– Не хорони мужа раньше времени! У него осталась ещё одна рука, молот держать сможет. Иштван, я наслышан о черном юморе троев, но прошу вас, не пугайте мне народ.

– Хорошо, но лучше сразу представить худшее, чем уповать на чудо.

– Так сотворите его! Чиргун – отличный кузнец, другого такого еще поискать надо. Что вам потребуется?

– Горячая вода и чистые тряпицы, остальное я захватил с собой.

Слуги бросились в дом. Иштван снял с коня сумку и разложил на принесенной ткани блестящие инструменты, кривые иголки и пузырьки. Барон замахал руками, крестьяне подались назад, не спуская глаз с троя и забыв про экзора. Ульрих много раз видел, как врачевали раненых воинов, поэтому, наоборот, больше смотрел на монаха в черном плаще. Тот сидел у злополучного молота, с запястья экзора спускалась цепочка с крестом, заключенным в колесо. Пока монах водил рукой над ратовищем, амулет не двигался, но когда цепочка нависла над обухом – быстро завращался и, как показалось Ульриху, даже загудел. Экзор удовлетворенно кивнул и застыл у наковальни, спрятав цепочку обратно в рукав. Юноша подошел ближе.

– Это значит, что молот зачарован?

– Вы проницательны, виконт, – раздался из-под капюшона глухой голос.

– Теперь вы будете очищать его?

– Если только этого захочет барон, – проговорил экзор и добавил после паузы: – Ему принадлежит молот, а значит и сущность несчастного, заключенная внутри.

– Ага, то есть если вы очищаете какую-нибудь вещь, то вызволенная душа уже переходит к вам?

– Ульрих, что ты там делаешь?! – спросил трой, вытирая руки полотенцем.

– Разговариваю с экзором, – недоуменно отозвался юноша.

– Поехали в замок, я уже закончил. Да и леди Кларисса может тебя хватиться.

Ульрих забрался в седло и пожал плечами. Что нашло на Иштвана? В замке Тронвольда экзоры не появлялись ни разу, юноша видел их издалека в Таггарде, но никогда даже не заговаривал ни с одним. И вот, когда выдался удобный случай познакомиться с таинственным монахом, трой набросился на него, словно он общался с каким-то преступником! Ульрих насупился и пришпорил Звездочку. Гридо бросился догонять молодого господина. Дорога исчезала под копытами, мелькали зеленые пятна деревьев и черные прогалины на снегу. В некоторых уже начала пробиваться молодая трава. Когда впереди показались башни замка, Иштван поравнялся с виконтом.

– Извини меня за мою резкость.

– Я просто хотел поговорить с экзором, а ты меня оборвал.

– И что же ты хотел у него узнать?

– Что они делают с заблудшей душой, когда извлекают её.

– Это и так известно.

– Серьезно?

– Экзоры всегда отвечают, что отпускают душу в свободное плавание, чтобы она смогла обрести новое воплощение.

– Похоже, ты этому не веришь.

– Именно. Экзоры никогда не требуют платы за свою работу, напрашивается вопрос: чем они живут? У них нет владений, способных прокормить, но, тем не менее, любой расплачивается в таверне полновесными форинами, не говорю уж про медяки. Откуда такие богатства?

– Может, они зарабатывают на жизнь как-то по-другому? – предположил юноша.

– Вот-вот, по-другому. Пойми, Уль, мы спасаем души, а не коллекционируем их. Я однажды видел – совершенно случайно! – как экзор спрятал извлеченную сущность в кристалл и тот сразу засветился красным, точно напитанный кровью. Что они делают потом с ними?

– Так ты думаешь, что тут замешаны темные боги?

– Не знаю. Но такой вывод напрашивается сам собой. Ульрих какое-то время молча покачивался в седле и теребил поводья.

– Я об этом не думал, – признался он. – А почему бы не захватить экзора и не допросить его с пристрастием?

– Узнаю решительность Ксанта, – усмехнулся Иштван. – В архивах Троицы я читал про подобные случаи, но ничего хорошего из этого не вышло. Экзоры повторяли одно и тоже пока не умирали под пытками. После Десятилетней войны на них вообще началась охота, но тогда Черные монахи просто исчезли. Как найти бродягу, не имеющего дома? В конце концов, в королевстве накопилось столько больных вещей, что Робург Завоеватель издал эдикт о неприкосновенности экзоров. Не поверишь, но после этого на первый же зов явился монах в неизменном черном плаще, словно и не было многих лет гонений. Мы вынуждены мириться с экзорами, но это не значит, что с ними нужно дружить и вообще разговаривать. Коснувшись грязи один раз, можно не отмыться потом всю жизнь.

