Какой вас лютый жребий ждет!

И где искать спасенья?

Напрасно вам дана краса;

Напрасно сердцу милы;

Закрыт вам путь на небеса;

Цветете для могилы.

Увы! пора любви придет:

Вам сердце тайну скажет,

Для вас украсит божий свет,

Вам милого покажет;

И взор наполнится тоской,

И тихим грудь желаньем,

И, распаленные душой,

Влекомы ожиданьем,

Для вас взойдет краснее день,

И будет луг душистей,

И сладостней дубравы тень

И птичка голосистей.

И дни блаженства не придут;

Страшитесь милой встречи;

Для вас не брачные зажгут,

А погребальны свечи.

Не в божий, гимнов полный, храм

Пойдете с женихами...

Ужасный гроб готовят нам;

Прокляты небесами.

И наш удел тоска и стон

В обителях геенны...

О, грозный жребия закон,

О, жертвы драгоценны!.."

Но взор возвел он к небесам

В душевном сокрушенье

И мнит: "Сам бог вещает нам

В раскаянье спасенье.

Возносятся пред вышний трон

Преступников стенанья..."

И дом свой обращает он

В обитель покаянья:

Да странник там найдет покой,

Вдова и сирый друга,

Голодный сладку снедь, больной

Спасенье от недуга.

С утра до ночи у ворот

Служитель настороже;

Он всех прохожих в дом зовет:

"Есть хлеб-соль, мягко ложе".

И вот уже из всех краев,

Влекомые молвою,

Идут толпы сирот, и вдов,

И нищих к Громобою;

И всех приемлет Громобой,

Всем дань его готова;

Он щедрой злато льет рукой

От имени Христова.

И божий он воздвигнул дом;

Подобье светла рая,

Обитель иноков при нем

Является святая;

И в той обители святой,

От братии смиренной

Увечный, дряхлый, и больной,

И скорбью убиенный

Приемлют именем творца

Отраду, исцеленье:

Да воскрешаемы сердца

Узнают провиденье.

И славный мастер призван был

Из города чужого;

Он в храме лик изобразил

Угодника святого;

На той иконе Громобой

Был видим с дочерями,

И на молящихся святой

Взирал любви очами.

И день и ночь огонь пылал

Пред образом в лампаде,

В златом венце алмаз сиял,

И перлы на окладе.

И в час, когда редеет тень,

Еще дубрава дремлет

И воцаряющийся день

Полнеба лишь объемлет;

И в час вечерней тишины

Когда везде молчанье

И свечи, в храме возжжены,

Льют тихое сиянье,

В слезах раскаянья, с мольбой,

Пред образом смиренно

Распростирался Громобой,

Веригой отягченный...Но быстро, быстро с гор текут

В долину вешни воды

И невозвратные бегут

Дни, месяцы и годы.

Уж время с годом десять лет

Невидимо умчало;

Последнего двух третей нет

И будто не бывало;

И некий неотступный глас

Вещает Громобою:

"Всему конец! твой близок час!

Погибель над тобою!"

И вот... недуг повергнул злой

Его на одр мученья.

Растерзан лютою рукой,

Не чая исцеленья,

Всечасно пред собой он зрит

Отверзту дверь могилы;

И у возглавия сидит

Над ним призрак унылый.

И нет уж сил ходить во храм

К иконе чудотворной

Лишь взор стремит он к небесам,

Молящий, но покорный.

Увы! уж и последний день

Край неба озлащает;

Сквозь темную дубравы сень

Блистанье проникает;

Все тихо, весело, светло;

Все негой сладкой дышит;

Река прозрачна, как стекло;

Едва, едва колышет

Листами легкий ветерок;

В полях благоуханье,

К цветку прилипнул мотылек

И пьет его дыханье.

Но грешник сей встречает день

Со стоном и слезами.

"О, рано ты, ночная тень,

Рассталась с небесами!

Сойдитесь, дети, одр отца

С молитвой окружите

И пред судилище творца

Стенания пошлите.

Ужасен нам сей ночи мрак;

Взывайте: искупитель,

Смягчи грозящий гнева зрак;

Не будь нам строгий мститель!"

И страшного одра кругом

Где бледен, изможденный,

С обезображенным челом,

Все кости обнаженны,

Брада до чресл, власы горой,

Взор дикий, впалы очи,

Вопил от муки Громобой

С утра до поздней ночи

Стеклися девы, ясный взор

На небо устремили

И в тихий к провиденью хор

Сердца совокупили.

О вид, угодный небесам!

Так ангелы спасенья,

Вонмя раскаянья слезам,

С улыбкой примиренья,

В очах отрада и покой,

От горнего чертога

Нисходят с милостью святой,

Предшественники бога,

К одру болезни в смертный час...

И, утомлен страданьем,

Сын гроба слышит тихий глас:

"Отыди с упованьем!"

И девы, чистые душой,

Подъемля к небу руки,

Смиренной мыслили мольбой

Отца спокоить муки:

Но ужас близкого конца

Над ним уже носился;

Язык коснеющий творца

Еще молить стремился;

Тоскуя, взором он искал

Сияния денницы...

Но взор недвижный угасал,

Смыкалися зеницы.

"О дети, дети, гаснет день".

"Нет, утро; лишь проснулась

Заря на холме; черна тень

По долу протянулась;

И нивы пусты... в высоте

Лишь жаворонок вьется".

"Увы! заутра в красоте

Опять сей день проснется!

Но мы... уж скрылись от земли;

Уже нас гроб снедает;

И место, где поднесь цвели,

Нас боле не признает.

Несчастные, дерзну ль на вас

Изречь благословенье?

И в самой вечности для нас

Погибло примиренье.

Но не сопутствуйте отцу

С проклятием в могилу;

Молитесь, воззовем к творцу:

Разгневанный, помилуй!"

И дети, страшных сих речей

Не всю объемля силу,

С невинной ясностью очей

Воскликнули: "Помилуй!"

"О дети, дети, ночь близка".

"Лишь полдень наступает:

Пастух у вод для холодка

Со стадом отдыхает;

Молчат поля; в долине сон;

Пылает небо знойно".

"Мне чудится надгробный стон".

"Все тихо и спокойно;

Лишь свежий ветерок, порой

Подъемлясь с поля, дует;

Лишь иволга в глуши лесной

Повременно воркует".

"О дети, светлый день угас".

"Уж солнце за горою;

Уж по закату разлилась

Багряною струею

Заря, и с пламенных небес

Спокойный вечер сходит,

На зареве чернеет лес,

В долине сумрак бродит".

"О вечер сумрачный, постой!

Помедли, день прелестный!

Помедли, взор не узрит мой

Тебя уж в поднебесной!..