Спим плохо. Днём плюс двадцать восемь, будто и не было ночного заморозка. Под пологом буквально нечем дышать. В душном полусне прислушиваемся, не запоёт ли снова таловка. Не поёт. Только гул комаров и прежние голоса птиц.

Когда наступает такая же тихая и морозная ночь, мы на участке. Ищем гнёзда. Но это так, дежурное занятие, чтобы не слоняться без дела. Мы ждём таловок ― ведь вчера было предупреждение. Так в детективах шпики, карауля «объект», читают афиши, разглядывают витрины и хорошеньких женщин. А мы вот ищем гнёзда. Таловка запевает, когда солнце уже высоко и вовсю поют веснички.

Это происходит на территории Пыжика. Слышу их обоих. Если бы самец таловки пел голосом веснички, без конфликта не обошлось бы. Но песни совсем не похожи, поэтому Пыжик никак не реагирует. Друг друга они не видят среди листвы. Таловка исполняет песню за песней, перелетает ближе к Пыжику. Ждать приходится недолго, Пыжик видит на своей законной берёзе пеночку и без предупреждения атакует. Таловка послушно улетает на территорию Ажика и продолжает в прежнем темпе одну за другой строчить свои резкие песни.

Ажика не слышно. Видно, он занят чем-то другим или отправился в очередной вояж по соседским владениям. Таловка постепенно перемещается в высокоствольный лес, придерживаясь в основном верхушек деревьев. Следуя за ней, вскоре выхожу к лагерю. Слушаю, сидя за обеденным столом, попутно успеваю выпить кружку холодного чаю. Потом он снова двигается с песнями по лесу, нигде не задерживаясь больше чем на минуту-другую. И опять приводит меня на территорию Пыжика, потом к Жуже, и снова к лагерю. Холодного чаю больше нет, и я просто сижу за столом. Всё тихо и мирно, больше ни одной стычки. Новый солист, пользуясь непохожестью своей песни и прикрытием развернувшейся листвы, остаётся не замеченным весничками. Его территория огромна, больше четырёх гектаров, и накладывается на четыре территории весничек.

Какое же тут взаимоисключение? Видимо, так и будет: высокий и довольно густой лес позволит весничкам и таловкам не замечать друг друга. Стычками, которые будут возникать при случайных зрительных контактах, можно пренебречь. А на Ямале они видят друг друга чаще, потому что лес там пониже и пореже, там чаще происходят контакты, а значит ― и драки. Чтобы их избежать, нужно иметь разобщённые территории. Вроде бы всё логично. Так возникает гипотеза, объясняющая текущие события.

Таловка пока на участке одна, один самец. Но что им будет мешать так же мириться с весничками, когда их будет много? Самцы заселят весь лес, установят границы территорий между собой, смирятся с нечастыми столкновениями, к которым их будут вынуждать веснички. Вот и всё, и никакой межвидовой территориальности не будет. Остаётся только ждать прилёта новых самцов-таловок и протоколировать происходящее, чтобы новая гипотеза подтвердилась фактами.

Спустя полтора часа появляется ещё одна таловка, то есть тал, самец. Он поёт на территориях пяти весничек ― то над самой землей, в кустарнике, то в ёлках на самой разной высоте. Хожу за ним час ― и ни одной драки, ни одной встречи «тет-а-тет» с весничкой.

За третьей таловкой следить и вовсе не интересно. Этот облюбовал четыре берёзы , что растут вплотную к ивняку, принадлежащему Жаку. Здесь вроде как пустое место, нейтральная зона между территориями весничек.

Мы уже знаем, что такие участки тоже охраняются. Но таловка поёт на чужом языке... Интересно, а откуда этот самец знает, что надо петь именно здесь? Случайно? Или до того, как я сюда пришёл, он уже выяснил всё с весничками? Это мне уже не узнать.

