Ловким движением фокусника он выдернул из-за спины телескопическую дубинку, явно подвешенную за плечом на какой-нибудь скрытой «подтяжке». Знаем мы эти фокусы с извлекаемыми из скрытых мест тяжёлыми предметами, сами умеем такое!

Поэтому едва только над головой «капо» блеснул металл дубинки, я оттолкнулся от стола и опрокинулся назад, вместе со скамейкой и сидевшим подле Сергеем Лазо. В падении я, разумеется, ударил стол снизу вверх ногами, так что тот полетел прямо в рожу Марцинкусу. Старый как мир приём, ещё в монастырской школе тюремного типа мы подобным образом метали друг в друга столы, так что их, в конце-концов, администрация приказала привинтить к полу. Что б было совсем как в настоящей тюрьме! Упав спиною на грунт, я легко совершил переворот через голову и непринуждённо поднялся во весь рост.

Улыбнулся.

Марцинкус Падль, отшвырнув в сторону стол, который, кстати, весьма удачно впечатался ему в сопатку и разбил нос в кровь, поднялся со своего места, злобно щерясь и недобро поигрывая дубинкой.

— Умный, да? — спросил он у меня.

— Ага, — согласился я, — да ты и сам сейчас убедишься.

Ребятки его живо рассыпались в стороны, как бы охватывая нас с боков и тем самым заставляя отступить к обрыву. Серёжа Лазо, также вскочивший на ноги, встревожено поглядел на меня; впрочем, оружия он не обнажал, дожидаясь моей команды. Молодец, китаец, знает свой манёвр!

— Мы тут умных не любим! — заявил Марцинкус Падль. — Зато мы любим тотализатор. Для слишком быстрых у нас есть весёлое предложение: маленькая драка без правил с нашим мастером.

«Капо» махнул рукой и из группы его охранников выступил здоровенный, ширококостный чернокожий мужчина, весьма смахивавший на молодого гамадрила. И широчайшими мышцами спины, и строением челюстей, да и общим выражением лица, по-моему. Поигрывая рельефными мышцами, чернокожий гамадрил сдёрнул с себя рубаху, демонстративно высморкался посредством двух грязных пальцев с обгрызанными ногтями и, ткнув пальцем в мою сторону, гаркнул:

— You, russian, be going ass! Моя пэрэц бесчестить твой папа, мама, лубимый собак и тэлёнок!

Товарищ гамадрил, похоже, не дружил с великим и могучим языком Муму и Герасима. А жаль, поскольку он из-за этого он, видимо, так и не смог понять значения моих слов, сказанных в ответ:

— На моей планете зоофилы умирают первыми!

Урки принялись хлопать в ладоши, перебрасываясь фразами о величине ставок на предстоявший бой, а Марцинкус Падль отступил от меня подальше, освобождая место для драки. Чернокожий обезьян вразвалочку, лениво пританцовывая, типичной дембельской походочкой вышел в центр образовавшегося круга; примерно так, вихляя задом, ходят пассивные педерасты на дискотеках. На меня он поглядывал снисходительно, покрутился и так, и сяк, показал себя и свои гипертрофированные мышцы со всех сторон, наверное, для того, чтобы я испугался; по всему чувствовалось, что он весьма уверен в собственных силах. Задорно скалясь, он смешно поклацал зубами, я же не сдержал ответной улыбки и дал чернокожей обезьяне добрый совет:

— Щёлкни в прыжке челюстями — может, получится откусить моё ухо?

— Если ты так хочэш! Обэшаю откусыть тэбэ ухо! — прорычал негр.

— Ага, счас… Хотел карась щуку сожрать — никогда больше голодным не был, — ответил я.

— Шеф, гони эту обезьяну с ринга на мороз, чёго тянешь? — мрачно посоветовал Ху-Яобан, предусмотрительно отступивший за мою спину.

Сполна насладившись всеобщим ажиотажем, я разжал левую ладонь и мысленно приказал пистолету приготовиться к стрельбе. Усилитель нейротоков расшифровал немую команду и выдал исполнительный сигнал доводчику; доводчик расклинил ложемент и бросил «чекумашу» из рукава сари в ладонь; теплом ладони активировался логический блок, который, сверив папиллярный рисунок моей кожи и кислотность выделяемого ею пота, снял все три ступени предохранения и замкнул стрельбовую цепь. Последовательность всех этих операций заняла пятнадцать сотых секунды. Через пятнадцать сотых секунды с момента мысленной отдачи приказа, в моей левой руке находилась готовая к стрельбе «чекумаша» — оружие звёздной пехоты, предназначенное для ведения боя против врага, скрытого бронёй крейсеров и индивидуальных доспехов. Десять пуль из иридия на скорости девять километров в секунду могли без труда разрушить любой дом, спилить любое дерево и убить любой живой объект в нашей Вселенной.

