- Твоя мама, наверное, меня ненавидит, да? – поинтересовался солист F.T. Island.

- Нет, с чего бы? Я никогда не посвящала её в подробности своего личного.

- То есть, если бы посвятила, то ненавидеть бы было за что? – уточнил Хонки и опередил ответом сам же. – Риторический вопрос, я знаю, что есть за что.

- Все люди рано или поздно поступают плохо. Вот я сейчас, разве хорошо делаю? Нет.

- Ты делаешь нормально. – оправдал её для неё же и для себя парень. – Может, шампанское заказать сюда? Хочешь?

- Нет, если честно. – Мина отложила мобильный на прикроватный столик, чтобы не теребить его бестолково. – Я не люблю, когда ты выпивший, даже если чуть-чуть… Хотя сама хотела бы чего-нибудь от нервов.

- Можешь выпить бутылку одна, - улыбнулся Хонки.

- Это уже смахивает на алкоголизм.

Молодой человек сел на кровать, поскольку с его стороны стульев не было. Чтобы не сворачивать шею, смотря на ту, с которой сюда явился, пришлось забраться с ногами. Горела люстра над головами, свет был ярким и, пусть даже двое понимали, что подобное посещение гостиницы должно закончиться чем-то «взрослым», интимной обстановки никак не складывалось. Хонки трезво рассудил, что сделать всё возможное для комфорта должен он.

- Выключишь верхний свет? – указал он на выключатель рядом с Миной. – Я зажгу лампу.

Молча кивнув, девушка нажала на кнопку, и в тот же миг Хонки щелкнул переключателем. Распространяя из-под абажура розоватый мирный свет, лампа украсила помещение намеком на близость.

- Залазь сюда, - похлопал перед собой по-дружески парень, предвкушая, что когда Мина окажется в пределах досягаемости, всё пойдет легче.

Секунду переждав в сомнении, она подошла к постели и тоже на неё забралась.

- Совсем как раньше, - сопроводила комментарием себя девушка. – Помнишь, когда мы въехали в квартиру тогда?..

- И растерялись от того, что не надо больше поглядывать на дверь, переживая, не войдет ли кто. – подтвердил Хонки. – О, да. Когда мы встречались первый раз, - между ними было принято так и говорить «когда мы были вместе впервые» или «когда мы были вместе второй раз», что соответствовало их отношениям в промежутках расставаний. – То это была настоящая беда: вечные оглядки, стрем и кипиш.

- Зато сколько азарта! Каждое удачно оконченное свидание заставляло чувствовать себя героями.

- А когда ничего не получалось из-за вернувшихся не вовремя родителей или мешающих звонков! Трагедии!

- И мы так серьёзно ко всему относились, словно каждая попытка была последней, и после неё уже ничего не могло быть. – кивала Мина, делясь приятными воспоминаниями и принимая их от Хонки.

- А сейчас? Разве мы не слишком серьёзно ко всему относимся?

- Если бы я серьёзно относилась к своим отношениям, я не была бы тут, с тобой. – хотела отвернуться она, но Хонки поймал её за подбородок и развернул к себе, нежно, просяще.

- Ты тут, со мной, потому что я очень серьёзно к тебе отношусь. Потому что я не хочу, не буду больше воспринимать тебя так, как раньше – как данность. Уж прости за правду, но так я, судя по всему, думал тогда. – пристально всматриваясь в него, Мина не выдержала и подалась вперед, поцеловав парня в губы. Тотчас среагировавший, Хонки поспешил ответить, с пылом разведя её уста и устремившись языком внутрь. По всей коже пробежал легион мурашек, волнами прокатился и жар, и холод. Один поцелуй, и всё, он уже весь переполнен любовью, жаждет её, хочет, чтобы Мина была его, и только его. И никаких других мужиков, только он. Они вновь будут счастливы, вместе.

