— Время от времени.
— Я думала, с тебя уже хватит побоев, — сказала она, поднимая с пола стакан.
— Я этим занимаюсь не для того, чтобы меня били. Я этим занимаюсь, чтобы победить, — пробормотал он.
Она вздохнула, возвращаясь с пустым стаканом на кухню, и Холден наблюдал за тем, как плавно покачиваются ее бедра, бесшумно касаются ковра ее маленькие ступни. В последний раз, когда он видел эти ноги, они были все изодраны в кровь, и их омывали воды Шенандоа.
— Хочешь что-нибудь поесть? — спросила она.
— Да у меня почти ничего нет.
— Ну, все самое основное у тебя есть, — сказала она. — Моя бабушка говорила…
— Сосиски, яблоки, молоко, хлопья. Завтрак, обед и ужин.
Она облокотилась на кухонный стол.
— Я все думала, помнишь ли ты это.
— Я помню, — тихо сказал он.
«Я все помню. Я десять лет жил воспоминаниями о тебе».
— Так что ты будешь?
Он поерзал на диване и невольно поморщился от боли, вспыхнувшей от раны в грудной клетке.
— Кажется, у меня там и суп был? В верхнем шкафчике?
— Да, — ответила Гризельда, даже не взглянув на шкаф. — Томатный или куриный с лапшой?
— Все равно какой. Ты не против его подогреть?
— Нет, — сказала она, снимая с сушилки кастрюлю. Поскольку Холден никогда ничего там не оставлял, и она была хорошо осведомлена о скудных запасах еды в его шкафах, он решил, что она себе тоже делала суп.
— Долго я был в отключке?
Гризельда распахнула шкафчик рядом с плитой и, достав оттуда банку супа, потянула за металлическое кольцо, чтобы ее открыть.
— Мм, несколько часов. Три или четыре.
— Ты ела?
— Да. Я надеюсь, ты не возражаешь?
— Что мое — твое, Гри.
Она на мгновение взглянула на него, затем повернулась к нему спиной и стала выливать суп в кастрюлю. Холден был голоден, но сейчас ему хотелось, чтобы она все это бросила.
— Поговори со мной, пока он готовится.
Она еще разок помешала суп, затем повернулась к нему и, пройдя через всю комнату, встала за кресло, что стояло напротив, все еще слишком далеко от него.
Девушка закусила нижнюю губу, глядя на него так, словно никак не могла на что-то решиться. Наконец она сказала:
— Пока ты спал, заходила твоя… твоя девушка, Джемма.
— Да? — «Блядь».
— Мм-хм. Она расстроилась, обнаружив меня здесь. Сказала, чтобы ты ей позвонил, вам двоим нужно обсуд…
— Г-гри, послушай…
— Холден, — произнесла она, печально взглянув на него. — Я не хочу разрушать твою жизнь.
«Ну, а я хочу, чтобы ты ее разрушила. Еще несколько часов назад эта жизнь была полным дерьмом. Мое сердце снова забилось лишь, когда я увидел, как ты поднимаешься ко мне по лестнице».
Рискуя снова получить разряд боли, но чувствуя острую необходимость повернуться к ней лицом, он приподнялся на локте, осторожно опустив ноги на пол, затем откинулся на спинку дивана, пытаясь держать грудь и живот максимально ровно.
Она быстро обошла кресло и села рядом с ним на диван. Если бы он знал, что при первой его попытке сесть, она сразу кинется к нему, то сделал бы это сразу, как только открыл глаза.
— Ты в порядке? Не делай резких движений, — сказала Гризельда, положив руку ему на предплечье.
Слегка задыхаясь от боли, он повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и накрыл ее руку своей. Она сидела на коленях всего в нескольких сантиметрах от него, повернувшись к нему всем телом, от которого исходил такой приятный и желанный аромат свежести, что у него почти помутилось в голове.
— Ты приятно пахнешь, — сказал он, глядя в ее голубые глаза.
Она вздрогнула, на мгновение ее глаза метнулись на его шею, затем снова скользнули по лицу. Она задержалась на его губах — всего на долю секунды — но он все равно заметил, и от этого у него перехватило дыхание, кожа запылала, и его бросило в дрожь.
«Эта девушка. Эта девушка. Боже, что она со мной делает, одним лишь взглядом?»
