К тому же Семенов и. сам допустил существенный юридический промах: в соответствии со специально оформленной им доверенностью один из ходатаев по его делу, а именно Синкэй Куроки, получил все права на владение и распоряжение в будущем теми денежными суммами, которые были названы в предъявленном М. Подтягину иске. И этим промахом Семенова умело воспользовался Подтягин, который, судя по всему, не желал передачи российского государственного золота ни атаману Семенову, уже не располагавшему никакими реальными возможностями для возврата в Россию и установления там своей власти, ни тем более японскому подданному Куроки, который в случае успеха мог бы пустить исковые деньги вообще неизвестно куда. Поэтому отбиваясь от домогательств истцов, Подтягин аргументировал свою неуступчивую позицию защитой им российских государственных интересов.” В письме к Г. Семенову с разъяснением своей позиции Подтягин писал: “Как Вам известно, вся моя роль в этом процессе сводится лишь к тому, что, когда на сказанные деньги заявили претензии японские подданные г.г. Куроки и Судзуки, предъявившие иски ко мне в японском суде, я вынужден был принять меры к защите этих денег по той простой причине, что я не мог и не могу признать ни их прав, ни прав лиц, по полномочию коих они действуют, на находящиеся под моей доверенностью русские казенные деньги”.

Твердость генерала Подтягина в отстаивании сохранности вверенных ему казенных средств и его предусмотрительность в деле сохранения документов, подтверждавших государственную принадлежность депозитов, находившихся на его банковских счетах, привели к тому, что суд отклонил семеновский иск. Возможно, этим была отбита охота заниматься подобными судебными тяжбами и у некоторых других российских претендентов на “царское” золото.

Полезным с точки зрения национальных интересов России результатом упомянутой выше судебной тяжбы Семенова с Подтягиным стало в то же время признание японскими судами всех инстанций фактов зачисления в 1916–1922 годах на валютные счета японских банков “Ёкохама Сёкин Гинко” и “Тёсэн Гинко” российского “залогового золота” на основе русско-японских соглашений, заключенных в 1916 году царским правительством и в 1919 году правительством адмирала А. Колчака. Это признание стало препятствием для попыток кого бы то ни было из японских политиков, юристов и историков предавать забвению тот факт, что некоторые японские банки со времени японской интервенции в России так и остались по сей день неоплатными должниками России.

Еще одна безуспешная попытка российских белоэмигрантов заполучить хотя бы малую часть захваченного японцами золотого запаса России была предпринята в 1932 году. На этот раз истцом выступил уже упоминавшийся ранее генерал-майор П. Петров — тот самый простодушный Петров, который осенью 1920 года, будучи начальником тыла разбитой колчаковской армии, сдал на границе с Китаем “на временное хранение” офицеру японской военной разведки полковнику Р. Исомэ 22 ящика с “царским” золотом, поверив всерьез в юридическую весомость расписки последнего о получении названных ценностей.

Свой иск о возврате белогвардейцам сданных на хранение полковнику Исомэ ящиков с золотом П. Петров предъявил непосредственно японским властям и, в том числе, руководству Квантунской армии, игравшей ведущую роль в японской интервенции в России. В долгой судебной тяжбе по этому иску Петров опирался на поддержку некоторых влиятельных военных кругов во главе с генералом Садао Араки, которые по каким-то соображениям, связанным с борьбой, развернувшейся в те годы между отдельными группировками японских генералов и офицеров, сочли возможным даже оплачивать расходы Петрова на его проживание в Токио в период, пока велось судебное разбирательство.

Но надежды белого генерала на справедливость японского правосудия оказались столь же беспочвенными, как и то наивное доверие, которое он проявил при въезде в Китай к распискам полковника Исомэ. В 1940 году, спустя восемь лет после начала судебного разбирательства иск генерала Петрова был официально отклонен японским судом, а дело о похищении 22 ящиков с золотом было закрыто. Нагрянувшие затем материальные невзгоды заставили Петрова вскоре покинуть Японию и переселиться на тихоокеанское побережье США в город Сан-Франциско.

В последовавшие далее бурные военные годы никто другой из уроженцев России уже не пытался в судебном порядке ставить вопрос о незаконности захвата Японией российского золота, как и о неправомерности дальнейшего сокрытия этого золота в сейфах японских банков. Уж очень явственно высветилось в те годы нежелание правящих кругов милитаристской Японии поступаться добром, захваченным либо силой, либо хитростью в соседних странах Дальнего Востока.

Некоторые японские и американские историки, а вслед за ними кое-кто из наших соотечественников склонны возлагать ответственность за агрессивную грабительскую политику правящих кругов Японии, проводившуюся в отношении соседних стран в первой половине ХХ-го века лишь на японскую военную клику (гумбацу), якобы целиком узурпировавшую в те годы власть в стране. Факты свидетельствуют, однако, что активное участие в разграблении оккупированных Японией соседних стран принимали наряду с генералами и другие группировки правящей элиты императорской Японии. Особо велика была в этом деле роль крупнейших банков и концернов страны. Речь идет о группе жадных до наживы финансовых дельцов, которая получила название “дзайбацу”, что в переводе на русский язык означает “финансовая клика”. Ознакомление с трудами японских историков показывает, что войны и территориальные захваты Японии неизменно сопровождались обогащением верхних слоев японской буржуазии, которые являлись по сути дела главными закулисными инициаторами агрессии.

В надежде пожать плоды завоевательных походов военщины в соседние страны, японские “дзайбацу” подталкивали и императора Хирохито и его генеральское окружение на все новые и новые зарубежные авантюры. Это по их наущению была аннексирована и превращена в японскую колонию Корея. Это они грели руки и на японской интервенции в России, и на захвате Маньчжурии, и на вторжении японской армии в центральные районы Китая и на оккупации стран Юго-Восточной Азии. Не случайно в конце 30-х — начале 40-х годов финансовые круги Японии стали ревностными поборниками фашизации страны и реорганизации ее экономической системы по образцу и подобию гитлеровской Германии, что рассматривалось ими как подготовка японского тыла к тотальной войне за создание под эгидой Японии “Великой восточноазиатской сферы сопроцветания”. Предполагалось при этом включить в названную “сферу” силой оружия и Китай, и страны Юго-Восточной Азии и ряд районов Советского Союза. После окончания второй мировой войны обо всем этом писали в своих книгах даже консервативно настроенные американские ученые. Известный американский японовед Томас Биссон в свое время писал: “Многие все еще представляют себе, что дзайбацу и военщина занимают на японской сцене какие-то отдаленные друг от друга, независимые места. Но это не совсем так. Обе группировки необычайно тесно переплетены друг с другом. Многие офицеры армии и флота занимают руководящие посты в концернах дзайбацу… И только теперь, после войны мы узнаем, что Тодзио, которого неизменно выставляли “чистым милитаристом”, нажил миллионы на совместных с дзайбацу махинациях”.