- Привет!-еще с лестницы крикнул Марат.

Он был одет изысканно - шорты, ковбойка и кеды. За спиной- два огромных рюкзака, на каждое плечо по рюкзаку. Судя по тому, как легко парень сбегал по двадцатипятиметровой лестнице, для него такой груз был все равно, что для коня - пара арбузов.

- Привет! Свежие новости!.. Во-первых, лодка Шустова выйдет завтра утром. К Шустову родственники приезжают, он должен их встретить. Во-вторых, лодка Николаева тоже выйдет завтра. Николаева, Галю Потапову и Семена, вашего альтиста, послали с концертом в загородный совхоз… Только сейчас известили…

Марат сбросил на землю рюкзаки, перевел дух.

- Вот тебе и раз! - вскрикнула Таня.

- Так. Продолжай,- сказал я.

- В-третьих, будет гроза. В-четвертых, так как из вашей лодки выписывается Семен, то вместо него прошу принять меня!

Последнее мне совсем не понравилось. Не хватало еще, чтобы это спортивное совершенство оказалось в нашей лодке. Стоило только взглянуть на его фигуру, волосы, брови, как я совершенно явственно услышал шорох моих осыпающихся надежд.

- Может быть, и мы завтра? Дождь все-таки… И вообще… Со всеми.- Я готов был и дальше развивать свои доводы, но меня сразу перебили:

- Зачем же! У нас палатка. Дождь - пустяки.

- Я хочу сегодня! Зря, что ли, торопилась, не выспалась… Стоянку ребятам подготовим, как доедем до островов.

- Точно! Подождем их у островов!..

Дались им эти острова! Пришлось умолкнуть.

Марат прыгнул в лодку и начал укладывать наше имущество, согласно строгим правилам лодочного туризма. Мой вещмешок он вытряхнул на дно лодки и уложил по-своему. Консервные банки внизу, свитер и одеяло - сверху. Таблетки пирамидона и аспирина, обязательные в каждом порядочном походе, нитки и прочую мелочь он переложил в карманы рюкзака. Добрался было и до Татьяниного чемодана. Но та взбунтовалась, и он чемодана не тронул.

Напоследок Марат сбегал в будку за запасным бачком. «Лишних тридцать литров не помешает»,- сказал я. Минаич, видимо, проникся почтением к шикарному ленинградцу и беспрекословно выдал ключи.

Наступила минута отъезда.

Я оттолкнулся веслом, перебрался на корму, к мотору. Намотал на кулак шнур стартера, дернул. Как и ожидал я, мотор не издал ни звука. Лодка безмятежно закачалась метрах в десяти от берега.

Татьяна сидит, молчит. А главное, этот Марат… Вот незадача!

Я собрался с силами, дернул еще раз. Мотор рявкнул и тут же замолк. Не давая остыть, рванул шнур изо всей силы. Шнур лопнул, я грохнулся на спину. Мотор взвыл. Мальчишки на набережной - и откуда их набралось в такую рань! - засвистели… Неуправляемая лодка понеслась наперерез течению…

Впрочем, любоваться этим пришлось недолго. Я уцепился за румпель и взял нужное направление. Слава богу, отплытие состоялось.

Мы понеслись вниз по реке. Моя старая двухпарка немного широка и тяжеловата, зато устойчива на курсе, не виляет и не вертится, режет воду, как по линейке.

На днище положены массивные елани - чувствуется умелая рука старшего брата, под кормовой банкой крепкий рундучок с висячим замком. Там хранятся разные инструменты: топорик, клещи, плоскогубцы, а заодно - жестянки со спичками, гвоздями, крючками рыболовными. Сразу видно, что Михаил - мужик основательный. Весной я заново проконопатил лодку и выкрасил голубой эмалью. Так что все как будто бы в порядке. Но кто знает, что думает про себя этот ленинградский гроссмейстер водного спорта! Самолюбие мое ныло… Может, ему корабль мой кажется расхлябанной старой баржей, по сравнению с разными там байдарками да спортивными яхтами. А впрочем, наплевать. Пускай что хочет, то и думает.

Мы миновали городскую набережную и въехали под мост. Вода тут казалась черной и глубокой, была покрыта мелкой рябью. Над головой гудели своды моста: шел городской транспорт. Лодка проскочила между громадными гранитными опорами и снова вырвалась на свет.