Долго сижу на замшелой валежине. Даже скучно. Рядом дерутся овсянки-крошки. У них, наверно, как у весничек, пустых мест нет, с вселением новых напряжёнка. И хотя мне сейчас должно быть не до них, зарисовываю позы взаимных угроз самцов при конфликте. Этих поз несколько, и они, видимо, отличаются какими-то нюансами, так же как в очень различной форме может выражаться недоброжелательность у ссорящихся людей ― от деликатного намёка до сквернословия и драки. Таких тонкостей про овсянок-крошек я не знаю, так же как их не знает ещё никто. И вообще с расшифровкой языка птиц, так же как и других животных, дела у исследователей идут туговато ― надо долго работать с каждым видом, используя магнитофоны, сложные анализаторы акустических сигналов, производить киносъёмку и так далее. В нескольких научных книгах и статьях, помню, видел я некоторые позы, срисованные с разных видов овсянок, почти без расшифровки значения этих поз. Особенно запомнилась поза, которая несколько раз проскакивала и сейчас у крошек, когда самец поднимает раскрытое, словно флаг, крыло, причём непременно дальнее  от соперника.

Какое-то чуть заметное движение в траве привлекает внимание. Вижу блестящий чёрный глаз. Вот он мигнул. Такое же движение я и увидел. И тут, как на фотографии в проявителе, вслед за глазом появляется полное изображение зайчонка. Он совсем маленький, затаился среди редкой травки у куста. Поразительно, как это я столько времени просидел в трёх шагах от него и не видел. Не могу удержаться, подхожу ближе ― не убегает. Не может? Такое обаятельное создание! Хочется взять в руки, погладить. Больше зайчонок не стал испытывать моё благоразумие, резко вскочил, пропрыгал до соседнего куста и снова застыл в той же позе. Ну и пусть сидит себе, ждёт мамку. Почему-то мы её  ни разу не видели, хотя она, конечно, живёт где-то здесь, в нашем лесу.

Интересно, кто первый сказал, что зайчиха кормит любого встреченного зайчонка, а не только своих. Изучал ли кто-нибудь серьёзно семейную жизнь зайцев? Или все эти россказни про коммунальность родителей и детей у зайцев ― чей-то праздный вымысел, кочующий из книги в книгу? Так же, как красивая легенда про подсолнухи, которые поворачивают свои шляпки всегда к солнцу. Когда проверили, оказалось, что это полная выдумка. А ведь так легко было проверить ― подсолнухи ведь не убегают, не прячутся, не пугаются, как зайцы.

Сижу, слушаю таловку, поглядываю на зайчонка и прикидываю, как бы я огородил сеткой несколько гектаров леса и выпустил туда зайцев. Как бы я их метил, какие давал имена, как бы наблюдал, чтобы всё видеть и не тревожить. Заяц ― ночной зверёк, и изучать его поведение надо здесь, на севере, где белые ночи и всё можно видеть.

Зайчонок сидит на том же месте совершенно неподвижно, временами закрывает глаза, вроде спит. Вспоминаю ещё одну легенду о зайцах, будто они умеют спать только одним глазом ― то одним, то другим, чтобы не терять бдительности. Видимо, это тоже из серии несуществующих «чудес природы», о которых любят распространяться писатели.

Смотрю на зайчонка в бинокль и получаю от этого немалое удовольствие. Вот в этом маленьком существе есть толика той самой красоты, которая, если верить Достоевскому, должна спасти мир. Ёмкое понятие «красота» и неоднозначное. Вот ведь собака ― красивое животное. Но кто-то вывел породу боксёра, а кто-то ― пучеглазого, бестолкового и нервного той-терьера. Сомневаюсь, что у селекционеров, которые создали эти породы, с психикой всё в порядке. Но ведь кому-то нравится! Вообще есть какая-то неприятная тайна в этом восторженном умилении перед уродцами.

Таловка поёт на тех же берёзах. Оставляю её  ― надо поискать других. Да и зайчонок... Каково ему тут сидеть рядом со мной, таким большим и страшным?

Прохожу по участку, вижу приведённые в рабочее  состояние сети. Это Сергей с раннего утра начал ловлю. Слышу за спиной: «фи-фи-фи-фю». Так кукует индийская кукушка. Но это вовсе не она, это мне сигналит Сергей. Голос индийской кукушки мы слыхали на пластинке, она живёт в нашей стране только на юге Дальнего Востока. А мы выбрали эту песню, чтобы перекликаться между собой ― её  легко высвистывать, хорошо слышно, легко узнавать. Очень неприятно, когда в лесу кто-то по-человечески орёт, а птичьи свисты в лесу вполне естественны.