— Почему тогда небольшая путаница повергает тебя в такое расстройство?

— Ничего себе небольшая путаница! А Ниагара тогда всего-навсего маленький ручеек!

— Джемайма, поверь, ты не первая, кому случилось перепутать меня с Гарсией. Хотя, по моему скромному мнению, я куда симпатичней и гораздо приятней в общении.

Джемайма засмеялась.

— Ну еще бы. И главное, гораздо скромнее.

Он чуть сильнее сжал ее руку.

— Так что сама видишь, вся эта путаница — сплошная ерунда. Ведь из двоих Валдесов тебе нужен только один. Я.

Должно быть, он ждал пылкого согласия, но Джемайма молчала. Рука Энрике начала медленно разжиматься.

Молодая женщина пребывала в полном смятении. О да, он был нужен ей… в постели. Но остаться с ним навсегда? Способна ли она любить его так, как готова была полюбить, считая солидным и надежным бизнесменом, из которого получится такой же солидный и надежный глава семейства? Этого Джемайма не знала.

— Джемайма?

— Ох, сейчас я сама не понимаю, что мне нужно, — растерянно призналась она.

— Допустим. Ну хоть попытайся объяснить мне, что ты имеешь в виду. — В голосе его прорезалась чуть ли не злость.

А как она могла хоть что-то объяснить?

— Энрике, понимаешь, мое тело жаждет тебя со страшной силой, но…

Она замялась.

— Но головой ты хочешь чего-то иного, — холодно докончил он. Джемайма убито молчала, и Энрике продолжил: — Или все дело в том, что головой ты хочешь одного брата, а телом — другого?

Он уже не скрывал гнева. Плечи его напряглись и словно одеревенели, руки крепко сжимали руль.

О, как хотелось Джемайме запротестовать, опровергнуть его обвинения. За кого он ее принимает? За низкую, корыстную стяжательницу? Но беда была в том, что в его словах заключалось здравое зерно.

Как мужчина, ей нужен был Энрике и только он. Но Джемайма не могла отрицать, что жизненно нуждается в том, что олицетворяет собой его брат-близнец: надежность, стабильность, уверенность в завтрашнем дне.

Не успела она найтись с ответом, как пикап уже затормозил перед ее домом. Энрике не сказал ни слова, но огонь в его карих глазах яснее всяких тирад говорил: он истолковал ее молчание в самом неблагоприятном для себя смысле.

Джемайма хотела как-то оправдаться. Но он уже вылез и обошел машину, чтобы открыть ей дверцу — хорошее воспитание не изменило ему даже в минуту гнева.

Она бросилась ему в объятия — тело ее на миг скользнуло по его телу, совсем как в пятницу, когда Джемайма спрыгнула с дерева. Но как же все изменилось с тех пор! Тогда Энрике сгорал от страсти, сейчас же на лице его не дрогнул ни единый мускул. Сдержанно взяв ее под руку, он проводил Джемайму до двери.

— Энрике… — снова начала она, не в силах проститься с ним так.

Но, видно, объясниться сегодня им было не суждено. Не успела Джемайма сказать еще хоть слово, как дверь отворилась и на крыльцо вылетел Бобби.

— Приехала! Вы спасли ее, да? — В его голосе звучало уважение к тому, кто поступает как Настоящий Мужчина. Конечно, мальчишке его возраста просто необходимо иметь образец для подражания, а отца-то у него и не было.

Бобби придержал дверь, ожидая, что взрослые войдут, но Энрике остановился на верхней ступеньке.

— Спокойной ночи, Джемайма.

— А вы не войдете? — с детской непосредственностью удивился Бобби. Даже не хотите полюбоваться цветами, которые прислали?

— Цветами? — растерянно повторила молодая женщина.

— Бобби, разве ты не мог подождать, пока Джейми войдет и сама прочитает записку? — с упреком спросила Синтия, появляясь в дверях. Девушке хватило одного взгляда на притихшую напряженную сестру и ее не менее напряженного спутника, чтобы понять: между ними пробежала черная кошка.

— Ну и что тут такого? — оскорбился в лучших чувствах мальчуган, задетый тем, что его отчитывают на глазах у гостя.

— Пожалуй, Бобби, ты прав. Я и в самом деле хочу поглядеть на цветы.