Татьяна возвышалась на самом носу лодки, лицом к берегу. Она упиралась тонкими загорелыми руками в борта. Ветер трепал легкое платье. И вообще Татьяна своим профилем, светлым узлом волос на затылке напоминала ту вырезанную из дерева нимфу, которая обычно красовалась на бушприте старинных парусных судов.

Марат сидел на средней банке и мог сколько угодно любоваться и берегами, и сидящим впереди членом экипажа.

Мотор ревел оглушительно, и всякие разговоры, само собой, исключались.

Выехали за городскую черту… Гранитная набережная кончилась, потянулись зеленые берега, стада паслись у самой воды, коровы забредали в воду, поворачивали морды вслед нам и мычали.

Береговые знаки указывали ширину фарватера- 75 метров - и приличную глубину. Река была пустынна. Поэтому я не заботился о курсе и, как говорится, пер напролом.

- Палка! - вдруг закричала Таня.- Гляди!.. Мы прямо на палку едем! Правее объезжай!

- Не палка, а веха красная,- заметил Марат.- И не правее, а левее придется.

«Ишь ты, грамотный»,- отметил я про себя.

- Другая палка! Белая теперь! Что ты, Кравцов, не видишь, что ли? - засуетилась наша наяда.

Действительно, понатыкали вешек. В прошлом году их что-то не замечал. Просто было два бакена, правый и левый, как и подобает при широком фарватере.

Старательно я объехал вешки, продемонстрировав высокую маневренность своего судна.

А все-таки, почему-то я сегодня «Кравцов». А не просто Володя. Интересно. Собственная фамилия иногда для человека становится неприятной, просто режет слух. Вроде ругательства получается. В другое время, например, если пятерку за экзамен по специальности схватишь или на следующий курс переведен,- то фамилия звучит как-то волнующе. Даже гордо. Кравцов - талантлив! Кравцов - дипломат! Кравцов!..

- Володька! Ой, спятил! Куда?

- Стой! Левее! Левее! Смотри!..

На нас надвигалась какая-то допотопная посудина. Она была уже метрах в пятидесяти. Мотор мой, разумеется, тотчас же заглох.

Я давно заметил, что мой мотор страдает общительностью. При встрече с коллегами, особенно более солидными, более быстроходными, он тотчас перестает работать и стремится познакомиться поближе. Качество вполне понятное, но не всегда удобное.

Архаический пароход надвигался. Судорожно жал я на кнопку, дергал обрывок шнура. Все напрасно… Марат перебрался ко мне, сорвал капот. Я прощупал шланг, приподнял бачок. Подача горючего была.

- Ой, совсем близко!-пискнула Таня и снова закрыла ладонями лицо.

Действительно, чудище росло на глазах. Тупое рыло с круглыми глазищами-иллюминаторами, впереди - пара желтых пенистых бурунов-усов, вид свирепый и устрашающий. Машина мерно стучала, на палубе и в рубке - ни души.

- Интересно, чего смотрит команда,- пробормотал Марат, копаясь в моторе.

Я, в свою очередь, проклял про себя команду. Дрыхнут, должно быть, внизу или в карты дуются. Фарватер спокойный, закрепил штурвал и спи себе… Надо уходить на веслах. Я поспешно стал вытаскивать весла из-под груды вещей.

- Свеча сгорела начисто! - крикнул Марат.- Запасные есть?

Я достал из рундука мешочек со свечами. Через минуту мотор взревел, лодка увернулась чуть ли не от самой пасти этого ископаемого. Над нами проплыл высоченный ободранный борт с наименованием: «Кузьма Денежкин».

- Эй, вы!..- заорал с кормы какой-то дядька.

Больше ничего слышно не было, и это хорошо, потому что мимика и жестикуляция дядьки не заключали в себе ничего лестного для нас. Скорее наоборот.

Нос лодки подкинуло на волне, поднятой «Кузьмой», лодку закачало, днище зашлепало по воде. Мы снова выскочили на речной простор.

Все-таки Марат оказался дельным парнем. Вовремя нашелся, помог. И теперь сидит себе и молчит. Другой бы на его месте не удержался: «моторчик-то у тебя, брат, того… Что же ты свечи, мол, заранее не поменял? Аховый ты водитель»… И тому подобное. Я и сам знаю, что аховый. Знаю, что виноват. И выводы сделаю сам. А впрочем, по строгим туристским законам меня надо бы сместить с должности водителя. Вот бы хорошо! Сидел бы сейчас на банке и созерцал водную гладь, с Таней разговаривал бы. Хоть глазами.