Выполнено!

Я отправил подтверждающий импульс еще до того, как последняя пуля попала в цель.

— Кр-р-расавичик! — прозвучало в ответ. — Приятно, черт побери, с работать с тобой! На базу. Основные цепи подключены, сброс уровней до нуля…

Сейчас будет ломка. Мне всегда очень больно, когда приходит этот сигнал. Оператору, по большому счету, насрать. У него кончается смена. Сегодня пятница, короткий рабочий день. Нужно успеть в банк, снять проценты, заплатить коммуналку. Это в боевую кондицию он вводит меня поэтапно. А когда дело закончено, побоку все эти формальности…

— Опасность! — сказал механический голос.

Я упал на траву, откатился влево. Пуля смахнула камень в том месте, где пару мгновений назад была моя голова.

Или это подстава, или сегодня мой оператор был слишком беспечен. Я понимаю, что пятница, но снайпера в слуховом окне можно было предусмотреть.

Я снял его на остаточном ускорении, когда он приник к оптике, чтоб получить квитанцию. Не думаю, что это был никудышный стрелок, хоть он и промахнулся сантиметров на двадцать. Просто мой уровень еще не скатился до нулевой отметки, а был где-то в районе полутора единиц.

Кризис догнал меня через пару минут, у двери подвала. Горела кожа, болели кости и мышцы, все тело тряслось, а сердце работало на разрыв. Усилием воли, я отодвинул тяжелый засов и только потом упал.

В небе беспорядочно громыхнуло. Долгие молнии разорвали окоем в лоскуты. Синие тучи опрокинулись на землю безудержным ливнем. Из этой бушующей бездны мерцающими огненными шарами, на меня накатывались слова:

Живы еще чады Владыки Земного Мира,

Великого Властителя Велеса,

За Веру, за мощь за Его, радеющие,

Не позабывшие имя Его.

У ветра спросят:

Что вы есть? — рысичи.

Что ваша слава? — в кудрях шелом.

Что ваша воля? — радость в бою.

Что в вашем сердце? — имя Его.

Только теперь я понял, что возвращаюсь…

Я мыл рыбную фабрику. Каустик, щетки, жидкое мыло да две руки — это и весь мой боевой арсенал. Старший рыбмастер придирчив и строг. Мы, кстати, зовем его просто: «рыбкин» или технолог. Так вот, этот рыбкин сует свой прыщавый нос в каждый заплеванный угол. Прошлый раз проверил платком чистоту транспортерной ленты.

— Что за дела, Антон? Договаривались без халявы.

Пришлось уже в третий раз повторять пройденное.

Если честно, таких чистых фабрик никто еще ни разу не видел. Не бывала она такой даже с постройки судна. Я драю ее третий день и знаю что говорю. Обычно пять человек выполняют эту работу за пару часов. И над ними не стоит технолог с платком — запросто могут послать. А я не могу. Карточный долг — это долг чести. Буду пахать обществу на потеху пока не придем в порт. Рыбкин найдет повод. Зол он на меня. Ох, как зол!

Все знают, что они с «дедом» всегда играют «на лапу». То боцмана заставят выпарить бочки из-под соляры, то повара — перекладывать картонную тару, то рефмашиниста — ремонтировать для них автоклав. В общем, привыкли жить хорошо за чужой счет.

Особенно жалко рефа. Обмануть Виктора Аполлоновича — все равно, что обидеть ребенка. Такой это человек. Под личиной бывалого моряка, в нем уживаются природная хитрость, наивность и житейская несостоятельность. Подшутил я как-то над ним. До сих пор стыдно.

Постирал как-то Аполлоныч рыбацкий свитер. Повесил его в сушилке, а сам на подвахту пошел. Четыре камеры выбил, упаковал, ящики в трюм опустил. Я смотрю: подсыхает кольчужка. И черт меня дернул: сходил в прачечную, набрал банку воды, увлажнил постирушку.

После двенадцати, возвращается реф с фабрики. Пошатывается с устатку, но в прачечную по пути завернул.

Голосок у Виктора Апполоновича бабий, визгливый. За километр слышно:

— Да что ж это за дела? Когда же ты, падла, высохнешь?!

Мужики со скамеек попадали, а мне интересно стало: с какого же раза до человека дойдет?

Отобедал рефмашинист, спать завалился. Работа на судне расписана по часам: восемь часов вахты, восемь — подвахты. Не нужно быть Ностардамусом, чтоб предсказать, когда человек покинет каюту.