Его руки, сначала обхватившие её лицо, вплелись пальцами в волосы, перебрали их, прядь за прядью, погладили их, спустились к шее, лаская её, обняли плечи, прижали Мину к себе, к груди, после чего продолжили путь вниз, где ухватились за низ водолазки. Девушка разорвала поцелуй и взялась за его кисти.

- Хонки… - запыхавшись от накатившей страсти, она сдерживала его движения.

- Что? Ты… что-то не так? – осадил он себя, замерев.

- Нет, всё так, но… - Мина поводила глазами из стороны в сторону и, так и не глядя на Хонки, стыдливо дернула головой. – Я должна тебя предупредить…

- О чем? – испугался почему-то парень, хотя и представить не мог, что ему выдадут?

- У меня… я… в общем, - она отодвинула его руки, заставив отпустить свою одежду, и положила свои ладони себе на грудь. – Ты хотел знать, что было у меня в жизни? У меня была операция на сердце.

Хонки, ещё не совсем понимая толком, о чем идет речь, молчал и слушал, застыв, как каменное изваяние.

- Я бы не стала говорить об этом, но ты всё равно ведь увидишь. У меня огромный и некрасивый шрам. – как бы защищаясь, она всё ещё не убирала рук от того места, о котором шла речь. Молодой человек, не представлявший, что могло произойти что-то подобное, заинтригованно уставился на её руки. Шрам? Огромный и некрасивый? У Мины? Он вспомнил её невинное и такое безупречное тело и подумал, испортит ли его хоть что-нибудь? – Если тебя это испугает и не понравится, я пойму…

- Мина! – остановил её Хонки и взял за руки. – Господи, ну какая разница? Я что, за безшрамовость тебя когда-то полюбил, что ли?

Поцеловав её в доказательство того, что не изменил намерений, он, уже тактичнее и плавнее, взялся за водолазку второй раз, не переставая покрывать лицо девушки поцелуями.

- Ты позволишь мне?.. – ощутив её кивок, он потянул одежду вверх и, отбросив её прочь, целуя щеки и подбородок, опустил свой взгляд вниз.

Облаченная в бюстгальтер грудь была красиво приподнята, а между грудями, там, где пролегала будоражащая мужские фантазии складка, розовато-бледный рубец рассекал грудь сверху вниз, начинаясь ниже середины между ключицами и оканчиваясь… Хонки провел глазами дальше и нашел конец рубца на уровне нижних ребер. Впервые видя что-то подобное, в то же время он прислушался к себе и понял, что его ничуть не смущает ни шрам, ни его вид, ни что-либо ещё. Подняв лицо, он увидел застывшую Мину, настороженно ждущую реакции.

- Он тебя совершенно не портит. – искренне заверил Хонки, поцеловав её в висок. Потом обнял её сильнее, прижав к себе, и поцеловал ещё много-много раз, пока не успокоил свои, почему-то запрыгавшие, нервы. – Что с тобой случилось? Почему была эта операция?

С маленьким разочарованием окинув взглядом молодого человека, Мина чуть отстранилась.

- Ты, конечно, не помнишь. У меня всегда был врожденный порок сердца. Я говорила тебе, когда мы встречались… - Хонки судорожно напряг память, воспроизводя что-то такое. Да, она говорила нечто подобное, что-то о своем здоровье. Но, как и поголовно все люди, не страдающие каким-либо конкретным заболеванием, они понятия не имеют, что это такое, и как с этим обращаться. Пока не заболеешь сам, ты не склонен интересоваться тяжестью состояния другого и рассматриваешь жизнь, как и все здоровые индивиды, только с точки зрения денег, личной жизни, самореализации, не отдавая отчета в том, что существует категория людей, у которых ни что из этого не может быть только потому, что они лишены главного: здоровья. Но Мина всегда была такой обаятельной, милой и красивой, что трудно было заподозрить внутри неё неполадки, потому, наверное, Хонки и не запомнил ничего из рассказанного ею, в то время как для неё это было, скорее всего, самой важной составляющей жизни. Той важностью, которую он не заметил, как ерунду, по сравнению со своими гастролями, репетициями, съемками.