— Если Богдан Петрович будет против повторной операции, то помимо массажей потребуются занятия.
— Сколько это будет длиться?
— Хотя бы год… и далее посмотрим, либо дадим еще время на укрепление, либо проведение кифопластики на смену спондилодеза. Но первоначально надо бы еще раз проконсультироваться и сделать снимки состояния позвонков.
— Я все еще здесь. — Скрипящий голос хмурого Богдана Петровича заставил младшего приблизиться к двери. — Все еще жив. Не говорите обо мне в третьем лице.
— А как говорить, чтобы вы меня услышали?
Селозин закат глаз под потолок не прошел даром, я еще больше разозлилась мечтая доказать свою правоту и правильность требований. И тут от клиента последовал залп из главных орудий:
— Никак, потому что я… ничего не собираюсь делать.
— Хорошо, как вашему телу с вами разговаривать, чтобы вы его услышали?
— Не понял…
— Думаете, судороги это просто отголоски?
— Да.
— Нет. — Наши взгляды столкнулись и что-то внутри меня судорожно сжалось. Я вскинула подбородок, не позволяя себе расплакаться от обиды, и встала. — Считайте это депешами на вашу… безответственность.
Выскочила из-за стола и из столовой зежеее задолго до того как он рявкнул: «Оля, сядь!». Я не являюсь частью его семьи и сделала вид, что не расслышала приказа. Я наемный работник, который хочет, затратив свои силы, увидеть в будущем достойные результаты — хорошо стоящие на ногах. А это значит, что наполнять водой бездонную бочку я не буду; или затыкаем дно или меняем бочку. Жаль такую денежную бочку, как Богдан Петрович, я в ближайшее время не найду.
С этими мыслями поднялась наверх и, смахнув набежавшую слезу, распечатала еще один лист графика, резюме тренера ЛФК с его контактами и ссылку на книгу о самостоятельном массаже.
— Ты тут? — появившийся в дверях младший, вошел без стука. — Тебя вниз зовут.
— Одну секунду сейчас спущусь. — Я выпрямилась и заставила себя улыбнуться. — Богдан Пе… хм, он всегда такой упрямый?
— Всегда.
Приняв информацию к сведению, я кивнула и подошла к нему:
— А здесь в парке прогулки совершать можно?
— Можно, но не нужно. И сама не ходи. — Он посторонился, внимательно глядя на меня. — Оля…?
— Слез не будет, это я тебе обещаю. — Через силу улыбнулась еще ярче. — Куда в таком случае пойдем гулять?
— Гулять?
— Ты подумай и спускайся, не хочу оставаться в доме. — С этими словами я прошла вниз к ожидающему меня клиенту.
Он все еще сидел в столовой, такой же злой и сердитый на то, что кто-то смеет указывать ему, как быть и как жить. С момента моего побега изменилась лишь одна деталь — тарелка перед ним превратилась в осколки. Что ж молча ложу рядом лист с графиком, резюме врача и листок с ссылкой на книгу.
— Можете сжечь, порвать, нарезать на кусочки и отправить меня восвояси, рассчитав меня за два часа работы в вашем доме. Но если согласны, звоните — договоримся. Мобильный у меня с собой.
Следующий его вопрос раздался мне в спину:
— И куда вы?
— Гулять. — Я ответила не оборачиваясь. — Сергей покажет окрестности.
— Далеко не уходите.
Так называемая лесопарковая зона была тиха и снежна. Свежевыпавший январский снег блестит на солнце более напоминая пушистое покрывало, а не природный катаклизм выросший за одну ночь на 50 сантиметров. Весь прошлый час мы бродили по тропкам в молчании, и теперь повернули назад, впереди уже виднелся их дом. Вдыхая морозный воздух, я оторвала взгляд от темных вершин деревьев и обернулась к Сереже. Кажется, вот сейчас мы сможем по-нормальному поговорить, я успокоилась, он как всегда чем-то недоволен.
Его вид был задумчивым и хмурым. У Димки иногда такой встречается, если он хочет сделать мне выговор, но не знает с какой стороны подобраться, чтобы не задеть тонкие струны моей души. Раз он не знает с чего начать, начну я, мне-то терять нечего, я еще и чемоданы свои толком не распаковала.