Я направил пистолет в лобок чёрного гамадрила и без лишних слов выстрелил. Девятнадцатое правило ведения конфликтных переговоров предписывает вести таковые лишь до момента принятия решения о применении оружия; другими словами, как только решение принято — стрелять надо без разговоров. Потому я и выстрелил.

Чернокожий боец свалился снопом, даже не успев вскрикнуть. Пуля «чекумаши», пройдя навылет, попала в ногу одному из бандитов, стоявших позади него; он-то и заорал, упав подле негра. Получилось шумно и презанятно, я в некотором роде даже перевыполнил план: хотел пристрелить одного урода, а по факту завалил двух! Что тут скажешь: хорошее начало дня!

В скрытый микрофон я услышал взволнованный голос Нильского Крокодила: «Шеф, мы всё слышим, твой радиомаяк уверенно пеленгуется, спешим к тебе. Я буду через пять минут, от силы! Держись!»

В общем-то ничего другого мне и не оставалось.

Я навёл ствол на Марцинкуса Падля. Всеобщий ажиотаж вокруг сменился вдруг упадком настроения: смолкли задорные хлопки в ладоши, отчего-то сам собою прекратился процесс принятия ставок на исход боя, народ вмиг поскучнел и смущённо потупился. Местным жителям стало неловко за собственное недостойное поведение… или это мне только показалось?

— Не надо было пытаться меня обманывать, — ласково сказал едва живому от ужаса «капо». — Я ведь тебя предупреждал. А ты меня не послушал.

— Не надо… прошу… я всё исправлю… — путано заблеял Марцинкус и в глазах его неожиданно навернулись слёзы. — Я не знал, что у тебя… у вас… есть «чекумаша», — простодушно признался он, — Я отвечу на все вопросы.

— Уже не надо. У казаков есть пословица: даже самый глупый ишак в последний день жизни поймёт, что означает слово «живодёрня». Эта пословица как раз про тебя, — я выстрелил в «капо», тот взвизгнул и завалился на спину, схватившись обеими руками за живот.

Бандиты ахнули и на всякий случай побросали мачете и дротики. Что ж, весьма похвальная предусмотрительность, способная реально помочь дожить до глубокой старости.

— Может, добить его? — участливо спросил у меня добряк Ху-Яобан, кивнув в сторону «капо».

— Зачем это? — не понял я. — Он и так сейчас кровью истечёт!

Внимательно оглядев оставшихся бандитов — а всего их оказалось девять единиц — я приказал:

— Всем на колени! Трицератопс — ко мне!

Бывшие охранники Марцинкуса Падля услужливо ударились маслами оземь, а тщедушный счетовод со своим журналом — также опустившись на колени — поспешил в мою сторону. Поскольку в балахонке перемещаться таким способом было очень неудобно, он стал на четвереньки.

— Не придуривайся, ты можешь идти в полный рост. — разрешил я Трицератопсу и, обращаясь к остальным бандитам, произнёс. — Господа подонки! Третье правило обращения с заложниками гласит: всегда надлежит поощрять исполняющих требования и наказывать противящихся. Ваш бывший «капо» противился мне, за что и поплатился.

Марцинкус Падль скрежетал зубами и рефлекторно подёргивал ногами. По-моему, у него уже началась агония. Я искоса наблюдал за ним, но едва передо мной стал Трицератопс, переключил внимание на тщедушного карлика.

— Что скажешь насчёт фамилий из моего списка? — спросил я у него.

— Этих людей нет в моём журнале, — признался он. — А значит, они не бывали в Коррехидоре. Я клянусь вам, что это истинная правда! Не убивайте меня!

— Молодец, хвалю за честность! Если бы Марцинкус мне так ответил, остался бы жив…

Я не закончил мысль, поскольку где-то высоко в небе раздался хорошо знакомый шум соосных винтов геликоптера. Нильский Крокодил заходил на посадку, спускаясь практически по баллистической кривой. Ай, молодец, вот же мастер экстремального пилотажа!