Через пару минут я лежала в сене со связанными за спиной руками, на моих ногах сидел парень, а старик поспешно раздевался. Под вонючим халатом оказалась длинная белая рубаха, а под ней - дряблое, поросшее курчавой седой шерстью тело.

Привычка рыться в чужом подсознании оказалась устойчивой - даже в этот момент поймала себя на едва мерцающей в хаосе отвращения и ужаса мысли: а что он, собственно может? Профессиональное любопытство, смешанное с женским торжеством: чертовски приятно наблюдать бессилие почти взявшего над тобой верх противника!

Старик склонился надо мной и ловким взмахом ножа рассек ткань трусов и остатки бюстгальтера - будто освободил от подарочной ленточки сладчайший приз. Из разинутого от удовольствия рта закапала слюна. Мои глаза зажмурились сами собой, прервав профессиональное наблюдение. И, о Боже! Вырываться и дергаться было бесполезно - по части потенции и хватки этот дикий старик мог дать фору цивилизованному плейбою...

Пыхтение, оханье, омерзительный запах пота, елозанье липкого старого тела - значит, так и выглядит насилие. Парень держал меня за ноги, что ограничивало возможность насильника и подстегивало его возбуждение. Ему и не требовалось разнообразие - натиск и темп, жадное тисканье и укусы - что ещё возьмешь от смиренной жертвы. Когда он затих, хрипя на моей груди, я смачно плюнула в мокрое от пота лицо. И получила удар кулаком в зубы. Кровь из рассеченной губы заполнила рот. Насильник сполз, а парень отпустил мои ноги, дав возможность перевернуться набок и сплюнуть. Рвотные спазмы подступили к горлу.

Тем временем надо мной, содрогающейся от омерзения, разыгралась вполне комедийная ситуация: старик подталкивал парня ко мне, объясняя, видимо, что теперь его очередь, и что если он не последует примеру старика, то значит вообще - не мужчина. Все это было написано на лице мальчишки, ошалевшего от волнения и страха. Он не мог оторвать от меня голодных глаз, судорожно сглатывая слюну. Но даже получив от старика толчок коленом под зад, не решался приступить к делу. Пятился, отмахиваясь руками, и, наконец, что-то резко вскрикнул, показав на свои серые холщовые штаны с темным пятном в паху. Старик схватился за живот, багровея от смеха и тыча пальцем в мокрое пятно. Он даже старался обратить на этот факт мое внимание. Я с некоторым облегчением перевела дух - кажется, оба насильника вышли из строя. И даже сделала попытку просить развязать мне руки, бормоча "плиз" и поворачиваясь спиной... Но они ушли, хлопнув дверью и лязгнув засовами. В мертвой тишине было слышно, как под сеном скребутся, слабо попискивая, мыши. Турки унесли фонарь - темнота казалась непроницаемой, как полная слепота. От бессилия и боли я окаменела и только тут поняла, что наверно свихнулась, или вот-вот окончательно сойду с ума. Все случившееся со мной воем пожарной сирены рванулось в голову, грозя разнести её вдребезги. Еще секунда - и что-то не выдержит, что-то взорвется внутри... Но тело испугалось смерти и сознание благоразумно спряталось за бархатный занавес обморока.

..."Вот так этот вонючий туземец оказался твоим вторым мужчиной, престарелая скромница", - вонзил кто-то злючий и правдивый острый шип в мой воспаленный мозг. - Надо было постараться получить удовольствие, раз уж повезло и обещанное А. Р. Т. совращение так и не состоялось. А он-то, как раз, и должен был стать первым. Я так решила тогда сама - двадцатилетняя дура, убежденная, что все серьезное может произойти у девушки только с тем, единственным мужчиной, который должен стать мужем... А разве мог стать моим мужем кто-то другой?

Новый знакомый Сергей, отгладивший платье и напоивший меня кофе с калорийной булочкой (за которой сбегал, пока я спала), проводил меня домой. Боясь скандала, я затащила его к себе и представила матери. Знала, что при постороннем человеке моя благовоспитанная маман не станет закатывать истерику. Ей понадобилась пара секунд на раздумье и молчаливое разглядывание притихшей за дверью парочки - своей непутевой дочери и её совратителя. А кем ещё мог быть этот увалень, проведший с девушкой ночь?

Губы матери сжались в тонкую бледную полоску, она презрительно вскинула брови, выбирая хлесткую фразу, но вдруг обмякла и распахнула дверь, впуская нас в дом. - Это Сергей. А это моя мама, Зденка Йордановна. - Пробормотала я.

- Можете звать меня Зинаида Егоровна. - Сказала мама и я с удивлением поняла, что гость ей понравился.