Мысли помчались в его голове с бешенной скоростью, остановившись только, когда он вспомнил, что в ее жизни уже есть кто-то, кто мог не только смотреть, — он мог прикасаться к ней, быть с ней, доставлять ей удовольствие. Холден поджал губы.
— К-кто был с тобой прошлым вечером?
Она снова закусила нижнюю губу и, не выпуская ее, уставилась на него. Он не помнил, чтобы в детстве она делала что-то подобное, но это на сто гребаных процентов отвлекало. Его член дернулся и напрягся, и Холден взмолился, чтобы она не опустила взгляд ему на джинсы.
— Мм… Джона.
— И кто такой Джона? «Мальчик из колледжа»? Т-твой парень?
— Мы живем вместе, — сказала она, не опуская глаз, но одернув руку.
Ну, для полного облома, ему не хватало только узнать, что она живет с этим долбанутым Джоной.
— Ты замужем?
— Нет, — быстро сказала она.
— Помолвлена? — он метнул взгляд на ее пальцы в поисках кольца.
— Нет, — ответила она, для убедительности покачав головой. — Ты не так понял. Мы просто живем вместе. Он не ходил в колледж. И, если честно… Я не знаю, парень ли он мне теперь.
Он снова поднял глаза на ее лицо, боковым зрением отмечая то, как в такт короткому, прерывистому дыханию движется вверх и вниз ее грудь, и отчаянно стараясь на нее не смотреть.
— Почему?
Она заглянула ему в глаза, словно надеясь отыскать ответы на незаданные вопросы. Ее губы приоткрылись, но внезапно на кухне, шипя и выплескиваясь, закипел суп, и она вскочила, чтобы его выключить, так и не ответив на его вопрос.
У Гризельды бешено колотилось сердце, когда она бежала на кухню по паршивому коричневому ковру, радуясь перерыву в их напряженном разговоре. Повернувшись спиной к Холдену, она сделала глубокий вдох, наполнив, наконец, свои легкие воздухом, и провела языком по пересохшим губам. Когда он так на нее смотрел, она едва могла соображать.
Она выключила конфорку и взяла чистую, сухую тарелку с сушилки рядом с раковиной. Сняв с плиты суп единственной имеющейся на кухне прихваткой, девушка наполнила им тарелку и поставила кастрюлю в раковину, чтобы позже ее помыть.
С момента, как она встала с дивана, Гризельда чувствовала на себе его взгляд. Повернувшись к нему, она спросила:
— Ты будешь есть там или за столом?
— Здесь, если ты не против. У меня есть небольшой стол, — сказал Холден, указывая на складной столик, прислоненный к стене рядом с телевизором.
Она поставила перед ним стол, затем вернулась за супом. При этом она могла бы поклясться, что чувствует жар от его пристального, неотрывно следившего за ней взгляда. Это приводило ее в замешательство, она нервничала и волновалась, чувствуя каждую клетку своего тела и ощущая на себе его присутствие.
Поставив перед ним тарелку и положив ложку, она решила, что будет безопаснее — и да, трусливее — сесть не на диван рядом с ним, как раньше, а в кресло. Когда он спал, укрытый одеялом, ей не удалось как следует его рассмотреть, но теперь, сидя напротив него и наблюдая, как он наклонился к ложке с супом, она позволила себе тщательно его изучить.
У него были блестящие светлые волосы, густые и непослушные, как раньше, и слишком длинные спереди, поэтому, когда он наклонился, чтобы подуть на суп, ему на лоб упали два непокорных завитка. Его грудь была крепкой с красивым рельефом мышц. Из-за складного стола она не видела его живот, но, когда он коснулся губами края ложки, заметила у него на груди татуировку. Чуть ниже шеи располагался ангел, а от плеча к плечу тянулись распахнутые крылья. Свет был слишком тусклым, и Гризельда не могла все подробно разглядеть. Она нутром чувствовала, что этот ангел был как-то связан с ней, и ее сердце сжалось от страшной догадки, какое горе вынудило его сделать это.
Она скользнула глазами от его правого плеча к выпуклому, четко обозначенному бицепсу, и увидела четыре черные розы. Под первыми двумя она обнаружила имена «Кори и Уилл», а под ними — красный стяг с датой «14.11.99». Его родители. Он всего лишь однажды рассказывал ей эту историю, но она никогда ее не забудет.