Чарльз ПЛЭТТ

"ЧЕЛОВЕК ИЗ КРЕМНИЯ"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОДЕРЖИМЫЕ

Поначалу проект "Лайфскан" дразнил ее, соблазняя посулами свободы и могущества. Через десять лет он превратился в идефикс, он управлял ее днями и преследоавл ее по ночам. Она лежала в узкой своей, девичьей кровати в неустанном поиске сна, а разум ее будоражили неразрешимые задачи: где взять материалы для следующей стадии проекта? куда девать расходные ордера? как направить проверки по ложному следу и что написать в фальсифицированных отчетах? Проект давно уже самым грубейшим образом попирал как общепринятые нормы морали, так и федеральные законы, и если теперь это выплывет наружу, все пропало. Но даже перспектива тюремного заключения не страшна была для участников проекта - куда хуже для них будет, если проект закроют, и вся их работа пропадет даром.

Утром, одуревшая от бессонницы и лошадиных доз снотворного, она завтракала порошковым омлетом с соевым соусом и тостами и думала лишь об одном: как избавиться от помех, искажающих данные? как быть с вибрацией замораживающих агрегатов? как улучшить разрешающую способность сканирующих зондов? Проект превратился в метроном, подчинивший своему жесткому ритму всю ее жизнь.

Именовалась она Розалиндой Френч, а работала в "Норт-Индастриз" - оборонный подрядчик, что рядом с фриуэем на Лонг-Бич. Лаборатория ее представляла собой просторное помещение с высокими потолками, со стенами цвета беж и черным пластиковым полом. Зарешеченные окна выходили во двор, усаженный эвкалиптами. Обстановка же лаборатории состояла из беспорядочно рассставленных серых алюминиевых корпусов контрольно-диагностических аппаратов различного свойства, металлообрабатывающих станков и инструментов. Был здесь растровый тоннельный электронный микроскоп, большой фризер с образцами тканей, кипы листовой стали, деревянные брусья, клавиатуры и плоские дисплеи. Посреди лаборатории, в окружении прочего оборудования, стоял, точно небольшое надгробие, бок о бок с цилиндрическим резервуаром из нержавейки размером примерно с детскую колыбель, компьютер "крэй-12".

Сегодня вечером, как и в большинство вечеров, лабораторию делили с ней еще двое ученых: Майкл Баттеруорт, высокий, худощавый нейрофизиолог, взиравший на весь окружающий мир свысока с загадочно-отрешенным видом, и Ганс Фосс, по происхождению поляк, механик, мастер старой выучки. Баттеруорт был этаким мистическим мечтателем; однажды он сказал, что профессию свою выбрал после двух часов медитации в размышлении над результатом обращения с этим вопросом к "И-цзин". Фосс, напротив, был невысоким пожилым человеком с розовой лысиной, окаймленной венчиком редких седых волос. Застенчивый и незаметный, он был просто-таки богом в отношении всяческой машинерии. Частенько Розалинде казалось, что системы просто-напросто склоняются перед его авторитетом и слушаются малейшего его прикосновения.

Конечно, это был сущей ерундой, однако, чем больше времени проводила она в лаборатории, тем сильней каждая лабораторная мелочь, казалось, приобретала свой характер, вытесняя из жизни Розалинды друзей и заменяя их. Порой она ловила себя на том, что разговаривает с оборудованием - хвалит за точную работу, ругает за непослушание...

Для человека, верящего в науку, такое поведение более чем странно, и все же месяц от месяца Розалинда становилась все суевернее. Находя в чем-либо дурное предзнаменование - если, скажем, сочетание людей и оборудования не было БЛАГОПРИЯТСТВУЮЩИМ в некоем мистическом смысле, которого она даже не могла бы объяснить словами - она отменяла очередной эксперимент без малейшего сомнения. Бремя ее ответственности стало столь тяжким, что нести его она могла лишь руководствуясь исключительно собственной интуицией.

Тем вечером - теплым летним калифорнийским вечером обстановка БЛАГОПРИЯТСТВОВАЛА. Розалинда стояла у стального резервуара - высокая женщина тридцати с небольшим лет, с живыми серыми глазами и темными волосами, аккуратно забранными назад. Самообладание и чопорная осанка - продукт старого, почтенного ист-костского пансиона благородных девиц - не позволяли выказывать внутренней тревоги.

Она ждала, и Ганс Фосс ждал вместе с ней. Баттеруорт готовился к эксперименту. Он сидел в кресле за пультом управления, голову его закрывало полушарие обзорного шлема, а руки лежали в уолдо - металлических перчатках с датчиками давления и движения.

- Готов, - наконец сказал он.

Розалинда включила свой регистратор рабочего времени. Он действовал, как "черный ящик" в самолете, регистрируя реально-временной статус более двух сотен ключевых компонентов. Полиция компании хорошо понимала, что эта информация годится разве что для архивов в подвале, однако экспериментальные результаты проекта "Лайфскан" уже давно не попадали в официальные отчеты.

- Похоже, все в порядке, - сказал Баттеруорт. Начинаю снимать слой.

Розалинда приникла к смотровому стеклу на боку резервуара. Внутри было примерно -170 по Цельсию, и стекло изнутри было усеяно крошечными кристалликами льда. Металлические зажимы деражли серый комок ткани величиной с детский кулачок, искрящийся в свете двух галогенных ламп. Бритвенно-тонкий красный луч лазерного скальпеля врезался в плоть. Сотни тонких, точно паутинки, сверкающих зондов медленно пошли вниз -- так медленно, словно тонули в масле. Нежно касаясь образца ткани, они присасывались к нему, готовясь дать ответы на все манящие тайны его клеток.

Луч лазера, повторяя движения рук Баттеруорта в микроскопическом масштабе, скользнул вперед, бережно срезая слой клеток, точно снимая со сливы до прозрачности тонкую шкурку. Металлические зажимы тонкие, словно булавки, подняли "шкурку", и следующая серия зондов принялась исследовать ее обратную сторону, воплощая информацию в цифры и передавая их из резервуара наружу, в память "крэя-12".

Розалинда уже давно научилась сдерживать надежды. Сегодня просто еще один эксперимент, он вполне может кончиться неудачей, как и прежние. Но в этот вечер - в этот вечер обстановка действительно была БЛАГОПРИЯТСТВУЮЩЕЙ. Она стояла, внимательно вглядываясь в смотровое оконце, будто суровая мамаша, наблюдающая за первыми шагами своего ребенка.

Лазер завершил проход. Фосс рядом с ней удовлетворенно хрюкнул:

- Хор-рошо...

Но Розалинда едва слышала его - она не замечала ничего вокруг, кроме рубинового луча и паутины тончайших зондов, сплетающейся вокруг образца ткани в причудливые арабески. Мышцы спины и шеи закостенели в напряжении...

Раздался приглушенный обзорным шлемом голос Баттеруорта:

- А вот этого мы раньше не регистрировали...

Хоть голос звучал глухо, смысл слов был предельно ясен. Розалинда бросила взгляд на дисплей, показывавший операцию в цвете и с максимальным увеличением. На экране поверхность ткани выглядела, точно ландшафт из шишковатых, перекатывающихся гор, над которыми зонды вытанцовывали свои сложные балетные па. Но один зонд отстал от кордебалета и блуждал из стороны в сторону, как тросточка слепца.

Долго сдерживавшая дыхание Розалинда испустила стон разочарования:

- Черт возьми, Майк!

Лазер отключился, зонды потянулись вверх. Баттеруорт высвободил голову из-под шлема и вынул руки из уолдо. Некоторое время он сидел, разминая пальцы, словно синтемузыкант, чья сольная импровизация была отключена коннектором. Наконец он одарил Розалинду легкой ироничной улыбкой.

- Плоховато...

- Мы упустили какую-то незаметную пустяковину.

Вечер больше не был БЛАГОПРИЯТСТВУЮЩИМ, то был обман, иллюзия; Розалинда почувствовала, что предана. Теперь следовало разоюраться, как и почему оборудование устроило заговор против нее. Она обратилась к Фоссу:

- Ганс...

- Шаговые моторы тут ни при чем. - Фосс поежился, словно замерз, а за ворот еще попали холоодные дождевые капли. Пожалуйста, давай не будем разбирать их по новой?