Она сняла с головы платок, который снимала редко, и стала гребешком расчесывать свои седые волосы. Таня, напугавшись, забилась на кровать и молчала.

- Сейчас бы квасу попила,- неожиданно сказала Василиса Тане.

- А квасники есть? - обрадовалась Таня.- Я бы поставила...

- Нету,- вздохнула Василиса.

Со временем Василиса, кажется, стала привыкать к Александре, она уже не ворчала, не злилась, а, встречая ее, отводила глаза и молча проходила мимо. О случившемся Василиса не вспоминала - то ли чувствовала себя виноватой, то ли просто не хотела бередить душу. Она стала молчаливой, задумчивой, по вечерам, убравшись по хозяйству, уходила к старухам на чай и возвращалась только ко сну.

- Ты у нас, мать, не заболела? - спрашивал Петр.

- Есть когда мне болезнями заниматься,- неласково отвечала она и уходила.

Потом выяснилось, что Василиса писала письмо среднему сыну, который жил в тридцати километрах от деревни в леспромхозе, чтобы он взял ее к себе. Сын с радостью согласился и даже собирался ехать за ней, но она с попутчиками передала, чтобы он не торопился. Переселиться на новое место она так и не решилась.

- Везде хорошо, где нас нету,- вздыхая, говорила она Тане.- Куды мне теперь трогаться, помирать скоро надо.

В последнее время Василиса привязалась к Тане, по утрам, жалея ее, старалась не греметь посудой, не позволяла ей делать тяжелую работу. Таня часто болела, заболев, улыбалась грустной и виноватой улыбкой.

- Поболей, поболей,- утешала ее Василиса.- Потом детей народишь, болеть некогда будет. А жисть, она долгая. Твоя жисть тоже не сладкая будет, мужик тебе не золото достался.

Потом она шла к Насте и говорила:

- Ты бы, Настька, сходила в амбар, к этим. У них, поди, малина есть. Пускай Таня чай с малиной попьет. Скажи Александре своей - для Тани.

Прошла зима, в марте сбежала под гору талая вода, запели по дворам петухи. Настиных ребятишек в эту пору домой загонять приходилось ремнем или пряником. Убегут и дверь не закроют, кому не лень приходи и все собирай. Мать на работе, Василиса, как могла, следила - да разве за всем уследишь?

Как-то раз Василиса пошла посмотреть, есть ли кто у Насти дома, открыла незапертую дверь и вдруг замерла. В комнате кто-то плакал. Осторожно ступая, Василиса воровато заглянула в комнату - на кровати, зарывшись головой в подушки, лежала Александра и всхлипывала.

- Евон как,- удивилась Василиса.- Плачет.

Она подождала, но Александра все не успокаивалась. Василиса подумала и подошла к самой кровати.

- Слезами горе не зальешь,- негромко, чтобы только дать о себе знать, сказала Василиса.

Александра испуганно вскочила и села на край кровати.

- А может, горя-то и нету,- продолжала Василиса.- У бабы, как у курицы, глаза на мокрое место поставлены.

Александра, не переставая всхлипывать, по-прежнему смотрела на нее с испугом.

- Пойдем-ка, бабонька, ко мне,- вдруг предложила Василиса.- Я самовар поставлю, чай попьем.

Александра, отказываясь, замотала головой.

- Пойдем, пойдем, не ерепенься,- решительно сказала Василиса.- Я на тебя зла не имею, и ты на меня не имей. Нам с тобой делить нечего.

Она привела ее в дом и усадила у стола. Александра то всхлипывала, то начинала икать.

- Не могу, когда бабы плачут,- обращаясь к опешившей Тане, которая лежала в кровати, объяснила Василиса.- Для меня это нож острый по сердцу. Жисть как пятак - с одной стороны орел, с другой решка, все хотят на орла попасть, а того не знают, что и с той и с другой стороны он пять копеек стоит. Эх, бабоньки! - она вздохнула.- Много плакать будем - сырость пойдет, а от сырости гниль заводится. Да кто вам сказал, что ежели плохо, то плакать надо?

Она ушла на кухню и загремела там самоваром.

- Ну? - вернувшись, спросила она у Александры и показала в сторону амбара.- Он, ли чо ли?

- Нет,- замотала головой Александра.- Это из-за мальчика, из-за сына.

Она взглянула на Василису и умолкла.

