— Твоя мать скончалась вскоре после того скандала у тебя дома, но ты был в это время у меня. Потом мы отправились в отель, и там тебя схватили… Кстати, знаешь, кто тебя предал?

— Кто? — Кудрет весь обратился в слух, сразу забыв о матери.

— Один из совладельцев отеля — бывший губернатор.

— Губернатор?

— Он был здесь губернатором как раз в то время, когда ты приезжал. Потом он ушел на пенсию и вместе с шурином, судьей в отставке, открыл отель.

— Допустим, — сказал Кудрет, подумав, — но ведь он меня совсем не знал. Правда, однажды я заходил к нему в управление, но не застал, и мне пришлось разговаривать с его помощником…

— Совершенно верно. Так он и рассказывал. Я после заглянул разок в отель. Никто меня там не узнал, и я смог кое-что выяснить. Так вот, когда ты разговаривал с его помощником, губернатор был в своем кабинете и оттуда через специальное окошко хорошенько разглядел тебя.

— Все ясно! — Кудрет хлопнул себя ладонью по лбу. — Значит, он, черт его дери, был там?

— Вот именно.

— А на пенсию его отправили уже после моего отъезда?

— Да. И он считает, что не без твоего содействия. После того как Сэма обратилась в прокуратуру с жалобой, дело получило широкую огласку. Губернатор переговорил с прокурором, и они решили взяться за расследование.

— Ну и выяснили что-нибудь?

— Пока это неясно. Знаю только, что допрашивали кое-кого из торговцев. А теперь послушай, что я тебе скажу. Ведь я решил никогда больше не возвращаться в Стамбул. Помнишь, как ты работал писарем в загсе?

— Помню. Ну и что?

— Хорошо бы нам с тобой зажить по-старому… Только бы вытащить тебя отсюда.

— Посмотрим. А что с Длинным и остальными?

— Все в порядке. Уже сколотили новую шайку.

— Кто вместо меня?

— Ты его не знаешь. И я тоже. Но человек вроде бы подходящий. Ладно, без них обойдемся.

«Еще как обойдемся! — подумал Кудрет. — Идрис сделает все, чтобы обо мне снова распространилась по городу хорошая молва, и недостатка в челобитчиках не будет. Опять начнутся угощения, рестораны, кабаки, как и прежде, крестьяне будут приносить масло, сметану, мед, овощи, фрукты… Как бы обрадовалась мать…»

Огонек, вспыхнувший было в глазах Кудрета, вдруг погас.

— Значит, мать…

— Приказала долго жить. Я думал, ты знаешь, потому и не вспоминал о ней, не хотел бередить рану…

Радость, испытанная Кудретом и от встречи с Идрисом, и от новости, которую он привез, смешалась с горечью утраты. Какое счастье, что жена надумала развестись с ним! Вот только мать до этого не дожила, не вытерпела! А ведь ждать оставалось совсем недолго.

Кудрет тяжело вздохнул:

— Расскажи мне, как ее хоронили.

— Лучше не спрашивай. Я так намучился! Жена твоя и пальцем не пошевельнула. К подружке убежала, к повитухе. Помнишь ее?

— А дочь, сыновья?

— Какой с них спрос? Им ни до кого нет дела. Для себя живут. Кстати, поговаривают, будто твоя дочь…

— Продолжай!

— Знаешь нашего соседа-бакалейщика?

— Ну?

— Говорят, она здорово ему задолжала и теперь с ним живет. И будто сам он или его приемный сын собираются на ней жениться.

Эту новость Кудрет оставил без внимания и спросил:

— А парни?

— Бросили университет и начали работать. Пристроились к родителям своих девиц. Когда ты гастролировал по Анатолии, они завели себе подружек. Словом, у них все в порядке. Так что ты думай только о себе.

— А как жена?

— Решила жить у повитухи.

— Понятно. — Кудрет кивнул. — Если бы не смерть матери, я сказал бы, что вместо одного глаза, о котором я молил, аллах дал мне сразу два…

Они помолчали. Потом Идрис попрощался и ушел.

Итак, Идрис остается здесь. Портативную машинку он привез, остается достать складной столик, немного бумаги и разные мелочи. Это несложно. Теперь можно не беспокоиться. Придется сначала поднатужиться, а потом будут жить припеваючи, лучше прежнего.

— Что это ваш гость так быстро ушел? — поинтересовался писарь.

