Дорогой друг. Вы - умный немец. Поэтому я и прошу Вас представить, или, как выражаются англичане, "реализовать", значение слов "Йенский университет" между 1790 и 1825 годами. Ведь вам доводилось слышать: "Йена, Йена!" За тысячи километров расстояния, отделенный еще большим числом культурных различий, я, невзрачный кельтибериец[35], возросший на безводной средиземноморской возвышенности на высоте восьмисот метров над уровнем моря - такова средняя африканская высота, - не могу слышать это имя без дрожи. Йена того времени - сказочное богатство высоких движений духа. Разве об удивительной замкнутости Веймара не говорит тот факт, что Йена, расположенная всего в двадцати километрах, ничего о нем не слыхала. Не могу себе представить Фихте, беседующего с госпожой Штейн. Разве может буйвол разговаривать с тенью?
...А натура Гете была столь блистательна! С какой радостью откликался он на всякое проявление подлинного мира, который у него отбирали! Нужно было совсем немного горючего материала, чтобы он вспыхнул ярким пламенем. Все что угодно - поездка на Рейн, отдых в Мариенбаде, красивая женщина, проплывшая над Веймаром словно облако... пламя, пламя!
Веймар надежно спрятал его от мира, а значит, и от себя самого. Гете потому столь упорно преследовал собственную судьбу и столь смутно ее представлял, что, желая столкнуться с ней, заранее был готов от нее убежать! Иногда, завернув за угол, он неожиданно встречал "я", которым был, и с завидной простотой восклицал: "Eigentlich bin ich zum Schriftsteller geboren!" - "Я в самом деле рожден писателем!"
Под конец Гете стал испытывать что-то среднее между страхом и ненавистью ко всему, что подталкивало к окончательному решению. Подобно тому как он бежит от любви, лишь только она разверзается неотвратимой бездной, иными словами, судьбой, он бежит от французской революции, от восстания в Германии. Почему? Наполеон ответил ему: "Политика - это судьба". Et cetera, et cetera[36]. Тема неисчерпаема. Я взял ее только с одной стороны, в одном из моментов и потому преувеличил. Однако, думая, рассуждая, мы всегда преувеличиваем. Мы стремимся внести ясность в предметы, и это заставляет нас заострять, разлагать, схематизировать их. Любое понятие - преувеличение.
Теперь следует показать, как Гете, бесполезный для своего "я", научил каждого верно служить нашему конкретному "я". Однако это способны сделать лишь Вы. На мой взгляд, нет ничего привлекательнее такой задачи. Ведь все дело в том, что ни ботанические идеи Гете о жизни, ни его жизненная позиция не могут служить вступлением, хойдегетикой[37] для человека, желающего постичь собственное "я" или свою судьбу. И все же, оставляя в стороне и то и другое, нельзя не признать, что Гете - великое созвездие на нашем горизонте, подвигающее сделать окончательный выбор: "Освободись ото всего прочего ради себя самого".
Я утверждаю: правильно увидеть Гете, открыть в нем именно этот исходный смысл, делающий Гете нужным каждому человеку, можно, только радикально пересмотрев традиционный подход к нему.
Есть только один способ спасти классика: самым решительным образом используя его для нашего собственного спасения, иными словами не обращая внимания на то, что он - классик, привлечь его к нам, осовременить, напоить кровью наших вен, насыщенной нашими страстями... и проблемами. Вместо того чтобы торжественно отмечать столетнюю годовщину, мы должны попытаться воскресить классика, снова ввергнув его в существование.
Четвертого июня 1866 года любимый ученик Моммзена представил к защите в Берлинском университете докторскую диссертацию: "Historiam puto scribendam esse et cum ira et cum studio"[38].
Наивно считать, будто ira et studium несовместимы с "объективностью". Разве сама "объективность" не одно из бесчисленных порождений человеческих ira et studium! Когда-то думали, что орхидеи не имеют корней и рождаются в воздухе. Было время, когда полагали, что и культуре не нужны корни. Как недавно... и как давно!
КОММЕНТАРИЙ
В ПОИСКАХ ГЕТЕ
Письмо к немецкому другу
(Pidiendo un Goethe desde dentro. - Carta a un aleman).
- O.C., 4 , p.395.
Написано для берлинского журнала "Die Neue Rundschau", опубликовано в его первом томе за 1932 г., в разделе "Литература, искусство, наука", в переводе, выполненном Хелен Вейль. Несмотря на то, что тема столетия со дня смерти И.-В. Гете редакцией не аннотировалась, участие в номере таких авторов, как Андре Жид, Герман Гессе, Эмиль Людвиг, Томас Манн, превратило это издание в юбилейное. В апреле 1932 г. напечатано в журнале "Ревиста де Оксиденте". В том же году Ортега издал большой сборник статей, в котором заглавное место заняла эта работа.
Значение данного очерка Ортега подчеркнул сам, назвав его "критикой жизненного разума". Это своего рода модель применения метода "жизненного разума" к осмыслению творчества выдающихся деятелей мировой культуры в свете "обстоятельств" их жизни, включающего наряду с индивидуальной биографией также ее социальный и исторический контекст. Впервые Ортега применяет здесь критерий своей "историологии": исследует возможности так называемого биографического метода.
Видимо, Ортега был удовлетворен результатами, так как уже в следующем году он прочел в Мадридском университете курс лекций под названием "Вокруг Галилея", частично тогда же опубликованный отдельным сборником (целиком он вышел в 1942 г.) под заголовком "Схема исторического кризиса"). Важно подчеркнуть, что теме "Галилей изнутри" здесь было отведено едва ли с десяток страниц, тогда как основной объем труда составила разработка теории и метода поколений в истории и исторической науке.
Для понимания очерков "В поисках Гете" и "Вокруг Галилея" следует учитывать их республиканский "контекст", обстановку, в которой Ортега работал над ними, а также его негативное отношение к развернувшейся в Испании острой классовой борьбе. Ортега считал, что как "левые", так и "правые" равно выступают в этой борьбе с позиции "экстремизма как формы жизни". Именно так формулировалась тема лекций, которые Ортега читал в 1933 г. в Летнем университете (разновидность "народного университета") г. Сантандера.