К пробуждению Аполлоныча, я повторил водные процедуры. Он опять не заметил подвоха. Вопреки ожиданиям, даже не матюкался, а снял с веревки свой свитер, и повесил его сушиться над капом машинного отделения. В потоке горячего воздуха там все высыхает за пять минут.

Ладно, — думаю, — объясним подоступнее: набрал в мойку воды и замочил «кольчужку» ровно на четыре часа.

В назначенный срок, вышел Аполлонович из рефотделения: отмантулил свое на вахте, отнянчил компрессора. Шагает по коридору, открывает машинный кап, а со свитера вода льется ручьями. Он аж остолбенел. А крику, крику-то было! Весь арсенал нехороших слов, что выучил реф за долгую жизнь, он выстрелил в пять минут. А жаловаться на судьбу, пришел почему-то ко мне:

— Вот, не любят меня в экипаже. Не уважают, смеются…

Тут я опять дал маху. Сказал, не подумавши:

— Да ты что, дядя Витя? Как тебя можно не уважать? — просто завидуют. Вот и творят мелкие пакости.

Аполлоныч взглянул на жизнь с другой стороны. Повеселел, но кое-что захотел уточнить:

— Что ж мне завидовать, чай не больше других заколачиваю?

— Умный ты, дядя Витя. Оттого и завидуют. Глупого человека артельщиком разве поставят?

На лице дяди Вити развеялись тучи. Он ушел, раздавшись в плечах, широко шагая по жизни. Через час вернулся обратно:

— Я тут в артелку джинсы американские получил. Хотел для себя оставить, да немного великоваты. В общем, не надо?

И так меня заканудило! Но самое неприятное то, что мои «откровения» Аполлоныч воспринял за божий глас: стал говорить весомо, тоном, приближенным к менторскому. Даже в части азартных игр посчитал себя истиной в последней инстанции. Пару раз попенял деду: дескать, кто ж так мизер играет?! В общем, попал в сети, расставленные самим же собой:

— Ну, покажи как надо!

Присутствовал и я на том избиении. Играют, к примеру, «не брать валетов». Рыбкин ходит под рефа с маленькой карты, а старший механик сидит в засаде. Казалось бы, что тут думать, если ты на второй руке, какой идиот из-под валета с «шелестопера» зайдет?

Один Аполлонович так не считает. Он долго смотрит в глаза технолога: мол, знаю я вас, и кроет тузом — хрясь! Естественно, «получи приз». И пошли причитания:

— Это же надо! Будто бы в карты смотрят! Нахватался, как сучка блох!

Ну, и дальше в таком же плане, а «кинг» это ж не «сека»? Короче, попал Аполлонович: сделали его, как хотели, и пришлось ему работать на дядю в счет личного сна. Я тогда еще затаил справедливое чувство мести.

Время расплаты пришло, когда старший механик ушел в отпуск. — Я «обул» Рыбкина в расписного «кинга» на цифру с двумя нулями. Хотел, подлеца, заставить физически потрудиться: ну, там: покрасить радиорубку или убрать в помещении агрегатной. А потом подумал, подумал… делов там на один чих.

— Давай, — говорю, — Вова, до захода в Кольский залив будешь завтрак мне в постель приносить.

Вот там было кино! Мужики после вахты спать не ложились, чтобы взглянуть на его рожу. Аполлоныч для этого дела даже где-то поднос раздобыл.

Так что счет все равно: один — ноль в мою пользу. Зрителей у меня на порядок меньше. Сильно не досаждают. Некоторые даже сочувствуют. Проиграл-то я глупо: бросил карты на стол и сказал:

— Все мое!

— С чего это ты решил?

— Здесь десять теоретических взяток.

— Ах, теоретических? А вдруг ты с семерки пойдешь?

— Нашел дурака: не пойду!

— Откуда я знаю? — ты уже карты бросил!

Разве этих волков переспоришь? Записали мой выигрыш в минус. А уж как они препирались, на какой ниве меня использовать! В итоге сошлись на фабрике: она, мол, самая грязная.

Первые три часа там было не протолкнуться; даже повар пришел засвидетельствовать почтение. Ну, как ни сказать что-нибудь типа «не умеешь работать головой — работай руками»?! Не каждый, небось, день радист выполняет работу матроса, будучи не на подвахте? Насчет «головы и рук» я слышал не менее пятнадцати раз.