могу сказать, где именно. А поехал, потому что было жарко и я не мог заснуть. Но не было никого, кто мог бы подтвердить правдивость моих слов.

В этот момент вернулся жандарм, очень бледный.

Барнетт сделал ему знак говорить.

— Она мертва! — проговорил жандарм, запинаясь. — Бросилась с обрыва… прямо в том месте, где погиб профессор! Доктор послал меня сказать вам.

Следователь выглядел мрачно.

— Возможно, что, в конце концов, это и к лучшему. Но с вашей стороны, месье, — повернувшись к Барнетту, он пожал его руку, — это могло стать большой несправедливостью.

Бешу стоял в неловком молчании.

— Пойдем, Бешу! — Барнетт похлопал его по плечу. — Пойдем собирать вещи. Я хочу вернуться на рю Лаборде сегодня же вечером.

12

— Что же, — произнес Бешу, когда они снова оказались наедине. — Признаю, что не понимаю, как ты так быстро распутал это дело.

— Достаточно просто, мой дорогой Бешу — как и в случаях остальных моих маленьких побед. Какая вера была у этой женщины в своего мужа!

На несколько секунд он замолчал, восхищенный своей клиенткой.

— Все-таки, — сказал Бешу, — ты замечательный человек, я ошибся, предполагая, что и здесь ты сумеешь выгадать нечто для себя.

Взгляд Барнета стал мечтательным.

— Лаборатория профессора была просто великолепна, — проговорил он. — Кстати, Бешу, ты случайно не знаешь адрес самой крупной компании по производству красителей? Я мог бы предложить им путевку в ближайшее будущее.

Бешу издал странный звук, наподобие того, какой издал бы воздушный шарик, из которого медленно выпускают воздух.

— Обдурил меня снова! — задыхаясь воскликнул он. — Украл бумагу с формулой секретного производства…

Джим Барнетт принял вид оскорбленной невинности.

— Старина, — заметил он, — когда речь идет об оказании услуги соотечественникам и своей стране, то, что ты называешь воровством, становится чистой воды героизмом. Высшее проявление чувства долга, что святым огнем сияет в груди простого человека. — Он указал на себя большим пальцем. — И, что касается меня, то, когда долг зовет, ты найдешь меня всегда готовым, целиком и полностью. Понимаешь, Бешу?

Но Бешу был погружен в уныние.

— Интересно, — размечтался Барнетт, — как они назовут новый способ обработки? Думаю, подходящим названием могло бы быть… Впрочем, не хочу утомлять тебя своими измышлениями, Бешу. Только не могу отделаться от ощущения, что патент скорее всего будет назван в честь… Люпена!