Мягко отстранив Джемайму, Энрике решительно шагнул в дом. В гостиной на столе красовался в высокой вазе со вкусом подобранный букет.

Джемайма с первого взгляда поняла: цветы прислал не Энрике. Тот взирал на них с добродушной светской улыбкой, но она-то видела, скольких усилий стоит ему это показное добродушие. Она догадывалась: он все еще сердится на нее за сцену в пикапе, а цветы привели его в еще большее негодование.

— А вы сами букет составляли или это флорист? — поинтересовался Бобби, должно быть желая показать Энрике, что родные его дамы сердца в полной мере оценили дар.

Джемайма еле удержалась от того, чтобы не застонать вслух.

— Это не от меня.

Бобби охнул и сник. Зато теперь подвела Синтия — вопреки всей серьезности положения, отвернулась, подавляя нервный смешок. Энрике все с тем же напускаемым хладнокровием подошел к вазе, достал вложенную туда карточку и, не глядя, кинул Джемайме.

Не требовалось и читать, что там написано. Она и сама уже поняла: цветы от Гарсии.

— Мой брат обожает пускать пыль в глаза. — Энрике вытащил из букета орхидею и взглянул на Бобби. — Запомни, малыш, один-единственный цветок, который ты лично подарил женщине, производит куда более сильное впечатление, чем корзина самых роскошных цветов, присланных с посыльным.

С этими словами он шагнул к остолбеневшей Синтии и галантно преподнес ей цветок. Джемайма настороженно ждала, что же будет дальше. В том, что что-то будет, она не сомневалась.

И не ошиблась. Небрежным жестом вытащив букет из вазы, Энрике подошел к окну и просто-напросто вышвырнул всю эту красоту на улицу. Бобби обалдело охнул, а смешливая Синтия снова фыркнула. Но это было еще не все.

Подойдя к Джемайме, Энрике крепко ухватил ее за плечи.

— Урок второй, Бобби. Никакие цветы не сравнятся вот с этим.

Под «этим» подразумевался поцелуй. И какой! Он полностью лишил Джемайму способности мыслить, говорить, стоять на ногах и даже дышать. Когда Энрике наконец — очень нескоро — отпустил ее, она обессиленно привалилась к стене, объятая жаром желания. В жизни ее так не целовали! Никто, даже сам Энрике.

Секундная пауза — и вот он уже стремительно вышел из комнаты. Резко хлопнула входная дверь.

Все трое, обе сестры и брат, как зачарованные глядели ему вслед. Первой опомнилась Синтия.

— Знаешь, Джейми, — заявила она, — пожалуй, я бы предпочла получить то, что получила ты.

Должно быть, ангел-хранитель Энрике сегодня особенно бдительно заботился о своем подопечном: по дороге от дома Джемаймы молодому человеку не попалось ни одного патрульного, не то не миновать ему солидного штрафа за превышение скорости. Энрике гнал машину как сумасшедший. Свежий ночной воздух врывался в открытое окно кабины, обдувая пылающее лицо.

Вспоминая то, что произошло в доме Джемаймы, он только диву давался: вот ведь нашло! Он и сам не подозревал, что способен на такие вспышки. Да еще на глазах молоденькой сестрички и младшего брата, совсем еще ребенка, своей возлюбленной! Но в ту минуту он ничего не мог с собой поделать, решительно ничего. Словно прорвался нарыв, что мучил его уже почти неделю. Напряжение последних дней, досада на некстати вмешавшегося брата, раздражение из-за всей этой путаницы в стиле безвкусных комедий, разочарование из-за того, что возлюбленная не спешит упасть в его объятия… Да это все только святой выдержит!

Скорее надо удивляться другому: тому, что он все-таки сумел сдержаться и ограничился лишь поцелуем. Страсти, что бушевали в нем, требовали большего. Не будь в гостиной Синтии с Бобби, Энрике и до кровати бы Джемайму не дотащил — овладел бы прямо на месте. Ох, от одной мысли об этом у него кровь в жилах кипела…

Вот ведь идиот! Безмозглый, непроходимый идиот! Можно ли идти на поводу у страстей? Как будто Джемайма и без того не пережила сегодня несколько самых что ни на есть неловких и даже унизительных моментов! Стоило ли добавлять к списку ее переживаний еще одно?