Начальником штаба у Безака был генерал-майор Данзас, переведенный на эту должность при Катенине с места начальника Туркестанской линии; он не поладил с Безаком и вскоре уехал в Петербург, где служил в главном военном суде и умер в чине генерала от инфантерии. После Данзаса исправляющим должность начальника штаба был полковник Черняев, но и он не сошелся с Безаком и вскоре уехал из Оренбурга.
Безак, недовольный офицерами генерального штаба, которые желали быть самостоятельными и не сходились с ним во взглядах, избрал на должность начальника своего штаба начальника инженеров Оренбургского округа генерала Левенгофа, которому и передали во временное управление округ и казачьи войска по отъезде в С.-Петербург.
Отъезд его состоялся в январе 1865 г. Пред выездом Безак дал у себя большой бал, на который было приглашено все оренбургское общество, чиновное и на общественной службе состоявшее; веселились, т. е. плясали, долго, а потом ужинали, но ужин был не в определенный час, а соображаясь с тем, когда по счету ушедших гостей, на остальное число хватило приготовленных блюд.
При Безаке совершилась крестьянская реформа. В пределах настоящей Оренбургской губернии число помещичьих крестьян не превышало 6 т. душ, но много было горнозаводских, число которых простиралось до 20 т. душ. Крепостные помещичьи крестьяне находились более в Оренбургском уезде, в небольшим числе в Троицком и Челябинском.
Обявление манифеста было сделано быстро и беспорядков нигде не произошло. Уставные грамоты составлены были без особенных затруднений и тотчас же начался выкуп по соглашению с крестьянами. В одном имении графа Нессельроде крестьяне отказались от выкупа и получили сиротский надел по 1 ½ десятины на душу.
Обилие башкирских земель, окружавших помещичьи имения, порождало и в других местах отказы, но такому желанию не давали развиваться. Мировые посредники, в особенности Николай Станиславович Циолковский, умели уговаривать крестьян подписывать уставные грамоты и выкупные договоры в надежде, что барин их (А. В. Тимашев), как богатый помещик, подарит им усадьбы. Мужички согласились. Когда приехал в имение сам владелец старики, прощаясь с ним при его отъезде в Казань временным генерал-губернатором, подошли и попросили дать им усадьбы. Тимашев дружески потрепал по плечу некоторых из них, сказал, что хорош и славен он был своими крестьянами, а когда последних освободили, он стал другой человек. Сказав это, Тимашев сел в экипаж и уехал, а крестьянам пришлось платить в казну за полевые угодья и помещику за усадьбы. Пример этот подействовал и на других крестьян. В Оренбургском уезде большинство перешло на выкуп и платеж за усадьбы, на издельной повинности остались имения в северной части уезда: Бондаревского, Дурасова и Дашкова. Последнего село Богульчан на столько было упорно, что местный помещик Лихошерстов — мировой посредник — ничего не мог с крестьянами поделать: в 1865 г. Богульчан передали в Уфимскую губернию, где их привел в покорность известный крестьянский деятель — посредник Бухвостов.
В Троицком уезде был такой случай: крестьяне помещика Епанешникова в числе 40 душ даже отказались принять даром от помещика надел из опасения снова попасть под его власть и согласие их последовало много позже. В том же уезде крестьяне графа Мордвинова до 700 душ, получившие по 5 дес. на душу, при переводе их на выкуп заявили протест против уменьшенного им отвода земли, указывая, что состоя помещичьими, пользовались всею землею — до 15 т. дес., а хотя помещик пред изданием нового закона обязывал их пользоваться 5 дес. на душу, но распоряжение не было исполнено и все оставалось на прежнем положении. Кончилось дело в новом составе губернии отказом графу Мордвинову в обязательном выкупе, а крестьянам дан даровой надел в 1 ¼ дес. Добавлю к этому, что и в Оренбургском уезде при изобилии у помещиков земли и по отсутствию лиц для арендования, крестьяне не были стеснены в пользовании землею: сеяли и косили, где желал каждый, пользовались лесом на домашние нужды даром и неограниченно, а валежник собирали и возили на продажу в Оренбург. В силу изданного крестьянского положения они имели право на высший надел против 5, 6 и 7 дес., назначенного положением для Оренбургского уезда, но закон этот не применялся здесь и крестьяне едва ли знали о существовании его; помещикам же из местных дворян не было интереса в этом отношении действовать против своих собратьев.