— Итак…, когда и при каких обстоятельствах он сорвал спину? — от моего голоса из снега выпорхнули воробьи и маленькой стайкой осели в кустах шиповника.
— Оля…?
— Что? — я туже завязала шарф и оправила теплые перчатки. — Ты тоже не в курсе? Или это секретная информация, не подлежащая распространению?
— Я в курсе. — Сухо произнес собеседник. — Но был уверен, что поговорим мы о другом.
— О чем?
— Не дави на отца, он и так достаточно мягко с тобой обошелся. — Вот тут голос младшего Краснощека был похож на скрип снежного наста, что укрепился из-за обледенения.
— Это было не достаточно мягко. — Заметила я. — Кстати, кто на него давил ранее?
— Никто. — Недовольно ответил парень.
— А твоя ммм… мама, она как с ним разговаривала? — тут я решила внести уточнения, — если заболеет, или потянет какую-нибудь мышцу… отравление или излишнее употребление спиртных?
— Мамы не стало, когда мне было 6 лет, а Лешке 9. Я мало что помню из той семейной жизни.
— Сожалею…
Наше молчание затягивалось, мы от их дома отошли сравнительно не далеко, но уже потеряли море времени. Я с интересом взглянула на младшего сына Богдана Петровича, он с интересом смотрит вдаль, специально не замечая моего внимания. Пришлось покашлять, эффекта никакого.
— Сереж, …Сереж, а другие?
— Что другие?
— Другие жен… то есть у твоего отца есть люди, которые имеют право потребовать чтобы он продолжил курс лечения, вразумить, надавить авторитетом? Родители, друзья, другие… люди?
— Нет. И других ммм… женщин, — перекривил он мою стеснительность, — не было.
— То есть как?
— То есть тех, кто посмел бы надавить авторитетом или потребовать в счет заслуг на любовном фронте — не было. — Дал он определенную характеристику всем тем, кто был в окружении отца.
А перед моими глазами отчетливо всплыла картина, как бледный клиент сдерживается при своем секретаре и, сжав зубы, терпит адские боли.
— И сейчас не появилось? — не поднимая головы, тихо спросила я, — или в ближайшие два три года, месяца, дня?
— Ты что, Сморчок, клинья к нему подбиваешь?!
— Здрасти! — желание прикопать его в снегу возникло неожиданно, и было достаточно стойким. — Прекрати использовать это уничижительное обращение.
— Да уж здоровались! I! — отмахнулся он от моего наставления и повторил вопрос. — Все-таки подбиваешь?
— Ты что себе надумал?! Я о секретаре его спрашиваю. Встречаются они или нет?
— А Раиса Викторовна тут при чем? — возмутился он, как девица на неприличное предложение.
Почему-то мне вспомнилась Люсик и ее возмущения на пьянь мужицкую, живущую неподалеку: «Представляешь, предложил в магазин за стопариком сгонять. У него, видишь ли, опохмелка не наступила. Ибо первые три бутылки водки эффекта не дали!»
Дав себе остыть, я спросила: — То есть ты хочешь сказать, что между ними ничего нет…
— А разве есть?
Осталось гадать, так ли младший сын осведомлен в сердечных делах своего отца, как заявляет. Потому что я видела, как Раиса не хотела от него уходить, а он из-за нее терпел боль и сдерживал ругань.
— Эй! Ты скажи, между ними что-то есть? Ты видела?
— Что я могла увидеть, в общей сложности лишь третий день с вами. Да и это не главное… Мне нужно знать, кто может на него повлиять и что вызвало судороги. Они же не появились сразу после операции. Так?
— Так. На третий месяц.
— И что он сделал? — Сережа интригующе замолчал, продолжая идти чуть впереди меня. — Вариант что он за дамами бегал, отпадает, как я поняла, он у вас не из бегающих.
— Да, ему не приходилось.
А пока он идет, я незаметно слепила один снежок, а затем и второй. Красота на улице, лес, снег, солнце, снежки лепятся, и живая мишень рядом идет.
— А за кем или чем еще он мог бегать? Или скорее убегал от кого-то?
— От кого? — он обернулся.
— Откуда мне знать? Может быть, бегал от приставов, от налоговой, от бандитов, от дам… от тебя.
— В смысле от меня?
— Ну…!