Поблагодарив, Сергей отказался от чая, беспокоясь о том, что может опоздать на работу. Уходя, он выманил меня на лестничную клетку и серьезно сказал:

- Слава, у тебя хорошая мать, и сама ты - хорошая девчонка. Я не хочу тебя обманывать... Дело в том, что я - бандит... Ну, был, конечно, до шестнадцати лет. В колонии сидел. По глупости... - Он вздохнул, пожав широченными плечами. - У меня, как говорится, омраченное прошлое. Я не стану тебя беспокоить, но буду очень рад, если ты позвонишь. - Достав из кармана монету, он ловко процарапал свой телефон на зеленой масляной краске среди прочей интереснейшей настенной росписи.

Я позвонила. Мы встретились и скоро я узнала историю дружбы Тайцева и Баташова, графа и хулигана, достойную повести Макаренко.

Они стали неразлучны с седьмого класса, когда семейство Тайцевых возвратилось из Туниса после длительной командировки. Поселились они в старом переулке у Чистых прудов, в необъятной дедовской квартире, а владеющий английским Аркаша был устроен в престижную спецшколу. Все бы хорошо, но тихие улочки терроризировала местная шпана - этакая оголтелая подростковая "мафия".

Они потрошили подвалы, грабили машины, приставали к девчонкам, а когда с гитарами по подъездам и закуткам горланили - мирные жители эту кодлу за версту обходили. Конечно, почти у всех "рядовых" приводы в милицию. А у "паханов" - судимости. Ларик-Косой, кажется, самая гадина у них был, ублюдок, отродье. От крови просто в раж входил. Лет через пять мы узнали, что сел он за групповуху и в тюрьме своими же дружками за беспредел был задушен.

Вот в этом изысканном обществе и проводил время Серый, Сергей Алексеевич Баташов то есть.

Знали ребятки, что в профессорскую квартиру "дипломаты" въехали и Аркашу - пример и доблесть советской молодежи, все время задевали, пакости разные подстраивали. А то скрежетал зубами, но родителям влиятельным не ябедничал. А однажды, один на один, владеющий дзюдо Тайцев здорово отделал самого Ларика. Участь "дипсынка" была предрешена.

Как-то вечером четырнадцатилетний Аркаша шел домой с девушкой. Оба чистенькие и хорошенькие, как с картинки. У девушки юбка-клеш и в руках ландыши. Только они во двор - а тут вся компания, и в самом развеселом настроении. Стали к девушке приставать. Аркаша не сбежал, не струсил, а самому Ларику приемом дзюдо пониже живота двинул. Взвыл Косой. Свинчатка на руке - это дело плевое. А вот заточка - то есть напильник, превращенный в нож - уже не игрушка. И вот тогда в самый последний момент, когда двинулся на безоружного Тайцева, сверкая узким лезвием, озверевший бугай, выскочил Сергей и сбил своего главаря с ног.

Спасенный Аркаша воспылал к Сергею дружескими чувствами и даже в больницу ему передачи носил, когда кодла по приказу Косого отделала Серегу "шутя" - сломала два ребра и челюсть. С тех пор пошел среди банды раскол. Часть зауважала Сергея, сделала его главным, и стали они вроде бы новыми Робин Гудами. Когда на Сергея судимость повесили за грабеж частных автомобилей, тот все твердил, что прокалывал шины и бил стекла только у "ворюг и спекулянтов".

- Е-мое! Юрий Деточкин нашелся! - Сокрушался следователь. - Почему это с Павки Корчагина никто пример не берет - вон какую многосерийную ленту сбацали. Актер Конкин замечательный образ создал - пример для подражания. Так нет! Им не железную дорогу строить, им частный автотранспорт потрошить надо! Рязанова этого надо под статью подвести - уже четвертый у меня такой - благородный, Смоктуновского изображает...

Четыре месяца в колонии произвели на Сергея неожиданный эффект, проявившийся несколько позже. Пока же он стал другом самого Аркаши Тайцева, опекаемым и любимым его семьей. По крайней мере, дедом - восьмидесятилетним полуслепым профессором международного права, имевшего множество трудов и всяких знаков международных почестей. В своем кругу Константин Аверьянович Тайцев считался асом и диссидентом. Сережа, выращенный матерью-одиночкой, работницей пищеблока интерната, прошел в доме Тайцевых весьма полезные "университеты". Аркадий даже удивлялся - что это дед часами с его дружком в своем кабинете просиживает? Требовала душа Сергея хорошей школы, чтобы сделать рывок от инстинктивного, врожденного чувства справедливости и милосердия, к осознанию общественных механизмов, эти чувства формирующих или подавляющих.