В ином положении оказались крестьяне частновладельческих заводов; за прекращением действия последних они остались без средств к существованию, ибо земля, на которой они жили, гористая и лесная, к хлебопашеству неудобная. Тут было много хлопот. Одни из них ушли на казенные земли, другие на временно арендованные у башкир и у казаков Оренбургского войска, как их работники, получая вместо денег плату землею, на которой сеяли хлеб и перевозили в свои дома; третьи бродяжничали, переселяясь с места на место, и наконец возвращались в заводы, где им давали усадьбы.
Расскажу один случай понимания заводскими крестьянами своих прав.
В Преображенский завод приехал гражданский губернатор Григорий Сергеевич Аксаков, переговорил с народом, сказав, что он губернатор, и уехал с одним тоже гражданским чиновником. После его отъезда крестьяне начали расуждать о том, что им говорил губернатор. Бывший между крестьянами отставной солдат уверил их, что это был или писарь или такой же отставной солдат. «Губернаторы ездят с адъютантами», говорил он: «и со свитою из чиновников, а это что за губернатор: никого даже не обругал.»! После крестьяне уверяли, что губернатор у них не был и они его не видали.
В управление Безака развилось народное образование в Оренбурге. Кроме Неплюевского кадетского корпуса, где воспитывались молодые люди всех сословий для военных целей, существовали в городе одно уездное и два приходских училища. Население же города, без казачьего форштадта, достигало 25 т. душ и эти 3 школы с их ограниченным курсом далеко не удовлетворяли потребности в обучении, особенно начальном. Пособием служили частные школы, в которых учили читать и писать по русски и первым четырем правилам арифметики; но и открытие таких школ было затрудняемо существовавшими формальностями: нужно было разрешение директора училищ, жившего в Уфе, а от учителя аттестат в основательном знании и в уменьи преподавать ученикам грамоту и письмо. При таких требованиях формально открытых школ не было, а существовали негласные на небольшое число мальчиков. Нужда в учении была общая и всеми сознаваемая.
В Оренбурге с ведома генерал-губернатора составилось общество частных лиц с целью насадить здесь школы грамотности. На пожертвованные средства открыты были школы по участкам, всего до 7-ми. Учителями были назначены молодые мужчины и частию девицы, заведомо к сему способные, а жалованье платилось из добровольных пожертвований населения: пожертвования стекались из различных источников: взамен праздничных визитов вносились деньги, подписывались по приглашению прямо на школы, устраивались любительские спектакли и лоттереи-аллегри при самой незначительной цене за билет, общественные гулянья с иллюминацией; из всего этого составлялась сумма, достаточная для содержания участковых школ. Много помогали в этом деле оренбургские дамы, особенно те, мужья которых занимали выдающиеся должности. Жена управляющего Оренбургскою таможнею, Любовь Александровна Решко, собрала с бухарских купцов, приходивших сюда с караванами, до 800 руб. сер. Усердие ее породило ревность в других дамах, которые никак не могли итти параллельно с Решко и называли ее «мадам Монте-Кристо» по имени героя модного в то время французского романа. Душою этого общества был Василий Павлович Долинский, правитель канцелярии командующего башкирским войском, проявивший свою энергию в открытии русских школ у башкир; он много ратовал об устройстве и поддержании участковых школ в городе, доставляя для них порядочные средства и, несмотря на немолодые годы, игравший в театре в пользу школ.
Таким образом, заведенные участковые школы впоследствии, с дарованием городу самоуправления, были преобразованы в приходские училища, существующие и теперь на городские средства.