Она вспомнила свою молодость. Однажды, лет тридцать назад, в такой же летний вечер она осталась одна с Мюфитом-эфенди, торговцем, их дальним родственником. Дьявол ли попутал, аллах ли допустил…

Она вздохнула.

А Мюфит был хорош! Кровь с молоком, черноглазый. А брови! А осанка! Такой важный. Сколько ему тогда было? Лет двадцать восемь?

Она вздохнула, встала и пошла к лестнице, хотела помыть руки. Джевдет быстро съехал вниз по перилам.

Старуха услышала шорох. Остановилась. Что это? Может быть, мальчишка подсматривал?

В тревоге она спустилась по лестнице.

Но ведь Шехназ говорила, что его нет дома? Если бы вернулся, то позвонил бы. Она вспомнила: в дом можно пройти от соседей; встревожилась еще больше. Так оно и есть. Прошел от Зехры, спрятался на лестнице, подсматривал; все видел, ай, беда, беда! Завтра расскажет отцу. Тогда дело плохо.

Старуха подошла к чуланчику.

Там было темно.

— Сынок! — окликнула она.

Ответа нет.

— Джевдет, сынок! — позвала она громче.

Снова никакого ответа. Она быстро вошла в комнатку, нащупала постель, присела: мальчишка спал. Она потихоньку потрясла его. Толкнула сильнее.

— Ух!.. Кто здесь?

— Ты давно пришел, сынок?

— Давно уже.

— Ты спал?

— Да.

— Узнаешь меня?

— Да, вы мать дяди Адема!

Старуха вздрогнула. Если он проснулся только сейчас, как он мог сразу узнать ее, да еще в темноте?

Она вышла из комнатки.

Ну, конечно, мальчишка все видел. Надо скорее рассказать об этом Шехназ и Адему.

Из комнаты вышла улыбающаяся Шехназ.

— Мальчишка подсмотрел? — Она растерянно взглянула на Адема, помолчала. — Ну и пусть! Старик все равно не поверит!

— Как знаешь… Смотри сама.

— Вы уже уходите?

— Пора, — ответил Адем.

Дверь за гостями закрылась. «Может быть, старухе только показалось? — спросила себя Шехназ. — Разбудить мальчишку? — Она сделала несколько шагов к чуланчику пасынка. — А что, если муж поверит не ей, а мальчишке? Ну что ж! Ему же будет хуже!»

Джевдет долго не мог уснуть. Он думал о странных и необычных событиях сегодняшней ночи.

А Шехназ лежала и думала об Адеме. Вот таким должен быть муж! Такому и душу можно отдать. Если бы они были всегда вместе…

По ее телу пробежала дрожь.

Как это быстро произошло, за каких-то два-три дня. И она совсем не виновата. Вчера вечером муж сам предложил посидеть вечерком с Адемом. Вот дурак! «Этот Адем давно пристает, разреши нам немного выпить!»

Она улыбнулась.

Ну и обвела же она его вокруг пальца! Нарочно принялась ворчать, ругаться. Как раз в это время пришла мать Адема, спросила, чем она так расстроена. Здорово притворилась: «Чем где-нибудь пить, лучше дома, на глазах. А там, чего доброго, уснет, обокрадут еще! И у нас можно посидеть. Ну, как знаете, я не хочу вмешиваться в ваши дела. Мой сын уважает Ихсана-эфенди, только и говорит о нем…»

Шехназ повернулась на другой бок.

…Адем без конца подливал ракы. Старый дурень, желая показать, как он умеет пить, какой он крепкий, хватал, не разбавляя, одну рюмку за другой.

Все шло так, как она хотела. Если бы не этот дьяволенок… Никто и не заметил, как он пролез в дом.

Она нахмурилась.

Наверняка от соседки. Шехназ не любила тетушку Зехру. Та дружила с покойной хозяйкой.

Шехназ даже слышала однажды, как Зехра сказала ей: «Зачем ты взяла в дом такую молодую красивую служанку? Разве можно доверять мужу!..» «Вот дрянь! — Шехназ поморщилась. — Мало того, что больной женщине все уши прожужжала, так теперь за мальчишку принялась. Ну что ж, старайся! Только посмотрим, что из этого получится! Пусть хоть весь мир говорит, не заставите старика поверить. А впрочем, пусть поверит! Будет сильно приставать, скажу, что это правда».

Она вздохнула.

Спать не хотелось. Почему Адем ушел так рано? Лучше бы не уходил! Мот бы даже ночевать остаться.

Проклятый мальчишка! Если бы не он!

«…Пусть старик только попробует что-нибудь сказать. Устрою скандал, осрамлю на весь квартал. Но лучше все-таки без этого. А вдруг Адем испугается? Самое лучшее…»

Она легла на спину, сбросила одеяло.

«Адем!.. Ну, а пасынок?» Она сделает все, чтобы он не проболтался отцу.

Утром она встала раньше мужа, спустилась вниз. Джевдет одевался.

— Ты почему встал так рано? — спросила она с улыбкой.

Джевдет не ответил. Поднял лоток. Направился к двери.

— Тебя спрашивают?

Она не стала его задерживать. Паршивый щенок! Еще начнет кусаться — все может испортить. Мысли ее снова вернулись к Адему. Если бы он сказал ей: «Брось мужа, приходи ко мне!» Но ведь она не нужна ему без денег!

В комнате Ихсана-эфенди зазвенел и сразу же смолк будильник. Значит, муж не спит. Сейчас он спустится на кухню. Станет разжигать примус.

Молнией мелькнула мысль: «Пусть подумает, что я убираю комнату Джевдета».

Она собрала грязные наволочки и простыни, стала снимать пододеяльник.

В чуланчик заглянул Ихсан-эфенди, глазам своим не поверил. Шехназ? Она ли это? Всегда встает не раньше девяти. И вдруг…

— Что ты делаешь, дорогая?

Шехназ обернулась:

— Разве не видишь!

— Белье хочешь сменить?

— А что делать? У мальчика все грязное. Вот если бы вчера гости вошли сюда. Опозорились бы совсем. Что о нас подумают? Перед людьми стыдно!

— Ты сама постираешь?

— Не соседи же! Жаль его. Хоть он и против меня, я не сержусь, что с него взять? Дитя. Был бы помягче, поласковей, видит аллах, любила бы его, как родного. Я к нему всей душой, а он… Как будто я виновата в смерти его матери!

— Что-нибудь случилось? Опять нагрубил? — с беспокойством спросил Ихсан-эфенди.

— Как будто в первый раз! Да вот сейчас только говорю ему: «Сынок, постелька у тебя грязная, сними, я постираю». Отвернулся и даже не взглянул на меня. И что злится?..

Она поднесла руку к глазам.

Плачет… Жалеет мальчишку! Ихсан-эфенди опустился на колени, поднял на Шехназ глаза.

— Спасибо тебе, детка моя! Аллах все видит. Вознаградит тебя за доброту! Спасибо тебе!

Он взял ее руку. Рука была маленькая, пухлая, горячая. Долго целовал и гладил ее, как маленького голубя, потом взял вторую руку, положил одну на другую, сжал и снова поцеловал. Шехназ не противилась.

Аллах милостивый, что это? Никогда еще она не была такой послушной!

— Шехназ, дорогая моя! — умолял он дрожащим голосом. — Прошу тебя, не стирай сама. Я найму прачку. Ты моя госпожа. Для тебя ничего не пожалею. Весь мир бы отдал! Не стирай сама. Мы найдем прачку!

— Вчера ты слишком много выпил…

— Не сердись. Ведь ты же сама разрешила мне, уважила старика.

— Я думаю о твоем здоровье. А так, что же? С порядочными людьми, дома, почему не выпить? Хоть каждый вечер! И мне веселее будет.

— Правда? Ты правду говоришь, Шехназ?

— Ну да! Вот только…

— Что?

— Как бы сплетни не пошли! Этого я боюсь.

— Какие сплетни?

— Будто ты не знаешь наших соседей. Такого наговорят — не обрадуешься!

— Что же они могут сказать?

— Откуда я знаю? Начнут судачить: то да се… Приводит в дом молодого неженатого мужчину, при молодой жене выпивает с ним. А вообще-то тебе виднее…

Ихсан-эфенди вспылил, как в былые дни, когда его называли Бомбой.

— Мне все равно! Кому какое дело! Пусть себе плетут всякую чепуху. Не думай об этом. Лишь бы тебе было хорошо.

Шехназ не слушала его, она думала об Адеме. Пойти к нему? Может быть, он еще не ушел? Вот если бы не ушел!..

У нее заблестели глаза.

Сейчас же! Она подкрасится, оденется получше… Зачем ей этот противный старик?

Она оттолкнула мужа и поднялась по лестнице.

Ихсан-эфенди вернулся к действительности. Он опять опаздывает, и намного больше, чем обычно. Бухгалтер снова рассердится, а эти молокососы начнут хихикать. «Ну что? Как дела, а?..»

Через четверть часа разнаряженная, накрашенная Шехназ сошла вниз.