— Я хочу купить машину.

Мы все оборачиваемся к нему.

— Я хочу купить машину! — упрямо говорит он.

— Зачем, Гена? — после паузы спрашивает Сережа.

— Я хочу купить машину!.. — дрожа подбородком, говорит Гена. — Чтобы вас всех катать... Чтобы мы с вами ездили по окрестностям... Чтобы мое семейство открыло рты, когда мы въедем во двор веселые и загорелые!..

— Вот здорово! — говорю я.

— Они на мне крест поставили, а я куплю машину! — светлея лицом и как-то даже распрямляясь, сказал Гена. — Все продумано... Я узнавал... Открытка должна прийти через несколько дней... Моя очередь подходит... Осталось достать немного денег.

— Немного! — сказал Сережа. — Ого!

— Остальные есть. Трехпроцентный заем... От жены остались и мои... Семейство не знает... Я хотел им оставить в наследство, теперь куплю машину... Мы снова станем самостоятельными и станем дышать свежим воздухом.

— Гена, а ты водить умеешь? — спросил Сережа.

— Давно не водил... — неопределенно ответил Гена. — А из вас никто не умеет?

— Я умею, — твердо сказал Коля Луноход.

— У него права с двадцатого года, — сказал Сережа. — Он броневик «рено» водил... С двумя моторами... Вперед-назад.

...Желтый свет пустыни.

Верблюды промчались справа налево.

Машины мчатся прямо на нас...

Дронов вошел в темную комнату и отдернул штору.

— Дима, опять глаза портишь? — спросил он.

Дима перестал монтировать узкую любительскую кинопленку, где на экране величиной с ладонь мчался поток машин.

— Опять ведро окурков, — сказал отец. — Опять всю ночь ерундой занимался… Хоть бы сам снимал, что ли... А то ведь у приятелей пленку берешь.. Они тебе одни обрезки дают.

— У меня каникулы, — говорит Дима.

И начинается.

— Студенты в каникулы едут в стройотряды и, между прочим, зарабатывают деньги, — сказал Дронов.

— Меня не взяли, — сказал Дима.

— Ну ничего не хочет делать парень, ничего! Кто же тебя возьмет? Ты любой коллектив опозоришь.

— Опозорю, — сказал Дима.

— Не смей так со мной говорить...

— Ага.

— Что ага?

— Ты всегда говоришь, говоришь, говоришь... Всегда...

— Валя! — крикнул Дронов.

Вошла Валентина.

— Валя, поговори с ним! Я ему говорю, а он мне говорит...

— Я тоже ему всегда говорила, — перебивает мужа Валентина. — Дима, когда мы тебе говорим, то...

Дима начинает тихо смеяться.

— Дима! — крикнул Дронов. — Когда родители с тобой говорят...

— Я сейчас кого-нибудь укушу... — сказал Дима и залаял. — Гав! Гав!

В дверях показался Геннадий Васильевич.

— Вот и утро началось, — сказал он.

— Папа! — крикнула Валентина.

— Более-менее понятно, почему у нас Дима такой, — сказал Дронов.

— У меня сегодня гости, — сказал Геннадий Васильевич, утираясь полотенцем.

— А кто? — живо спросил Дима.

— Мои гости, — сказал Геннадий Васильевич. — Вы их знаете — Коля и Сережа.

— ...Валя... запри нашу комнату, — сказал Дроков.

И вышел.

— Папа... — сказала Валентина. — Ты нас позоришь.

— И я вас позорю, — сказал Дима.

Из коридора крикнул Дронов:

— Валя! Мы опаздываем!

Валентина оглядела отца и сына сверкающими очками и вышла.

— Ты тоже куда-нибудь пойдешь? — с надеждой спросил Геннадий Васильевич.

— Неа... — ответил Дима.

— Дима, нам надо поговорить!..

— Ничего, — сказал Дима. — Я к разговорам привык.

— Почему ты решил, что Люда тоже придет?

А у нас в это время все кипело и гудело.

Работа шла полным ходом.

Мы, трудолюбивые серые муравьи, копошимся на задворках мебельного магазина.

Грузчики разбивают огромные ящики, в которые запакованы шкафы, столы и прочее.

Сережа отрывает длинные планки, я отношу их к Коле Луноходу, который связывает их в длинные пачки по десять штук.

— А я прихожу на бульвар, — говорю я. — Смотрю — никого нет. Еле разузнала, где вы.