- Ты расскажи,- попросила Василиса,- легче будет.

- Легче не будет. Я чай подожду, чтобы запивать. Так не могу.

Александра помолчала, но почти сразу же, не вытерпев, стала рассказывать:

- Ему было четыре годика, совсем маленький. Меня взяли в трудармию, а он остался с моей мамой. Их без меня эвакуировали, я долго не могла попасть в город, пришла, а их нету.

Она опять всхлипнула.

- Скоро чай будет,- напомнила Василиса.

- Маму дорогой ранило, ее сняли с поезда, а его повезли дальше. Говорили, что в вашу область.

- Скоро чай будет,- опять сказала Василиса.

- Теперь он мне снится. Когда ему исполнилось десять лет, снился десятилетним, когда исполнилось пятнадцать, и во сне столько же. А теперь он совсем взрослый. Приходит сегодня ночью и говорит: "Мама, дайте мне свое родительское благословение, жениться хочу".

- А ты? - вся подавшись вперед, спросила Василиса.

- А я ему отвечаю: "Подожди, сынок, вот найду тебя, тогда и женись"."А скоро ты меня найдешь?" - спрашивает он.

- Ой ты! - ахнула Василиса.

- "Скоро,- говорю,- сынок, очень скоро". Он и пошел от меня. "Ау! кричит.- Мама, ищи".- Василиса, замерев, ждет продолжения. Александра молчит.

- Так и ушел?

- Ушел.

- А не сказал, где искать-то?

- Нет.

- Спросить надо было, допытаться.

Александра бессильно пожала плечами.

Они пили чай и разговаривали, потом разговаривали уже после чая. А через несколько дней рано утром Александра зашла к Василисе прощаться.

- Собралась я,- грустно сказала она.- Пойду дальше.

- С богом,- благословила ее Василиса.- Иди, Александра, иди. Земля у нас одна, так и иди по ней. А я за тебя молиться буду.

Она вышла проводить ее за ворота и долго смотрела ей вслед, как когда-то в войну, когда провожала ребят.

В то утро Василий впервые пришел к самовару. Василиса налила ему стакан чаю и поставила на середину стола.

* * *

В последнее время Василий все чащо и чаще жалуется на поясницу. Он сидит на кровати и, раскачиваясь, пробует размять спину. При этом он морщится и кряхтит, на его измученном лице в рыжей щетине блестят капли пота.

- Ох,- стонет он,- подсидела, окаянная, скараулила, нечистая сила! Хошь бы на минутку отпустила.

Обессилев, Василий ложится и закрывает глаза. Спокойно лежать он тоже не может и опять приподнимается.

- Васька! - кричит он в открытую дверь.

Никто ему не отвечает.

- Васька!

Васьки нет.

После работы к Василию приходит Петр.

- Ты накажи Ваське, чтоб заглядывал ко мне,- говорит Василий.- А то круглый день один. Умру, и никто глаза не закроет.

- Как у тебя? - спрашивает Петр.

- Чего как? Сам видишь как. Вся спина книзу опускается. Хошь караул кричи.

- Врача надо.

- Врача, врача,- злится Василий.- Была вчера фельдшерица, а толку сколько? Я ей говорю, поясница болит, а она глазами хлопает. Она до меня знать не знала, что у человека поясница есть.

- У них это по-другому называется.

- Они понос тоже по-другому зовут, а лечить обязаны, на то учились.

- Что она тебе сказала-то?

- А ничего. Постукала и ушла, как на экскурсию сходила. "Завтра,говорит,- приду", и все идет.

Он откидывается к стене и стонет. Через минуту опять выпрямляется.

- Ты сбегай в магазин, а,- просит Василий.- От нее мне легчает. Хошь ненадолго, а отпустит, чтоб оглядеться. Деньги над дверью. И сам со мной с устатку выпьешь.

Петр поднимается, молча отыскивает деньги и уходит.

На следующий день за водкой бежит Васька.

- На сдачу конфет взял,- хвастает он Василисе.

- Хорошее лекарство придумали,- с удовольствием язвит Василиса.Стакан выпил, крякнул, и вся хворь из тебя, как от чумы, уходит.

После водки Василий и в самом деле успокаивается и засыпает. Но потом боль становится еще сильней, она словно злится за свое вынужденное отступление и свирепствует с новой силой.