По всему Вангелису реакторы второй и третьей очереди, зарегистрировав падение уровня энергии, начали наращивать мощность, давая возможность техноадептам произвести необходимый ремонт. Буря понемногу улеглась.

— Во имя Терры, что произошло?! — воскликнул Антиг, все еще держа в руке связку гранат.

— Мать Фенрис! — только и смог выдохнуть Бриннгар.

— Вы видели это? — спросил Цест. — Во время вспышки там что-то было.

— О чем ты? — удивился Антиг.

Осознав, что взрывать реактор не придется, он явно почувствовал немалое облегчение.

Лицо Цеста закрывал щиток шлема, но вся его фигура выражала крайнее потрясение.

— Макрейдж.

Уцелевший пси-приемник демонстрировал разрозненные образы — все, что осталось от перевода полученного астропатами вопля. Измученный и осунувшийся после недавних событий, Фалькман не получил других повреждений и теперь пристально изучал данные, составляя протоколы расшифровки и анализа при помощи тех немногих приборов, что еще действовали. Сафракс, ожидая возвращения боевых братьев, пристально за ним наблюдал.

— Брат-капитан! — не скрывая радости, воскликнул он, когда Цест и его спутники в почерневших от огня доспехах вошли в помещение.

Цест снял шлем, открыв пепельно-бледное лицо с каплями холодного пота на лбу.

Сафракс ужаснулся: он никогда не видел никого из Астартес, и уж тем более капитана, в таком угнетенном состоянии.

— Астропатическое послание, — холодно произнес Цест, направляясь к пси-приемнику и не давая Сафраксу возможности выразить изумление. — Что от него осталось?

— Все в порядке, брат, — ответил Антиг.

Он шагнул вслед за Цестом и положил руку ему на плечо, но в голосе космодесантника не слышалось уверенности.

Бриннгар так и остался у входа. Он стоял молча и как будто снова переживал все, что произошло в реакторном зале. Все так же сосредоточенно глядя прямо перед собой, он поднял руку и коснулся клыка-амулета, висевшего на груди поверх доспехов.

— От послания осталось не так уж много, — признал Фалькман. Он уже восстановил освещение и основные функции приборов, но полностью расшифровать сигнал так и не смог. — Чтобы с уверенностью говорить о содержании сигнала, необходимо запустить логический дешифратор, а пока это все, что у нас есть.

Цест перевел взгляд на пикт-экран пси-приемника, где медленно проплывали полученные символы: бронированный кулак, оплетенный стальным венком, золотая книга, которая превращалась в корпус корабля, и скопление незнакомых звезд. Цест знал еще об одном образе. Несмотря на то что логика твердила обратное, в глубине души он был уверен, что увидел горные цепи, покрытые пышной голубоватой зеленью. И он точно знал, что почувствовал в тот момент: свою причастность, как при возвращении домой.

— Макрейдж, — прошептал он, внезапно ощутив странный холод.

4

БОЖЕСТВЕННОЕ ВДОХНОВЕНИЕ

СОБРАНИЕ

КОНТАКТ

Мхотеп смотрел в воду, настолько спокойную и гладкую, что ее поверхность казалась серебряным зеркалом. Отражавшееся лицо имело резкие, но приятные черты, несмотря на то что частично скрывалось под бархатным капюшоном. В полуприкрытых глазах светился недюжинный ум, а кожа была такой смуглой и гладкой, без единого изъяна, что по ней можно было безошибочно определить легионера Тысячи Сынов.

Переливающиеся пышные одежды, расшитые рунами, что обозначало занятие колдовством, раскинулись вокруг коленопреклоненного Мхотепа. Он находился в самом центре своего потаенного убежища.

Низкий потолок этой овальной комнаты только усиливал чувство клаустрофобии, вызываемое богатым собранием различных эзотерических атрибутов. Ряды шкафов и бесчисленные полки, заполненные ветхими томами и свитками, боролись за место с горками, застекленными хрусталем, где хранились разнообразные магические предметы: фасетчатый глаз с несколькими затемненными линзами, латная перчатка, украшенная драгоценными камнями, простая серебряная маска, изображающая стилизованный череп. На небольшом возвышении располагался миниатюрный планетарий, изготовленный из золота, с драгоценными камнями вместо планет. На обшитых позолоченными панелями стенах в потемневших от старости металлических рамах висели древние карты, и все это под лучами волшебных ламп создавало сеть ажурных отблесков.

