И в мои восемнадцать и сейчас, я не оправдывал Юрку и Кота, и Славку, и всю шпану нашего поселка отправленную законом под пули

чекистов, на тот свет. Вся эта самоуправная бандитская молодая вольница знала на что шла, и если сознание смерти не было в них до-статочно развито, это их вина, этих ребят. Война между смирными гражданами и буйным презрительным меньшинством бандитов-суперменов всегда происходила и будет происходить на Салтовском поселке и на всех поселках мира. И те, и другие обе стороны, нужные обществу и жизни в целом, ибо противоборство этих двух элементов и поддерживает человечество в должном, в меру возбужденном состоянии. Ибо, как записал мой великий соотечественник Константин Леонтьев: "Гармония - не есть мирный унисон, но плодотворная, чреватая творчеством, по временам и жестокая борьба." Чтобы мирный гражданин не превратил жизнь в сонную жижу, нужен миру Юрка Бембель.

Мы подошли к скамье, где он сидел, на пару мгновений позже мусоров. Мы - это я и Костя. Вынырнув из кустов, мусора осветили скамью с развалившимся на ней Юркой, фонарем. Прошлись лучом по его белой рубахе, по витку черного чуба над лбом. "Хули ты тут де- лаешь, Бембель?" - сказал один. ^

Юрка заулыбался как может быть улыбался когда-то сам Стенька Разин: морщинки наглости, шарма и бесстрашия, попеременно тронули его губы, и врезал: "Последний хуй без соли доедаю, начальник..."

Обиды мусорам в его ответе не было. Однако по такой прелестной фразе, мусора, даже не зная человека, могли определить немедленно, что тип перед ними - опытный. Как бы визитную карточку со званием и должностью подал Юрка мусорам. Чтобы научиться таким фразам, следовало подняться куда-нибудь к хую на рога, к полярному кругу; в тундру, в места чрезвычайно отдаленные. И быть там долго.

- Ну сиди, - сказал мусор, - авось еще срок высидишь. - И выключил фонарь.

= Иди, иди себе, рогатый, не залупайся! - вдруг взвизгнул Юрка. - Я честно освободился, по половинке, где хочу там и сижу...

Ругаясь вполголоса, мусора ушли, решив не залупляться. Мы, два обожателя, приблизились, выйдя из тени. - Привет, Юр, - Кот, стесняясь выступил вперед. - Познакомься: это мой кореш, Эд..." ,'

- Здорово, Эд! - Наши салтовские Юркиного возраста прибавляли "хуй тебе на обед!" к моему имени, соблазн банальной рифмы был велик. Юрка не добавил, он был бандит, а не фраер. Он даже привстал со скамейки, подавая мне руку. Кисть была небольшая, и как мне показалось, слегка влажная. - Садитесь, молодняк! . Мы осторожно присели. Костя рядом с ним, я за Костей. - Ну как живем, молодняк? - Юрка вынул пачку "Беломора" и за- курил. - Магазинчики "курочим" потихоньку? - Не только, Юр... - Костя, я видел, спешно облизал пересохшие губы. Я знал, что он очень дорожит знакомством с Юркой - большим бандитом и стесняется нашей незрелости...- Мы тут большое дело готовим...

Большим делом было намечавшееся ограбление некоего "дяди Сани". (Кстати сказать, так никогда и не состоявшееся.) "Дядя Саня" этот, сам был едва ли не бандитом, во всяком случае в собственном доме на Тюренке, как нам донес наводчик Генка по кличке "Гвоздь", у него хранились деньги и золото. "Гвоздь" побывал в доме во время короткого романа с одной из дядисаниных дочерей. "Дядя Саня" аккумулировал довольно значительные по словам Гвоздя, нетрудовые доходы. Каким-то образом дядя Саня был связан и с начальником тюренской милиции, приезжавшим к нему несколько раз в год обедать и со всякой темной публикой вокруг харьковского ипподрома. Мы хотели явиться и смело вывезти все ценное в доме грузовиком, у нас был знакомый шофер, но мы подозревали, что в доме у дяди Сани хранится огнестрельное оружие. Чтоб охранить "нетрудовые доходы". Наш арсенал огнестрельного оружия ограничивался Костиным самодельным пистолетом. Однако каждый из нас, и я и Костя могли позаимствовать для операции "Токаревы" наших отцов - офицеров.

- Пацаны вы еще... - сказал Юрка, выслушав план ограбления. - Вся ваша бодяга держится на том, что в доме есть деньги и золото. А если их нет? Если ваш "Гвоздь" - фраер, похваляющийся наводкой, чтоб заиметь авторитет? А вдруг он мусорило? Ты, Кот, сам сказал, что вы ему не доверяете... Нет, я на вашу туфту не подписываюсь, я старый волк, мне нужен верняк. Если вас посадят, вам по малолетству сунут несколько лет, я - рецидивист, да еще с моей статьей, хуй выйду. Плюс у меня язва, мне особая диета нужна, молочная... В тюряге я загнусь... Пошли лучше выпьем, а, молодняк? Мы встали и направились к гастроному.

Родители Юрки жили в том же дворе, что и Костя. На Салтовке двором считалась территория замкнутая между корпусами нескольких домов, зачастую довольно обширное поле. Обычно "двор" наполняли десяток скамей, несколько столов, на них жители окраин резались в свою любимую игру "домино", песочница для детей, обязательные деревья и кусты - результат субботников "озеленения". Дом, где жил Костя смотрел на дом, где жили Юркины родители. Долго, несколько лет, просто смотрел через деревья. И было бы очень хорошо, чтоб продолжал смотреть окнами, но чтоб Костя Бондаренко никогда не встретил Юрку Бембеля...

Костина мать первая познакомилась с Юркиной матерью. Они познакомились в продовольственном магазине. И разговорились. Жена майора, начальника районного военкомата с интересом и удовольствием поговорила с женой подполковника в отставке, да еще быв

шего в войну адъютантом маршала Жукова. Костина мать пригласи Юркину мать в гости, не сознавая что делает. Юркина мать пригласи в свою очередь Костину мать. Костина мать была посвящена в секрет отсутствия старшего сына. Юрочка сидел в тюрьме за вооруженное ограбление. Сердобольная Костина мать, еще не догадывавшаяся "преступных наклонностях" своего единственного чада, вместе с Юркиной матерью пустила слезу. И они выпили, выцедив ее из большой банки, по рюмке вишневой наливки. Юркина мать, седеющая женщина, с красивыми до лопаток волосами, утерла слезы краем пухового черного платка, покрывающего ей плечи. И были рассказаны детали. Что Юрочку заманила в банду плохая женщина, много старше его. Что банда была большая, что главарь был из фронтовиков, что вооружены были до зубов, грабили сберкассы, инкассаторов и даже рестораны, и что все ограбления производились с грубостью и отменной жестокостью. Что на совести этой очень злой банды было пять-шесть мертвых тел... Судили их в 1953 году, почти всем дали расстрел, Юрочке, несмотря на то, что ему было пятнадцать в момент совершения преступлений и шестнадцать на суде, дали пятнадцать лет. Юрочка отсидел уже восемь, и не сегодня-завтра выйдет... Да, за особо опасные сидят от звонка до звонка, сказала Юркина мать, все же принимая во внимание первое преступление и возраст, плюс старания отца все эти восемь лет, все же храбрый фронтовой офицер, награды, адъютант Жукова... ждем весной.