По земле протянулись длинные тени, отряд миновал ворота замка. Посреди двора стояла карета – чистая, проверенная и готовая к путешествию. Ульрих слез со Звездочки и бросил поводья Гридо. В комнате матери светилось окно. Долт проверял заступающую на вышки смену, расхаживая перед строем. Дождавшись, когда старшина закончит осмотр, Ульрих подошел ближе.

– Ага, вернулся, – сказал Таль. – А леди Кларисса уже места себе не находит, всё тебя ищет.

– Серьезно? – спросил юноша, отряхивая куртку от пыли.

– Ха, ты аж в лице переменился! Что я тебе говорил, забыл уже? Перестань на мать оглядываться. Леди с обеда наряды примеряет, не знает, что в Таггард надеть, до тебя ей явно дела нет. Служанки с ног сбились, все платья из сундуков повыдергивали. По-моему, Кларисса даже не заметила твоего отсутствия.

– Фух, ну и шуточки у тебя.

– Какие есть. Понравилась лошадка?

– Да. Звездочка удивительная, мне даже не надо её направлять, она сама всё понимает. Слушай, Долт, а что ты знаешь про экзоров?

– Хм, монахи лечат заболевшие вещи, без них пришлось бы туго. Вот, к примеру, свояченица моя. Такие огурцы солит – хрустящие, сочные, один к одному. Сколько жену не просил научиться у сестры, толку никакого. А прошлой осенью поехали к свояченице в гости, так огурцы горькие и мягкие. Что? Почему? Она в слезы, мол, сноровку потеряла, а оказалось, в кадушку призрак умершей бабки вселился и портил засол. Экзора вызвали, раз-два и кадушка вновь чистая. Так что я про них только хорошее сказать могу.

– Погоди-ка, получается, вселяется не душа, а призрак умершего человека?

– А Троица её знает. Кто как говорит. Но мне кажется, душа в кадушку не будет селиться, а вот зловредный призрак – в самый раз.

– Понятно. Ладно, пойду ужинать, что-то я проголодался с дороги.

После ужина Ульрих долго ворочался в постели. Как бы не было удобно седло, спина ныла от скачки, больная нога дергалась, точно на жилах кто играл, перепутав их со струнами. Ох, не готов я еще к длительным переездам верхом, подумал Уль. В карете, да на мягких подушках путешествовать намного удобнее, тут мать права. Провалявшись до полуночи, юноша сдался и затеплил свечу.

– Гридо! Эй, Гридо, спишь что ли?!

– Я тут, сэр, – отозвался слуга с порога и широко зевнул.

– Ууу, соня! У меня спина болит, а он дрыхнет без задних ног.

– Что же сразу не позвали? Зачем терпеть, если я рядом? Сейчас всё поправим, сэр. Ездить нужно начинать потихонечку, – приговаривал Гридо, вонзая железные пальцы в спину виконта. – Помнится, ваш отец как-то тоже с коня упал, когда того стрела поразила, так я милорда за неделю на ноги поставил. Да…

– Врешь, поди, – прокряхтел Уль. – Не может Ксант Тронвольд свалиться с коня, не помню я такого.

– Вы тогда маленький были, конечно, не помните. Трой Олген меня крепко научил тело мять, чтобы каждая жилочка покоилась свободно, каждая косточка лежала правильно. Большого ума человек, да…

– Чего же ты с ним в Таггард не уехал?

– Да как же я вас брошу? Если бы милорд даже не приказывал, я всё равно бы остался.

– Ладно, заканчивай уже меня мучить, отпустило вроде.

– Спокойной ночи, сэр. Если что, зовите сразу.

Гридо вышел, плотно притворив за собой дверь. Огонек свечи затрепетал и потух. Ульрих расслабленно лежал на кровати, чувствуя приятное тепло во всем теле. Мысли возвращались к монаху в черном плаще. Что же они всё-таки делают с извлеченными душами? Что вообще можно сделать с бессмертным началом человека? Или всё же вещи населяют призраки, жалкие подобия некогда живших людей? Ответы можно услышать единственно от экзора и желательно встретиться с ним без посторонних глаз, чтобы получилась доверительная беседа. Ульриху показалось, что Черный монах хотел сказать ему сегодня что-то важное, если бы только трой Иштван не перебил его! Через приоткрытое окно доносилось фырканье лошадей на конюшне, бормотание лучников на стене, где-то поскуливал пёс. В камине чуть слышно потрескивали поленья. Размышляя, юноша почувствовал, как слипаются глаза. Силуэт темной фигуры в надвинутом капюшоне истончался, превращаясь в размытое пятно. Ульрих повернулся на бок и уже почти заснул, когда в сознание набатным колоколом ворвался крик: