Вы можете до некоторой степени контролировать превращение бессознательных мыслей в сознательные, в чем вы убедились, переместив знание последней буквы вашего имени в сознательную область. Однако вы не можете намеренно перевести сознательные мысли в бессознательную область. «Не думай о белом слоне», – шепчет девочка, зная, что мальчик не сможет не думать об этом слоне. Но через некоторое время, если разговор не останавливается на слонах, мысли мальчика об этом животном перейдут в бессознательное. Когда это произойдет, он больше не будет обращать внимание на мысль о слоне – слон перестанет быть локусом внимания.

Здесь я использую термин локус, поскольку он обозначает некоторое место или область. Термин фокус, который иногда используется в этом контексте, может вызвать неправильное представление о том, как работает внимание, потому что может быть понят как действие.[3] Когда вы находитесь в бодрствующем и сознательном состоянии, вашим локусом внимания является какая-то деталь или объект окружающего мира или идея, о которой вы целенаправленно и активно думаете. Различие между фокусом и локусом внимания можно понять на примере следующего предложения: «Мы можем целенаправленно сфокусировать наше внимание на каком-либо локусе». Тогда как фокусировать означает волевое действие, мы, тем не менее, не можем полностью управлять содержанием локуса нашего внимания. Если вы слышите, как позади вас внезапно взорвалась петарда, ваше внимание будет направлено на источник звука. Слово фокус также используется при обозначении объекта, который в данный момент выбран на экране. Ваше внимание может быть – или не быть – направлено на такого рода фокус, когда вы пользуетесь тем или иным интерфейсом. Из всех объектов или явлений окружающего мира, которые вы воспринимаете с помощью своих чувств или воображения, в каждый момент времени вы можете сконцентрироваться только на одном. Чем бы ни был этот объект, деталь, воспоминание, мысль или понятие, он становится локусом вашего внимания. В данном случае имеется в виду не только то внимание, которое можно активно обращать на что-либо, но также и пассивное восприятие потока поступающей информации или простое – переживание происходящего.

Вы слышите и видите намного больше того, что становится локусом вашего внимания. Когда вы входите в комнату, чтобы найти какой-то потерянный предмет, он может лежать прямо перед вами и, тем не менее, остаться незамеченным. С помощью оптических средств мы можем установить, что изображение нужного предмета попадало на вашу сетчатку. Возможно даже, что это изображение оказывалось в центральной ямке сетчатки, где четкость зрения наибольшая. Из экспериментов по нейрофизиологии мы знаем, что сигнал, представляющий объект, был сформирован и передан с помощью зрительного нерва. И все же вы не заметили искомый предмет, поскольку он не стал локусом вашего внимания. Прислушавшись, я могу заметить, что лампы дневного света в коридоре рядом с моей комнатой раздражающе жужжат. Но если этого не делать, я не услышу этого звука. Магнитная звукозапись покажет, что звук сохраняется, даже когда я не осознаю его. Чаще всего я замечаю этот звук в тот момент, когда свет включается или выключается. Внезапное начало жужжания обращает на него мое внимание. Внезапное прекращение звука заставляет меня осознать, что я слышал его, причем уже после того, как это происходило. В этом случае то, что кажется очень точным воспоминанием о звуке, который я только что слышал, внезапно становится локусом моего внимания. Эксперименты показывают, что образы непосредственного восприятия – то, что психологи называют перцептивной памятью – хранятся в течение небольшого периода времени. Известный феномен инертности зрительного восприятия лежит в основе того эффекта, что отдельные кадры кинофильма превращаются в сплошной визуальный поток. Зрительные образы обычно затухают через 200 мс. Эта величина может варьироваться в пределах от 90 до 1000 мс. Слуховые образы затухают в среднем через 1500 мс (в диапазоне от 900 до 3500 мс) (Card, Moran and Newell, 1983, с. 29–31). Сейчас, сидя за столом, я не могу восстановить жужжание осветителей в том же ярком и непосредственном звучании, как я мог это сделать сразу же после того, как оно прекратилось, и внезапная тишина направила мое внимание на тот факт, что этот звук был. Прошло несколько часов, и впечатление рассеялось, оставив только бледное воспоминание о том раздражающем звуке ламп, похожее скорее на описание, чем на ощущение.

Восприятия не всегда откладываются в памяти. Большинство восприятий утрачиваются после того, как затухают. С точки зрения разработки интерфейсов из быстрого затухания сенсорных восприятий следует, что человек, прочитавший или услышавший 5 секунд назад некоторое сообщение, необязательно сможет вспомнить его содержание. Если такое сообщение важно само по себе или содержит важную деталь, например номер в сообщении «Ошибка 39-152», то оно должно оставаться на экране до тех пор, пока не перестанет быть актуальным (такой подход можно назвать наилучшим), или же необходимо предоставить пользователю возможность немедленно обработать эту информацию, прежде чем она исчезнет из его памяти. Когда некоторая информация становится локусом внимания, она перемещается в кратковременную память, определение которой мы дадим в разделе 2.3.4. Там она будет храниться в течение 10 секунд.

Когда вы выполняете какую-то задачу многократно, то с каждым разом делать это становится все проще. Бег трусцой, настольный теннис или игра на фортепиано – это мои каждодневные занятия. С первой попытки все это казалось мне совершенно невозможным. Ходьба является более распространенным примером. По мере повторения – или с практикой – выполнение того или иного действия становится для вас привычным, и вы можете выполнять его не задумываясь. У Томаса Льюиса (1974), чьи работы по биологии всегда читаешь с радостью, по этому поводу можно найти следующий отрывок:

Как-то раз один наблюдатель сказал, что бейсболист в момент удара должен думать о своей технике, на что звезда бейсбола Йоджи Берра, в продолжение приведенной мысли Льюиса, ответил с характерной краткостью: «Как можно думать и бить одновременно?» (Kaplan, 1992, с. 754).

Любая привычка означает отказ от внимания к деталям. Тем не менее, привычки необходимы всем высшим формам жизни, представленным на Земле. С другой стороны, жизнь возможна даже при отсутствии какого бы то ни было сознания, как, например, жизнь микробов – по крайней мере, насколько мы знаем или хотя бы можем предполагать. Кроме того, термин привычка используется и в отрицательном смысле. Вопреки утверждению Льюиса, что в потере своей воли нет ничего плохого, все же случается так, что развиваются дурные привычки. Привычки бывают настолько сильными, что могут даже превратиться в страсть, иногда достигая того предела, когда сознательный контроль полностью утрачивается. (В данном случае я говорю не о физиологической склонности к чему-либо, например к никотину или опиатам, но скорее о нежелательных приобретенных привычках, таких как кусание ногтей.) Поскольку наше сознание есть то, чем мы, по сути, являемся, то в этой связи я вспоминаю наблюдение, сделанное Унамуно: «Приобрести привычку значит перестать быть» (Unamuno, 1913). Возможно, этим высказыванием Унамуно хотел предупредить нас об опасности пагубных привычек. Что же касается рутинных сторон повседневной жизни, то здесь мы как раз желаем, чтобы наше сознательное внимание «перестало быть».