Пол в комнате был выложен красным мрамором, на котором поблескивали миллионы выгравированных концентрических и пересекающихся кругов. Руны из оникса и янтаря, врезанные в поверхность мрамора, образовывали беспорядочно разбросанные дуги. Мхотеп стоял в середине этой сети, в той точке, где сходились переплетающиеся окружности.

Звон из динамика вокс-сети, скрытого под обшивкой стен, возвестил о появлении посетителя.

— Входи, Каламар, — произнес Мхотеп.

Гидравлический механизм с шипением открыл дверь святилища, и в комнату вошел слуга.

— Лорд Мхотеп, как вы узнали, что это я? — спросил Каламар старческим дребезжащим голосом.

— А кто бы еще это мог быть, мой старый друг? Чтобы предсказать твое появление в моем святилище, мне не требуется божественное предвидение Магнуса.

Мхотеп нагнулся над чашей, погрузил в воду обе руки и слегка брызнул в лицо. Выпрямляясь, он сбросил капюшон, и свет ламп засиял на его голом черепе.

— И мне не требуется никаких гаданий, чтобы понять, что ты пришел с важными новостями, — добавил Мхотеп, промокая лицо рукавом.

— Конечно, сир. Я не хотел показаться непочтительным, — низко кланяясь, сказал Каламар.

Слуга был слеп и пользовался зрительными имплантатами. Аугметические биосенсоры, вживленные в глазные впадины, не могли видеть, но реагировали на тепловое излучение и давали общее представление об окружающей обстановке. Вдобавок к этим своеобразным протезам Каламар пользовался серебряной тростью.

— Мой лорд, мы причалили к докам Вангелиса, — доложил Каламар, подтверждая то, что его капитану уже было известно.

Мхотеп энергично кивнул, словно отвечая на внезапное внутреннее озарение.

— Пусть слуги Легиона приготовят мои доспехи, мы сейчас же покидаем корабль.

— Как прикажете, — снова поклонился Каламар. Но уже на пороге святилища он остановился. — Мой лорд, не сочтите за дерзость, но скажите, почему мы остановились на Вангелисе, если цель путешествия — Просперо?

— Пути судьбы неисповедимы, Каламар, — ответил Мхотеп, снова глядя в чашу.

— Да, мой лорд.

Даже после пятидесяти лет службы Каламар так и не научился понимать таинственные высказывания своего господина.

После ухода слуги Мхотеп подобрал одежды и поднялся. Из складок он извлек продолговатый предмет, напоминавший посох, но длиной всего в локоть и покрытый загадочными символами.

Затем он вышел из круга, в центре которого был изображен глаз, и зашагал по причудливой, одному ему понятной тропе среди множества окружностей. Этот лабиринт олицетворял мудрость Магнуса — примарха Легиона Тысячи Сынов и генетического отца Мхотепа. Каббалистический маршрут привел его к резному ромбовидному сосуду, куда Мхотеп осторожно опустил палочку. Сосуд своей формой походил на золоченые саркофаги, в которых погребали правителей древнего Просперо. Он закрыл крышку, нажал на скрытую среди резьбы руну, и изнутри послышался слабый шорох всасываемого воздуха.

— Да, — пробормотал Мхотеп, рассеянно поглаживая серьгу в виде скарабея. — Это очень интересно.

— Неожиданный поворот, — едва слышно прошептал Антиг.

Астартес ожидали Цеста и боевых братьев в аскетически строгом зале казармы Ультрамаринов. Все трое сидели за столом с эмблемой в виде буквы «U». Единственным украшением помещения служил огромный гобелен, изображавший знаменательный день, когда Император в поисках своих сыновей прибыл на Макрейдж. В сверкающих золотых доспехах, с божественным сиянием вокруг благородного чела, Император протягивал руку коленопреклоненному Робауту Жиллиману, который собирался пожать ее в знак своей верности. Тот день стал днем истинного рождения их примарха и основания Легиона.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: