– Да.

Ответ поразил Харпера точно удар. Он ждал этого. И все же это было чересчур. Боль взорвалась внутри него. Потом гнев, ярость, прежде неведомая ему, такая сильная, что на мгновение он ослеп. Подлая сука!

Он стиснул зубы, оторвался от окна и глянул в бледное лицо женщины перед ним.

– Будь ты проклята, Анни! Как ты могла скрывать от меня моего сына целых десять лет! Как, черт тебя побери! Зачем? Как ты могла позволить другому мужчине растить моего сына, как своего!

– Харпер… я… – Анни протянула к нему руку. – Я… – Рука беспомощно повисла и упала точно плеть.

– Ну же, Анни, – крикнул он. – У тебя было десять лет, чтобы во всем признаться! Ну же, я хочу знать! Я больше не могу ждать! Это будет вправду честно! Скажи мне, зачем ты это сделала? Как ты могла жить рядом с Майком и растить моего сына? Что ты там сделала, забралась к нему в постель, как только я уехал, чтобы он решил, будто это его ребенок?

– Нет!

Наконец-то, подумал Харпер с угрюмым удовлетворением. Наконец-то на этом столь бесстрастном лице появились хоть какие-то эмоции. Она не ждала его обвинений, и ее потрясение было очевидным.

– Нет? – переспросил он. – Тогда в чем же дело? Как это ты обвела его вокруг пальца, что он женился на тебе?

– Не я, – заплакала она. – Это он… принудил меня!

Он ждал, что Анни станет отрицать свою вину, но чтобы дело повернулось так…

– Что за дьявол! Что ты еще несешь?

К ней вернулась прежняя бесстрастность. Что же это за женщина? Неужто это так тривиально, неужто для нее происходящее совсем ничего не значит и она ничего не чувствует?

– Ты же помнишь, какой я тогда была, – сказала она почти без признаков волнения. – Я была молода и доверчива. Наивна. Он лгал мне, играл на всех моих страхах, и мне стыдно признаться, что я верила ему. Поверь, с тех пор каждый день моей жизни превратился в расплату за мое простодушие.

Харпер с отвращением фыркнул.

– Да уж, могу себе представить.

Она закрыла глаза и вздернула подбородок.

– Может, ты все же выслушаешь меня?

– О, конечно, ты мне все объяснишь, в противном случае я вытащу из тебя слова клещами.

Анни покачала головой.

– Нет, я сама хочу тебе все рассказать. Я все эти годы хотела тебе сказать, но я… Ты ведь помнишь мою матушку? У нас в доме не было телефона. Ты же сам велел мне, чтобы я обо всем, что мне понадобится, говорила Майку, потому что ты будешь звонить домой, как только представится возможность. Как только я почувствовала, что беременна, я попросила Майка, чтобы он сообщил тебе при следующем твоем звонке.

Ярость в груди Харпера превратилась в обжигающую холодом глыбу льда.

– Когда? Когда ты сказала ему?

– Примерно в середине августа. Я не была окончательно уверена, но я надеялась, что ты захочешь знать это.

Боль нарастала.

– Он никогда не говорил мне об этом, – пробормотал Харпер.

– Я знаю, – устало ответила она. – По крайней мере, сейчас. В то время… Он говорил… он сказал, чтобы я сообщила ему, когда буду уверена. Что ты не станешь и думать об этом, пока все не будет известно точно.

Первым порывом Харпера было возразить, встать на защиту Майка. Его собственный брат никогда не стал бы играть в такие игры. И с такими важными вещами. Он хорошо помнил, что Майк никогда не упоминал о беременности Анни. Но в глубине души Харпер знал, что Майк был абсолютно способен сказать все, что ему только взбредет в голову. И все же Анни могла бы верить ему, Харперу, немного больше.

– И ты сразу решила, что он говорит правду?

– Я не знала, где правда. Я была перепугана, очень плохо себя чувствовала, у меня умерла тетка, мама начала строить планы по поводу нашего переезда. Мы ведь только из-за тетки три года оставались в Кроу-Крик. Мы с мамой никогда нигде так подолгу не задерживались. Это было первое место, которое я в самом деле начала считать своим домом. Я не хотела уезжать. Но я не знала, что мне делать. В сентябре, когда я окончательно поняла, что беременна, я сказала об этом Майку.

– И?

Анни потерла подбородок.

– Неделей позже он пришел ко мне и сказал, что ты рассмеялся при сообщении о моей беременности.

– Что я, что?

– Он сказал, что ты был очень возмущен и что у тебя, мол, и без того забот хватает. Он сказал, что женщины без конца вешаются тебе на шею и ты еще не скоро вернешься домой.

Некоторое время Харпер мог только стоять разинув рот, когда же дар речи вернулся к нему, голос его был хриплым от волнения:

– И ты поверила ему?

– Не сразу, – голос ее прервался. Она сделала паузу и затем заговорила вновь. – Но я была так напугана. Я еще в детстве дала себе слово, что не стану воспитывать своего ребенка так, как моя мать воспитывала меня. Я хотела, чтобы у моего ребенка был дом, постоянный дом, и отец. И любящая мать. А от тебя – ни звонка, ни письма, ни даже почтовой открытки…

– Я писал несколько раз. Ты мне не отвечала.

Анни отвернулась.

– Уже позже… гораздо позже я обнаружила, что Майк прятал твои письма. Я ни одного письма так и не получила. – Она покачала головой. – И я поверила, что тебе все равно. Майк играл именно на этом. Ты знаешь, он был мастак на разные уловки. Ваш отец как-то сказал, что он способен провести самого дьявола. Харпер тихо выругался.

– Я была… слишком уязвима. Ты не приезжал домой, было уже почти Рождество, а Майк сказал, что ты смеялся надо мной и моим ребенком. Я не знала, что мне делать. Он сказал, что умолял тебя позвонить домой в назначенное время, чтобы я смогла прийти и поговорить с тобой, но ты заявил, что не стоит этого делать. Потом он сказал мне, что любит меня и хочет, чтобы я вышла за него замуж. Что он любит ребенка и воспитает его, как своего. Мне ничего не оставалось, как выйти за него замуж – ведь был уже декабрь, а ты сказал, что приедешь в августе. Я… я думала, что ты больше никогда не вернешься.

– Сукин сын! – Харпер с силой сунул руки в карманы и уставился в пол. – Я пытался звонить тебе на работу, в аптеку. Мне ответили, что ты больна. Я писал тебе и просил Майка сказать, что не смогу вернуться домой в обещанное время.

– Я знаю, – мягко произнесла она.

Харпер дернул головой.

– Знаешь? Черт возьми, о чем ты? Если ты знала, что я задержусь…

– Я поняла это слишком поздно, – оборвала она.

– Ты уже говорила это. Когда же?

Анни судорожно сглотнула.

– Через шесть лет.

– Шесть лет… сукин сын!

– Тогда я обнаружила все, что вытворял Майк, всю его ложь, письма, которые он спрятал… все.

– Погоди-ка. Ты имеешь в виду, что узнала – когда там, четыре года назад? – что Майк обманом заставил тебя считать, будто я тебя бросил?

Она снова сглотнула и кивнула:

– Верно.

– Ты обнаружила это четыре года назад! – крикнул он. – И ничего мне не сказала! Даже тогда ты считала, что я не имею права знать о собственном сыне?

– А что толку? – заплакала Анни. – Я все еще была замужем за Майком, они с Джейсоном были так близки. Я не могла поставить на карту благополучие Джейсо – на! У меня не было причин думать иначе оттого, как ты поступил десять лет назад.

– Что же мы наделали, Анни…

– Я была не права! – рыдала она, прижимая руку к груди. – Теперь-то я это знаю! И знала это четыре года! То, что случилось, – только моя вина, ничья больше!

– Успокойся. По-твоему, Майк просто сама невинность? Вот что я тебе скажу, Анни: это замечательно, что он на том свете. Если бы он сейчас стоял рядом со мной…

– Нет! Во имя Господа, Харпер, не говори так! Пожалуйста, даже не произноси таких слов. Чего не скажешь в гневе, а слов обратно не вернуть. В тот вечер, когда это случилось с Майком, он уходил на работу, и я сказала ему, что не желаю больше видеть его и чтобы он не возвращался домой. Он не вернулся, и я чувствую, что и в этом моя вина.

Харпера передернуло. Он хотел знать, что она чувствует, но не ожидал, что перед ним вырастут десять лет вины и тревоги.