— Не лезь под руку...

Я тащу охапку планок, сваливаю их к ногам Коли.

— А вы для чего это? — спрашиваю.

— Человек один забор строит, — объясняет Коля. — Ему штакетник нужен. Мы ему эти планки загоним за шестьдесят рублей.

— А зачем?

— Гене на машину. Недостающую сумму. Ясно?

— А вам эти планки отдадут?

— Еще приплатят за вывоз.

— Будем ездить по окрестностям! — крикнул Сережа.

Кипит работа. Никакие случайности не могут помешать нам.

Геннадий Васильевич вошел в комнату, из которой раздавался стон, н спросил Диму:

— Как же это ты?

— Все вы... все вы... — со стоном процедил Дима.

— Сейчас, сейчас, потерпи, — озабоченно сказал Геннадий Васильевич. — «Неотложку» я вызвал. Сейчас придет... Больно?

Дима застонал.

И тут раздается звонок в дверь.

— Неужели «неотложка?» Что-то быстро, — сказал Геннадий Васильевич и пошел открывать.

А это не «неотложка», это вваливаемся мы.

Мы все теснимся в дверях комнаты. Увидя нас, Дима пытается сесть, но со стоном валится на кровать.

— «Неотложку» вызывали? — спрашиваю я.

— Да вызывали, вызывали, — говорит Геннадий Васильевич. — Эх, не вовремя пришли.

И опять звонок в дверь. Я кинулась открывать. В прихожую вошел врач.

—Где больной?

Я проводила его в комнату.

На кровати сидел Дима, свесив голые ноги, и таращил глаза.

— Что случилось? — спросил врач.

И вытащил из портфеля никелированную банку.

— Девушка, поставьте прокипятить.

— Что-то выскользнуло, — недоуменно сказал Дима.

— Откуда выскользнуло? — спросил врач.

— Из ребер выскользнуло, — сказал Дима. — Как языком лизнуло. Не болит больше.

— Совсем?

— Совсем.

— Наша работа, — удовлетворенно сказал Сережа.

— Видимо, было защемление, — сказал врач. — Какую помощь вы ему оказали?

— Мы его в другую сторону разогнули, — сказал Коля Луноход.

Мчится грузовик.

Итак, свершилось — нас разогнули в другую сторону.

Мы с Димой стоим, держась за крышку кабины. Мы выскользнули.

Нас согнули и защемили ребрами, но мы выскользнули. Мы еще не знаем куда, но мы выскользнули. Это оказалось совсем не больно, будто языком лизнуло по ребрам в области сердца, и мы едем мстить.

Ветер полощет нашу одежку, волосы, омывает ноздри и легкие, и окрестности летят нам навстречу и проносятся мимо. В кузове, на связках штакетника, подпрыгивают Сережа и Гена, Коля в кабине руководит полетом.

— Они очумеют... — радостно говорит Дима, — когда узнают о второй машине.

— Не ругай родителей, — говорит Сережа. — Мал еще.

— Я их позорю... — радостно говорит Дима. — И дед их позорит...

— Загоним рейки, накопим сумму... — говорит Сережа.

— Незаконно продавать, — радостно говорю я.

— Незаконно дерево жечь, — говорит Сережа. — Были ящики — будет забор.

Теперь самое важное то, что происходит без нас.

Я потом узнаю про это из разных источников — от милиционера, от Зинаиды, от соседки по квартире, где у нас с ней общий телефон, и от многих других.

Белые стены. Белые халаты. Темная ночь за окном. Телефон звонит. Дежурная сестра берет трубку.

— Институт Склифосовского слушает... Так... Когда? Сколько лет?.. Шестьдесят один?.. Фамилия? Лунев Геннадий Васильевич... Так. А второго как? Дима... Ждите.

Пауза. Дроновы дышат в телефон...

— Нет... — говорит дежурная. — Такие не поступали. Heт. Точно. Ну гражданин, если мы говорим нет, то...

Дронов положил трубку.

Потом в отделении милиции старшина снял трубку.

— Дежурный слушает... Когда ушли? Не волнуйтесь. Утром? Дед и внук? Как фамилия? Минуточку. Геннадий Васильевич и Дмитрий...

— Давай рассуждать спокойно, — сказал Дронов. — Это позор.

— Я не могу рассуждать спокойно, — сказала Валентина. — У меня пропали отец и сын.