— Придет еще.

— Для ваших гостей время не ограничено.

— Благодарю.

Кудрет вышел из канцелярии и, когда спускался по лестнице, услышал громкий голос прислужника:

— Кемаль-ага-а-а!

Кудрет остановился. Он сразу понял, что к Кемалю пришла свояченица. Третьего дня она потребовала, чтобы Кемаль-ага познакомил их. После знакомства женщина понравилась Кудрету еще больше. Возможно, его и сейчас пригласят, тогда представится случай еще раз полюбоваться этим прелестным созданием, воплощением женственности.

У двери, выходившей в тюремный двор. Кудрет столкнулся с Кемаль-агой и, хотя прекрасно знал, куда тот направляется, спросил:

— Ты куда?

— Твоя явилась, — хитро подмигнул Кемаль-ага.

«Твоя»… Как приятно это слышать! Она и в самом деле казалась ему своей, близкой.

— Пошли, свояк!

— Право, не знаю… — церемонно проговорил Кудрет, буквально сгорая от нетерпения поскорее ее увидеть.

Кемаль-ага схватил его за руку:

— Знаю, не знаю! Идем!

Свояченица появилась в дверях в тот самый момент, когда они поднимались по лестнице. Кемаль-ага чуть не сказал: «Это она к тебе, а не ко мне», но вовремя сдержался. Не стоило пока так говорить. И без того все ясно. Разве не видел он вчера, как они ворковали, не отрывая друг от друга глаз, и как она обеими руками держала его руку, забыв, что зять стоит совсем рядом? А что с ней творилось, когда пришло время расставаться? «Я по уши влюбилась, зятек», — сказала она как бы в шутку, прикинувшись, будто не хочет, чтобы Кудрет ее слышал.

Да и сам Кудрет все разговоры сводит к свояченице.

Как и в прошлый раз, они сидели в канцелярии; писарь под благовидным предлогом куда-то вышел. Глаза молодой женщины излучали уже не искры, а молнии, пронзавшие Кудрета насквозь. Но женщине он показался невеселым, глаза его заволакивала грусть.

— Вы чем-то расстроены?

Кудрет поднял на нее какой-то растерянный взгляд.

— Не знаю.

— Грусть вам не к лицу.

Ничего не ответив, Кудрет обхватил голову руками.

Кемаль-ага поднялся:

— Схожу за сигаретами и зажигалкой.

Женщина обрадовалась, проводила зятя благодарным взглядом и вдруг припала губами к огромной волосатой руке Кудрета.

— Может быть, мне надо заплакать?

— Почему? — Он взял ее руку, поцеловал.

— Потому что ты грустный.

Кудрет тяжело вздохнул. Женщина схватила его за руку и затрясла:

— Ну, говори же! Ты почему сегодня такой?

— Тошно мне, Слов не найду, чтобы сказать, как нехорошо.

Беспокойство женщины достигло предела.

— Что случилось? Говори же! Или ты хочешь скрыть от меня?

— Не собираюсь я ничего скрывать.

— Тогда рассказывай…

И Кудрет обстоятельно, не торопясь, как и подобало при его солидности, рассказал все по порядку. Как его арестовали и отправили сюда, как в тот самый день у него скончалась мать, а теперь вот жена затеяла бракоразводный процесс. Не сегодня-завтра состоится суд.

Женщина с трудом скрывала свою радость по поводу кончины «бедной мамочки, сущего ангела». Ведь самая лучшая свекровь хуже напасти!

— Выражаю тебе свое соболезнование, дорогой.

Дорогой? От этого слова у него сладко заныло сердце.

— Благодарю!

— А почему жена хочет с тобой разводиться?

Он горько улыбнулся:

— Ее, видишь ли, позорит мой арест.

— Скажите на милость!

— Вот именно. Если бы не смерть матери…

— То?

— Понавешал бы я на себя бубенчики и пустился в пляс…

— Тебя это радует?

— Разумеется!

— Почему?

— Да потому, что я никогда ее не любил.

— Зачем же ты на ней женился?

— Из уважения к матери.

«Хорошо, что она умерла», — подумала женщина, а вслух сказала:

— Но разве можно из одного только уважения есть то, что в горло не лезет?

— Нельзя, это верно. Но я тогда был слишком молод и боготворил мать.

Она сжала его руку и одарила взглядом, полным страсти.